Последний дон - Пьюзо Марио

Не обращая на это внимания, Афина обняла дочь еще крепче.

Они затеяли пикник у озера в лесочке неподалеку. Афина собрала корзинку с провизией.

Во время короткой поездки, пока Афина вела машину, Бетани сидела между ними. Афина часто откидывала волосы Бетани со лба и гладила ее по щеке, а та безотрывно смотрела прямо перед собой.

Кросс думал о том, как в конце дня он с Афиной вернется в Малибу и будет заниматься с ней любовью. Воображал ее обнаженное тело в постели и себя, стоящего над ней.

И вдруг Бетани заговорила, обращаясь к нему. До сей поры она ни разу не признавала его существования. Поглядев на него невыразительными зелеными глазами, она вымолвила:

– Ты кто?

Ответила Афина, и голос ее был безупречен, будто Бетани задала самый естественный на свете вопрос.

– Его зовут Кросс, он мой лучший друг.

Бетани, словно не услышав ответа, снова замкнулась в своей скорлупе.

Афина остановила машину в нескольких ярдах от сверкающего озера, приютившегося в лесу, – крохотный голубой драгоценный камень на обширном зеленом полотне. Кросс взял корзинку с едой, Афина расстелила на траве красную скатерть и разложила хрустящие зеленые салфетки, вилки и ложки. Вышитые на скатерти музыкальные инструменты привлекли внимание Бетани. Затем Афина разложила груду разнообразных сандвичей, расставила стеклянные миски с картофельным салатом и нарезанными фруктами. Потом тарелку пирожных, истекающих кремом. И тарелочку с жареной курицей. Готовила все это она с безупречным мастерством официанта, потому что Бетани любила поесть.

Вернувшись к машине, Кросс достал из багажника коробку содовой воды и принес ее к столу. В корзинке были стаканы, и Кросс налил всем воды. Афина протянула свой стакан Бетани, но та отстранила ее руку, наблюдая за Кроссом.

Кросс посмотрел девочке прямо в глаза. Лицо ребенка хранило совершеннейшую неподвижность, словно маска, но глаза ее теперь ожили. Она словно застряла в некой тайной пещере, где сгорает на медленном огне, но не может позвать на помощь, потому что обожженная кожа не перенесла бы даже легчайшего прикосновения.

Пока они ели, Афина приняла на себя роль бесчувственной болтушки, пытаясь рассмешить Бетани. Кросс изумлялся тому, насколько мастерски она держалась, тараторя без умолку, подчеркнуто занудно и однообразно, словно аутистическое поведение ее ребенка – совершенно естественная вещь, относясь к Бетани, как к подружке-сплетнице, хотя девочка ни разу не отозвалась ни звуком. Афина импровизировала вдохновенный монолог, чтобы смягчить собственную боль.

Наконец настало время десерта. Развернув одно из пирожных с кремом, Афина протянула его Бетани, но та отвергла его. Тогда Афина предложила еще одно пирожное Кроссу, однако и тот покачал головой. Он начал сильно нервничать, потому что было совершенно очевидно, что Бетани сердится на мать, хотя и поглотила невероятное количество пищи. Афина тоже явно почувствовала это.

Афина ела пирожное, с энтузиазмом восклицая о том, какое оно вкусное. Развернула еще два и положила их перед Бетани. Вообще-то девочка любила сладости. Бетани взяла пирожные со скатерти и положила их на траву. Через пару минут они покрылись насекомыми. Тогда Бетани подняла оба пирожных и сунула одно в рот. Второе протянула Кроссу. Без малейших колебаний Кросс последовал ее примеру. По небу и деснам распространилось щекочущее, покалывающее ощущение. Он быстро отхлебнул немного содовой, чтобы прополоскать рот. Бетани поглядела на Афину.

Та напустила на себя сосредоточенный вид, словно актриса, собирающаяся сыграть трудную сцену, потом рассмеялась удивительно заразительным смехом и хлопнула в ладоши.

– Я же говорила тебе, что они вкусные!

Развернула еще одно пирожное, но Бетани отвергла его, и Кросс тоже. Бросив пирожное на траву, Афина взяла свою салфетку и утерла Бетани рот, а потом точно так же поступила с Кроссом. Казалось, она наслаждается происходящим.

По пути обратно в госпиталь Афина обращалась к Кроссу с такими же интонациями, какие пускала в ход с Бетани, будто и он тоже аутист. Внимательно понаблюдав за ней, Бетани повернулась, чтобы рассмотреть Кросса.

Когда они высаживали ребенка в больнице, Бетани на мгновение взяла Кросса за руку.

– Ты красивый, – сказала она. Но когда Кросс попытался поцеловать ее на прощание, девочка лишь отвернулась и побежала прочь.

По дороге обратно в Малибу Афина возбужденно проговорила:

– Она отреагировала на тебя, это очень добрый знак.

– Потому что я красивый, – сухо отозвался Кросс.

– Нет, потому что ты можешь есть насекомых. Я не менее красива, чем ты, а меня она ненавидит… – Афина радостно улыбнулась, и, как всегда, у Кросса от ее красоты закружилась голова, а в душе всколыхнулась тревога.

– Она думает, что ты такой же, как она, – промолвила Афина. – Она думает, что ты аутист.

Восхищенный этой идеей, Кросс рассмеялся.

– Может, она и права. Может, тебе следует отправить меня в больницу вместе с нею.

– Нет, – улыбнулась Афина. – Тогда я не смогу получить доступ к твоему телу, когда захочу. Кроме того, я собираюсь забрать ее оттуда, когда окончу “Мессалину”.

Они подкатили к дому Афины в Малибу, и Кросс вышел вместе с ней. Они планировали, что он переночует здесь. К этому времени он уже научился понимать Афину: чем больше она встревожена, тем жизнерадостней себя ведет.

– Если ты расстроена, я могу вернуться в Вегас, – предложил он.

Теперь Афина опечалилась. Кросс гадал, какой он любит ее больше – когда она естественно-жизнерадостна, когда строга и сурова или когда грустит. Ее лицо менялось с невероятным волшебством, заставлявшим его всякий раз ловить себя на том, что разделяет ее чувства.

– У тебя был ужасный день, и ты должен получить свое вознаграждение, – ласково проговорила Афина. В ее голосе не было ни малейшей издевки, но Кросс понял, что издевка заключается в ее красоте, Афина знает, что колдовство красоты – фальшь.

– День был вовсе и не ужасный, – возразил Кросс, ни капельки не покривив душой. Радость, которую он чувствовал в этот день, когда все трое уединились у озера в лесу, напомнила Кроссу его собственное детство.

– Ты съел муравьев вместе с пирожным… – печально проронила Афина.

– Они были не такие уж невкусные. Может ли Бетани поправиться?

– Не знаю, но собираюсь выяснять, пока не узнаю наверняка. Мне предстоят долгие выходные, когда не надо будет сниматься в “Мессалине”. Я собираюсь полететь с Бетани во Францию. В Париже есть великий доктор, и я хочу сдать ее для очередного обследования.

– А если он скажет, что надежды нет? – поинтересовался Кросс.

– Быть может, я ему не поверю. Это не важно. Я люблю ее. Я буду о ней заботиться.

– Во веки вечные?

– Да! – Афина хлопнула в ладоши, и ее зеленые глаза засияли. – А пока что давай немного позабавимся. Давай позаботимся о себе. Поднимемся наверх, примем душ и запрыгнем в постельку. Будем долгими часами страстно заниматься любовью. Потом я приготовлю для нас полночный ужин.

Кроссу показалось, что он снова стал ребенком, просыпающимся утром и знающим, что впереди день удовольствий: приготовленный матерью завтрак, игры с друзьями, поездки на охоту с отцом, а потом ужин в семейном кругу – Клавдия, Налин и Пиппи. После этого игра в карты. Чувство совершеннейшей невинности. Ему предстояли любовные утехи с Афиной в сумерках, любование с балкона солнцем, исчезающим в Тихом океане, небеса, раскрашенные в дивные алые и розовые тона, прикосновение ее теплой ладони и шелковой кожи. Ее прекрасное лицо и губы, которые можно целовать. Кросс улыбнулся и повел ее вверх по лестнице.

В спальне звонил телефон, и Афина бегом опередила Кросса, чтобы снять трубку. Потом прикрыла микрофон ладонью и напуганным голосом сообщила:

– Это тебя. Мужчина по имени Джорджио. – Кроссу еще ни разу не звонили к ней домой.

“Какая-то беда”, – подумал Кросс и сделал то, на что считал себя неспособным: тряхнул головой.

– Его здесь нет… – сказала Афина в микрофон. – Да, я попрошу его позвонить вам, когда придет. – Повесив трубку, она спросила: – Кто такой Джорджио?

– Родственник, – ответил Кросс. Он был ошеломлен собственным поступком и мотивами, толкнувшими его на такое: просто он не хотел отказаться от ночи с Афиной. Прискорбное преступление. Затем принялся ломать голову, откуда Джорджио узнал, что Кросс здесь, и чего Джорджио хотел. “Наверно, что-нибудь важное, – подумал он, – но все равно дело может обождать и до утра”. Больше всего на свете он жаждал часов близости с Афиной.

То был момент, которого они ждали весь день, всю неделю; сбросив одежду, они вместе приняли душ. Кросс, не удержавшись, обнял ее. Их тела все еще покрывал пот после пикника. Потом Афина стряхнула его руки и повела под струи воды.

Они вытерли друг друга большими розовыми полотенцами и, завернувшись в них, постояли на балконе, наблюдая, как солнце мало-помалу скрывается за горизонтом. Потом зашли в дом и легли в постель.