Чему не бывать, тому не бывать - Хольт Анне

Никакого эффекта: Тронд Арнесен сидел с полуоткрытым ртом, широко расставленными коленями и покачивающимися руками.

— Естественно, не самой дешевой, — сказал Ингвар. — Но этого ты, конечно, тоже не мог знать, потому что наверняка никогда ему не платил.

Тронд снова никак не отреагировал. Сидел без движения, даже руки перестали шевелиться. Только подергивание век выдавало его внимание к происходящему. В тесной комнате для допросов слышались только ровное дыхание Ингвара и шум вентиляционной системы.

— Тебе не стоило писать эти письма, — тихо и яростно, сам не понимая, на что злится, сказал Ингвар. — Если б не они, сидел бы сейчас дома. Мы бы тебе сочувствовали. Рано или поздно к тебе вернулось бы желание жить. Ты молодой. Но тебе обязательно нужно было написать эти письма. Не очень-то умно, Тронд.

Я злюсь на него, подумал Ингвар, вынимая алюминиевый футлярчик с сигарой из нагрудного кармана, за мое разочарование. Почему я разочарован? Потому что он врал? Потому что у него были тайны? Но ведь все врут. У всех есть тайны. Нет ни одного человека, в жизни которого не было бы тайного позора, который был бы ничем не запятнан. Я наказываю его не за отсутствие нравственных принципов, для этого я слишком многое видел и слишком многое понял. Я наказываю его за то, что дал себя обмануть. Один раз я решил поверить. Мошенничество, уклончивость и вранье — моя работа. Но в этом парне что-то было. Что-то наивное. Настоящее. Но я ошибся, и наказываю его за это.

Он приоткрыл футляр и понюхал сигару.

Тронд медленно выпрямился на стуле. Глаза были полны слез. Тонкая струйка слюны свисала из левого уголка рта. Он судорожно хватал ртом воздух.

— Я никогда не платил, — прохныкал он, пряча лицо в ладонях. — И не знал, что он берет деньги у других. Я не думал, что у него есть кто-то... кроме меня.

Потом он расплакался. Ничто не могло его утешить: ни осторожная рука Ингвара, похлопывающая его по плечу, ни материнские объятия, когда его испуганная мать через полчаса появилась в участке, ни неловкие мальчишеские объятия брата, помогавшего Тронду сесть на заднее сиденье машины.

— Он давно совершеннолетний, — ответил Ингвар на многочисленные вопросы матери. — Спросите у него самого, в чем дело.

— Но... вы должны сказать... он... это он?..

— Тронд не убивал Вибекке. Можете мне поверить. Он не очень хорошо себя чувствует. Позаботьтесь о нем.

Ингвар продолжал стоять на парковке еще долго после того, как задние фонари на машине Борда Арнесена исчезли вдали. Он вышел без пальто, похолодало, пошел снег. Он молча стоял, не отвечая даже кивками тем, кто выходил из здания и, попрощавшись с ним, усаживался в машину, чтобы ехать домой, к своим семьям, к своим собственным странностям.

В такие моменты он вспоминал о том, как юношеский пыл, с которым он поначалу относился к работе, постепенно исчезал и со временем превратился в приглушенное и возникающее все реже чувство удовлетворения. Он продолжал считать свое дело очень важным. Работа по-прежнему ставила перед ним ежедневные задачи. Он получал проценты со своего большого опыта и понимал, насколько он ценен. Его интуиция с годами работала все лучше. Ингвар Стюбё был из породы старых добрых борцов за правду и справедливость и знал, что никогда не смог бы работать нигде, кроме полиции. И все-таки, когда он теперь раскрывал дело, то не чувствовал больше никакого триумфа, никакой ошеломляющей радости, как бывало в молодые годы.

С возрастом становилось все сложнее мириться с тем, что любое расследование неизбежно сопровождают разочарования и разрушение чужих жизней. Он раскрывал тайны, делал всеобщим достоянием скрытые страницы человеческих судеб, тщательно спрятанные в забытых шкафах.

Следующим летом Ингвару Стюбё исполнится пятьдесят. Двадцать восемь из них он работал полицейским и знал, что Тронд Арнесен не виновен в убийстве своей невесты. За эти годы Ингвар встречал много Трондов Арнесенов, с их слабостями и ложью, обычных людей, которым не посчастливилось, потому что все потаенные уголки их жизни внезапно осветил свет безжалостной правды.

Тронд Арнесен врал, когда ему угрожали, и был уклончив, когда надеялся, что это ему поможет. Он был таким же, как большинство людей.

Снег пошел сильнее, мороз усиливался.

Ингвар думал о том, как хорошо стоять без шапки и пальто под снегом сырой зимой.

Как хорошо замерзать.

Кари Мундаль, бывшая первая леди партии, помедлила немного, любуясь фасадом, прежде чем подняться по каменным ступенькам. Она гордилась штабом партии. В противоположность своему мужу, который считал, что станет ненужным и нелепым старичком, если не будет держаться на расстоянии, фру Мундаль заходила сюда несколько раз в неделю. Как правило, она приходила без какой-нибудь конкретной цели, часто только для того, чтобы оставить пакеты после походов по магазинам в центре Осло. И каждый раз останавливалась на несколько секунд и любовалась отреставрированным фасадом. Она радовалась всем деталям: карнизам вдоль каждого этажа, фигурам святых в нишах над окнами. Особенно ей нравился Иоанн Креститель, который стоял у самой двери и косился в ее сторону; в руках у святого был ягненок — как живой. Кари отдышалась, повернула дверную ручку и вошла внутрь.