Лунатик исчезает в полночь - Донцова Дарья

— Если день не занят и я буду находиться в Москве, то с удовольствием, — ответила я.

— Супер! — обрадовалась собеседница. — Церемония назначена на двадцать седьмое сентября.

— Отлично, я совершенно свободна, — обрадовалась я.

— Ооо! Как нам повезло! А у вас есть всякие украшения для волос? Цветочки, обручи, гребеночки…

— Конечно, — заверила я, — три чемодана.

— Вот счастье! Вау! — прямо-таки завизжала Угарова. — Я должна предупредить: жених у нас черный, а невеста беленькая.

— Хорошо, что сказали, для африканцев нужны особые укладочные средства, у них структура волос другая, — заметила я.

Катя захихикала.

— Черный как уголь! Бешеный красавец!

— Кудрявый? — уточнила я.

— Не-а, — ответила заказчица, — совсем не кучерявится.

— Ладно, захвачу нужное, — пообещала я. — Хотите, сделаю примерку прически?

— Ну… нет, — после небольшой паузы отвергла мое предложение Екатерина.

— Это входит в стоимость, — быстро уточнила я. — Лучше все же заранее продумать прическу, чтобы в торжественный день ничего не переделывать. Невеста всегда нервничает, не надо ей лишних поводов для стресса.

— Обойдемся, — отказалась собеседница. — Я еще позвоню, но вы сразу забейте двадцать седьмое.

— Непременно, — пообещала я. — А вы пришлите адрес, где мне придется работать.

— Сейчас сделаю, — откликнулась Катя.

Через секунду трубка пискнула, я открыла сообщение — Угарова отправила мне схему проезда. Торжество устраивали в загородном доме, неподалеку от Москвы.

Трубка снова ожила. Подумав, что Екатерина хочет сделать какое-то уточнение, и не посмотрев на экран, я ответила:

— Слушаю.

— Козлова? — проскрипел странный голос.

— Да.

— Я знаю, что ты сделала!

— Кто это? — удивилась я.

— Твой лучший друг Фердинанд.

— Вы неправильно набрали номер. Я Козлова, но, очевидно, не та, которая вам нужна. До свидания.

— Степанида, есть разговор!

Я села на лавочку у дома.

— У меня нет приятеля по имени Фердинанд.

— Теперь есть.

— Перезвоните позднее, сейчас я занята.

— Нет, Козлова, ради меня ты отложишь любые дела.

Я нажала на экран, разрывая связь.

Телефонные хулиганы существовали во все времена. В восемь лет я со своими подружками тоже развлекалась подобным образом. Например, мы набирали первый попавшийся номер и спрашивали: «Фургон для мебели заказывали?» Как правило, человек на другом конце провода отвечал: «Нет». Мы и говорили: «А он все равно приедет и ваш диван на помойку увезет». Мой телефонный номер растиражирован среди большого количества людей, и кто-то из них, явно не выйдя из детского возраста, решил позабавиться.

Трубка снова зазвонила, но на сей раз я посмотрела на дисплей. Аноним. Понятно, меня разыскивает мой начальник месье Франсуа Арни. Француз скрывает свой номер, потому что его постоянно атакуют журналисты вкупе с сумасшедшими родителями, желающими, чтобы их дети стали топ-моделями и приносили в семью деньги в чехлах для гаубиц. Одна из таких мамочек недавно сумела-таки разыскать Арни и спела ему замечательную песню:

— Моя дочь красивее утренней зари! Народ на улицах столбенеет при виде ее!

У нас тогда готовилось большое дефиле, и босс решил взглянуть на девочку, договорился о встрече. Но предупредил мать:

— С моделями моложе шестнадцати лет «Бак» не работает.

— Ребенок уже справил эту дату, — ответила та.

Я как раз сидела в офисе, когда появилась претендентка на участие в показе. Ну да, любящая мамуля не соврала, ее «ребенок» закончил школу. Но — лет эдак двадцать пять назад. И люди на улицах наверняка впадают в ступор при взгляде на сорокалетнюю невысокую, зато девяностокилограммовую тетку с крашенными в ярко-розовый цвет волосами, с кольцом в губе, «гвоздем» в носу и татуировкой в виде разноцветной змеи на начинающей увядать шее.

Мы потом больше часа выпихивали из кабинета мать с дочкой, ушли они только после того, как я пригрозила вызвать охрану. Теперь понимаете, почему Франсуа скрыл свой номер и отвечает только тем, кто есть в его телефонный книге? Остальные желающие поболтать с Арни обрывают мой телефон. Даже став членом совета директоров «Бака» и ведущим стилистом, я не перестала быть помощницей Арни, на всех показах мы работаем вместе, однако теперь я таскаю два здоровенных чемодана с кистями, два огромных набора декоративной косметики плюс минеральную воду для Франсуа, потому что он скорее умрет, чем попьет из кулера. На время моего отпуска к французу прикрепили Машу Фирсову. Она милая, старательная, не болтливая, но Франсуа уже сто раз звонил мне и ныл:

— Степа, когда ты вернешься на работу? Я испытываю без тебя стресс, неудобство, дискомфорт. Хватит бездельничать.

Вчера текст изменился, Арни простонал:

— Козлик, из-за твоего отсутствия я заработал язву, грыжу позвоночника и тяжелую депрессию. Умоляю, вернись! Представляешь, Мария утром принесла мне кофе с сахаром и сливками. Оцени кошмар — кофе с сахаром и сливками!

— Действительно ужасно, — сдерживая смех, ответила я, — все знают, что ты пьешь кофе с лимоном. Понимаю, тебе без меня неудобно, но…

— Неудобно? Неудобно?! Да мне без тебя, как… как… Как ты будешь себя чувствовать, если тебе отрежут одно ухо? — взвился Арни и отсоединился.

Сейчас, решив, что звонит именно шеф, я нажала на экран со словами:

— Левое ухо господина Франсуа Арни на проводе. Но прежде чем начать беседу, ухо хочет напомнить: оно временно ушло в законный отпуск.

Однако из телефона раздался не знакомый тенор босса, а снова странный скрипучий голос, произнесший имя:

— Татьяна Морозова.

— Кто это? — не поняла я. — Что вам надо?

— Таня Морозова, ученица одиннадцатого класса. Помнишь ее?

Я молчала. По моей спине пробежал озноб, ноги стали ватными, перед глазами замелькали серые пятна.

— Значит, не забыла, — не смог скрыть радость человек, назвавшийся Фердинандом. — Да уж, трудно выбросить из головы мысли о той, кого убила.

— Вранье! — возмутилась я. — Ни малейшего отношения к смерти Тани я не имею!

— Я отправил тебе на почту ролик. Посмотри, послушай. Потом перезвоню, — пообещал собеседник.

Меня зазнобило, к горлу подступила тошнота, захотелось разреветься и, как в детстве, засунуть голову под подушку, чтобы спрятаться от всех. Взять себя в руки оказалось очень трудно, я смогла это сделать только минут через пять и открыла в телефоне почту.

В пришедшем только что послании не было никакого текста, прилагалось видео, которое очень медленно загружалось. Наконец появилось лицо незнакомой пожилой женщины в сером платье. Тетка не пользовалась макияжем, волосы у нее были пережжены химической завивкой, лицо опухшее. Говорила она медленно и явно читала текст по бумажке, потому что ее глаза мерно двигались слева направо: «Меня зовут Клавдия Васильевна Охрименко, тысяча девятьсот сорок девятого года рождения, проживаю в Москве по адресу…» На секунду меня охватила паника, я словно оглохла. Название улицы, номер дома и квартиры я услышала словно сквозь вату, но потом обруч, сдавивший виски и лоб, исчез, слух восстановился, а Охрименко продолжала: «Я была допрошена следователем Леонидом Георгиевичем Потапенковым по делу об убийстве Татьяны Морозовой. Во время допроса я дала ложные показания. Сообщила тогда, что двадцать шестого мая в мой магазин, расположенный на железнодорожной станции Васькино, пришли две девочки — Степанида Козлова и Алла Булкина. Я запомнила их потому, что они, купив мороженое, остановились у стойки с журналами, начали дурачиться и корчить рожи перед зеркалом на стене. Алла Булкина сказала: «Степа, ты страшная, как жуть, и жирная. Зачем пломбир жрешь?» Вторая школьница обиделась и толкнула первую, та попятилась, налетела на стоящий у окна стенд с газетами, упала спиной на него, а железная конструкция рухнула на витрину и разбила ее. Я хотела вызвать милицию, но хулиганки упросили меня не делать этого. Алла Булкина поехала к родителям за деньгами, а Степанида Козлова осталась сидеть в подсобном помещении, из которого невозможно выйти незаметно. Через несколько часов примчалась Ирина Федоровна, мать Булкиной, и отдала деньги за разбитую витрину и испорченный товар. На допросе у следователя я рассказала эту историю, уточнив: «Козлова и Булкина в пятнадцать часов совершили в моей торговой точке акт вандализма». Но это ложь. Школьницы никогда не появлялись в магазине, дело было так. Вечером двадцать шестого мая ко мне приехала Ирина Федоровна Булкина и пообещала большую сумму денег, если я предоставлю ее дочери и однокласснице Аллы алиби, и я согласилась. А сейчас официально заявляю: ни Булкину, ни Козлову я никогда не видела. Они не покупали двадцать шестого мая в пятнадцать ноль-ноль мороженое, не били стекло. Я опознала учениц в милиции, потому что Ирина Федоровна дала мне их фото и велела запомнить лица. Окно павильона в тот день разбил Семен Тупиков, местный пьяница. Он просил в долг водку, услышал от меня отказ и швырнул в витрину кирпич. Историю с дракой девочек придумала мать Булкиной, когда увидела пустую раму. Мне стыдно за лжесвидетельство. Прошу меня простить».