Тайна совещательной комнаты - Никитинский Леонид

— В деле нет, — сказал Лудов, потирая запястья, на которых еще видны были следы наручников, — И не вы должны были с этим прийти, вы же угрозыск.

— Ну видишь, а пришел я. У тех, кому ты этот месседж, видимо, адресовал, была мысль вообще тебя в камеру к петухам отправить. Но я еще подумаю.

— А почему я вам должен верить? — спросил Лудов.

— А потому ты мне должен поверить, что как раз я, убойный отдел, в твоей смерти никак не заинтересован. Сам прикинь. Это они тебя могут за такую информацию и придушить, а я для себя разобраться хочу. И по каким камерам ты пойдешь, это тоже от меня, в первую очередь, зависит. Это все-таки наша тюрьма, а не застенки какие-нибудь, и тут зря никого прессовать не будут. А я, может, завтра, в свой законный ментовской выходной, еще и в Тудоев съезжу, к Коле Науменко. Ты ж, наверное, помнишь такого?

— Помню, — настороженно сказал Лудов, — Встречались.

— Ну так он теперь хозяин того завода в Тудоеве и всего, что там осталось. А мы с ним вместе воевали, между прочим, в Чечне. Так что рассказывай, китаевед. В этом кабинете нас не слушают, это наша тюрьма, ментовская.

— Хорошо, — сказал Лудов, еще раз внимательно посмотрев на него. Только я боюсь вас огорчить, подполковник. Потому что из этой истории с компакт-дисками как раз вытекает, что Пономарев должен был меня убить, а не наоборот. Но вместо этого они меня посадили и, похоже, надолго. Я вам еще на Петровке собирался все объяснить, но вы меня кинули с вашим обещанием освободить под залог.

— А как ты думал, с убийцами-то? — сказал Тульский. — Ну что ж, объясни теперь. Может, я в чем-то и был неправ. Я слушаю.

— Дело в том, что я же еще и ученый, и дипломат, — сказал Лудов. — Я полез в этот бизнес, чего не следовало делать по дао, но я же всегда рассчитывал остаться ученым, и мне важна была репутация. Мне, в общем, и сейчас нравится быть порядочным человеком, если вы в состоянии это понять, подполковник. Поэтому я с самого начала был против воровства интеллектуальной собственности. Там я вообще не в игре, я занимался с Пономаревым и всей этой шайкой только «Панасониками», хотя про компакт-диски тоже, разумеется, кое-что знал. Конфликт начался гораздо раньше, чем таможня по чьей-то наводке задержала партию «Панасоников» во Владивостоке, где они всегда проходили чисто, все об этом знали, и все с этого кормились. Конфликт начался, когда я стал им говорить, что хватит уже воровать программы Билла Гейтса и всякое западное кино, нас все равно должны были накрыть рано или поздно, я, по крайней мере, тогда так думал. Они боялись, что я их сдам по своим дипломатическим каналам — дипломаты к пиратству на сидиромах относятся непримиримо. Вот их мотив. А для чего мне-то было убивать Пономарева, я так и не понял. Думаю, он живехонек…

Тульский слушал его очень внимательно и даже позволял себе встать на точку зрения подсудимого, в пользу которого говорило и то, что Кириченко, которому Лудов, наверное, в самом деле все это рассказывал, чтобы оправдаться по убийству, никогда ни словом об этом не обмолвился с ним, Тульским. Но труп? Но экспертиза по зубам? Правда, для Пономарева с его биографией зубы были какие-то странные. Мелькнула ведь у него такая мысль, когда он читал экспертизу, но он эту мысль сразу отогнал. Неужели просто дал себя убедить? Ай, Майор-разведчик Тульский! Но что есть истина? И кому она нужна?

— Подполковник, а подполковник?.. Вы что, вчера плохо спали?

— Да нет, все-таки это все слишком сложно, — сказал Тульский, возвращаясь от своих не самых приятных размышлений на твердую почву реальности, — Никому это не нужно так сложно городить. И куда тогда делся Пономарев?

— Сейчас не знаю, — сказал китаевед, — земля, она большая.

— А если чуть раньше? — мягко нажал Тульский, чутьем опытного оперативника угадывая, что Лудов знает и что-то более конкретное. Хотя, в сущности, ему это было совершенно не нужно, он же был убойный отдел, не экономический.

— А если бы и знал, не сказал, — Лудов сложил руки на груди, сидя на прибитой к полу табуретке и тоже умея угадать настроение оперативника, — Вы же все равно не будете искать, да и не сможете. Слишком сложно все это и опасно.

Он все же не удержался и взглянул на Тульского с надеждой: а вдруг возразит? Но тот не возражал. На душе у него, конечно, кошки скребли, и совесть грузить лишним грузом не хотелось, а хотелось выпить водки. Но для этого удобнее было никакого якобы живого Пономарева не искать, тем более что китаевед на этом уже и не настаивал. Не то чтобы Тульский пришел к такому выводу логическим путем, а просто так сложилось, и не надо никому лишних неприятностей, и, кроме водки, не надо уже больше ничего.