Лунатик исчезает в полночь - Донцова Дарья

— Думаете, балетки необходимы?

— Конечно, но лучше лодочки на небольшом каблучке, три-четыре сантиметра.

— И как я не подумала про обувь? У нас же ее совсем нет. Помчалась искать! — взвизгнула Екатерина и отсоединилась.

— С кем ты беседовала? — полюбопытствовала Белка.

— С офигевшей от подготовки свадьбы матерью невесты, — усмехнулась я. — Она мне постоянно звонит, совсем голову потеряла.

— Посмотрю, какой ты будешь перед походом в загс, — рассмеялась бабуля.

— Ну уж нет, — отрезала я, — не собираюсь замуж.

По счастливому стечению обстоятельств, улица со странным названием Зеленые кирпичи была расположена совсем неподалеку от того места, где я живу. Но когда я отправилась в путь, мне пришлось около часа кружить по улочкам с односторонним движением. Дом тридцать три оказался старой серой башней, на его углу висела табличка «Корпус 33». Я вошла в подъезд и наткнулась на старушку, сидевшую за столом и читавшую книгу Смоляковой. Услышав скрип двери, лифтерша оторвалась от детектива, подняла взгляд и ахнула:

— Людмила…

— Добрый день, — откликнулась я. — Вы ошиблись, меня зовут Степанида Козлова.

— Тогда я Пушкин, — сердито сказала консьержка.

— Вы совсем не похожи на Александра Сергеевича, — улыбнулась я, — поэт носил густые бакенбарды.

— Она еще и насмехается! — возмутилась бабуля. — Решила, что время прошло и о тебе тут все забыли? Мать Сережи по-прежнему в пятнадцатой живет, хочешь, кликну ее. Она после смерти сына из квартиры почти не выходит. Поговоришь с ней про бакенбарды.

Я подошла к столу, вынула из сумочки рабочее удостоверение, положила его перед лифтершей и попросила:

— Загляните в документ и увидите, что я — Степанида Козлова.

Но старушка не стала любезней.

— Да ты чего хочешь сопрешь, в том числе и удостоверение! Довела отчима и мать до смерти, хорошо им за добро и ласку отплатила.

— Простите, как вас зовут? — осведомилась я.

Лифтерша всплеснула руками.

— Ну ты и актриса! Правильно покойная Инна сказала как-то мне: «У Милы дар изображать кого угодно, ей надо в театральное училище поступать».

— Пожалуйста, присмотритесь ко мне. Тогда поймете, что мы с Людмилой просто очень похожи, — попросила я. — Вижу вас впервые.

Бабулька открыла ящик стола, вытащила из него другие очки, водрузила их на нос вместо прежних, уставилась на меня и через некоторое время признала:

— Глаза другие. И нос тоже. Правда, ты не Мила. Но похожи вы здорово. Не повезло тебе!

— Как мне к вам обращаться? — спросила я.

— Все зовут меня бабой Ниной, — представилась старушка. — Или Ниной Петровной.

Я хотела задать следующий вопрос, но тут раздался скрежет, разъехались двери лифта, из него вышла седая женщина, одетая, несмотря на теплую погоду, в пальто, шапку и сапоги. Моя собеседница неожиданно резко вскочила, бросилась к жиличке, бесцеремонно впихнула ее назад в кабину и быстро заговорила:

— Ох, Валентина Ивановна, спуститесь минуточек через пять. Ступеньки перед подъездом чинили, грязь там по колено, но уже убирают. Не дай бог запачкаетесь, не отчиститесь, цементная пыль въедливая, испортите обувь.

— Спасибо, Нина Петровна, — прошелестела незнакомка. — Можете мне позвонить, когда порядок наведут?

— Конечно, — заверила консьержка, — не сомневайтесь, как только, так сразу. Давайте кнопочку нажму…

Створки лифта стали медленно сдвигаться, бабуля успела выдернуть руку. Кабина со скрипом поползла вверх.

— Фу… — выдохнула баба Нина. — Валентина после похорон Сергея на улицу редко выглядывает, за продуктами меня просит сходить. Она только на кладбище ездит. Каждую неделю в четверг на погост рулит, остальные дни дома безвылазно сидит. А сегодня неожиданно выползла, словно ей черт про твой приезд подсказал. Валя бы в обморок упала, увидев Людмилу… то есть тебя. Ну-ка, пошли!

Консьержка схватила меня за руку, завела за лифт, я увидела дверь с номером один. Нина Петровна, отперев ее, приказала:

— Входи, туфли снимай, садись на кухне, я скоро приду.

Я вошла в прихожую, и консьержка быстро захлопнула створку. До моего слуха долетел характерный звук — хозяйка заперла замок.

Вернулась баба Нина минут через десять.

— Чай будешь?

— Спасибо, нет, — отказалась я. — Пришла, чтобы поговорить с Людмилой. Не знаете, где она сейчас живет?

— Понятия не имею и иметь не хочу, — нахмурилась старушка. — Зачем тебе эта пакостница?

— Несколько лет назад я лишилась паспорта, его украли в магазине, — честно ответила я. — Документ непонятным образом попал к Людмиле, она выдает себя за меня, называется Степанидой Козловой. К моей бабушке уже приходила полиция, напугала Изабеллу Константиновну.

Нина Петровна, наливавшая в этот момент в чайник воду из фильтра, замерла. А потом разразилась потоком восклицаний:

— Ах ты господи! Вот ведь я старая квашня, совсем память потеряла! Мне бы сразу сообразить, отчего ты близняшкой Людмилы смотришься! Ты ведь внучка Беллы!

— Вы знаете мою бабушку? — удивилась я. — Откуда?

Баба Нина включила чайник.

— Деточка, не нервничай, сейчас все растолкую. Изабелла сюда приехала после того, как Людмила ее обокрала — утащила у нее то ли часы, то ли кольцо, то ли серьги. Забыла я, какая вещь пропала, но точно помню, что дорогая и памятная для хозяйки, вроде покойным мужем подаренная.

— Браслет! — подпрыгнула я. — Дедушка был очень искусным ювелиром и обожал свою жену, делал для нее замечательные украшения. Бабушка их до сих пор бережно хранит. В детстве я обожала рассматривать ее золотой запас. Она редко надевала украшения, но одно носила постоянно — браслет с необычными зелеными сапфирами. Он всегда либо находился у нее на запястье, либо в ванной.

Я замолчала.

Браслет… Ну как я могла забыть ту историю? Я была младшеклассницей, когда Белка праздновала свой юбилей. В «Кошмар» приехало много народу. Все меня теребили, целовали, вертели, разглядывали. В конце концов я страшно устала и сбежала в свою комнату, но и туда вскоре ввалились какие-то люди, желавшие посмотреть на внучку именинницы. Тогда я закрылась у бабули в спальне, легла на ее кровать, стала читать книжку. И вдруг услышала, как дверь приоткрывается. Решив, что гости и сюда добрались, я метнулась в санузел, залезла в ванну, задвинула непрозрачные пластиковые створки и затаилась. Не хотела, чтобы меня обнаружили и опять сюсюкать начали. Подумала: если это кто-то чужой, то он поймет, что забрел туда, где посторонним не место, и уйдет, а если бабуля на минуту забежала, я ей на приставучих теток пожалуюсь. О том, что в спальне не Белка, я догадалась, когда гость вошел в ванную — там резко запахло чужими духами, затем раздалось позвякивание. Между пластиковыми створками была щель, я глянула в нее и увидела фигуру в ярко-красном платье. Девушка, стоявшая спиной ко мне, рылась в столике, где Белка держала косметику. Незнакомка взяла бабушкин браслет, положила его в сумочку, на мгновение оглянулась и удалилась. Я запомнила ее лицо и сообразила: гостья обокрала бабулю, но выскакивать из укрытия и кидаться за воровкой нельзя, ведь она старше меня, мне с ней не справиться. Я немного подождала, а потом бросилась на первый этаж и рассказала обо всем бабушке, показала пальцем на незнакомку в красном платье. Белка почему-то не занервничала, велела мне идти есть торт. Я увлеклась десертом, затем меня уложили спать. Утром я ушла в школу, а после занятий у меня был танцевальный кружок. Вернулась я к ужину и спросила у бабули:

— Тетку, которая украла твой браслет, накажут?

— Солнышко, — сказала Изабелла Константиновна, — никто ничего плохого не делал. Я заметила, что забыла надеть любимое украшение, и попросила одну знакомую принести его, вот он, браслет, на моей руке. Ты приняла ее за грабительницу.

Я увидела у нее на запястье знакомое украшение, смутилась, а вскоре забыла о происшествии и более никогда о нем не вспоминала.

Вы можете спросить: неужели мне не показалось странным, что особа в красном похожа на меня, как отражение в зеркале? Но ведь я тогда была маленькой, а Людмила уже заканчивала школу. У меня было детское личико, волосы заплетены в косички, у двоюродной сестры вечерний макияж и сложная прическа. Во внешности у нас с ней в то время было мало общего…

— Верно, браслет, — кивнула Нина Петровна, ничего не знавшая о моих мыслях. — Инна так плакала. Спустилась ко мне ночью в квартиру вся в слезах, спрашивала: «Скажи, Нина, что не так с моей девочкой? Ее и я, и отчим обожаем, воспитываем правильно, учим, прививаем хорошие манеры. Мила читает нужные книги, слушает классическую музыку, мы следим за тем, с кем она дружит. Людочка не шляется поздними вечерами по району, не водится с плохими компаниями. Ну откуда у нее дурные наклонности? Почему дочка постоянно врет?» У нас с Инной Потемкиной были почти дружеские отношения, но на откровенность со мной она в ту ночь впервые решилась. Видно, допекло ее. Не хотелось ей с мужем эту тему обсуждать, вот и прибежала ко мне. Села напротив меня и, словно заведенная, повторяла: «Ну почему, почему Мила так себя ведет? Надо же, украла у тещи брата моего первого мужа дорогой браслет! Хорошо Изабелла скандал не подняла, милицию не вызвала, сама приехала…» И что я могла ей ответить? У твоей дочери плохая наследственность? Да разве человек знает всех, кто у него в роду был? Может, какой-то предок народ на дорогах грабил, а в Миле его наклонности проснулись. Лев Геннадьевич тоже очень переживал. Он Людмиле не родным отцом был, но девочку любил. В детстве с ней много занимался, в театры водил, никогда на нее не орал, за ремень не хватался, спокойно объяснял, что надо хорошо учиться. Умнейший человек был, профессор, в вузе преподавал. Мало кому с родным отцом так повезет, как Миле с отчимом. И мать ее, Инна, прекрасная была, с мужем вместе работала в одном вузе.