Прогноз гадостей на завтра - Донцова Дарья

– Ты точно брала пиццу в «Победителе»? – прохрипел Сережка.

– А что, кто-нибудь умер? – спросила Лизавета.

– Да нет, – пожал плечами майор, – ну желудки у людей расстроились, аллергия высыпала, на чернила…

– Меня уже тошнит, – оповестил Кирюшка и исчез в туалете.

– Ты точно брала пиццу в «Победителе»? – наседал на меня Сережка. – Ничего не перепутала?

Я в ужасе закивала головой, ни за что не признаюсь.

– Думаю, надо для профилактики дать всем по таблетке фуразолидона, – сказала Катя, – но это просто для страховки. В «Победителе» всегда качественные продукты. Кстати, Вовка, мы и тебе кусочек оставили.

– Спасибо, – вежливо сказал Костин, – меня после этого дела что-то от пиццы отвернуло, уж лучше пельмешки…

– Спокойствие, только спокойствие, – вещала Катюша, – ты же сам сказал, что мошенников поймали.

– Не всех, – вздохнул Костин, – сегодня сообщили, опять в городе изделия из собачатины появились.

Сережка, развернувшись на каблуках, вылетел из кухни. Лизавета следом за ним.

– Пойду достану лекарство, – сообщила Катюша и исчезла.

Вовка пошел с ней. Я, оставшись одна, в ужасе посмотрела на одинокий кусок, лежащий на тарелке. Потом взяла его и сладко засюсюкала:

– Муля, Муленька, иди сюда, глянь, чем угощу!

Обожающая подкрепиться мопсиха кинулась на зов. Наша Мулечка готова съесть все, что угодно. Сколько раз мы вытаскивали у нее из пасти ластики, грязные носки, шкурки от бананов… Ада, Рейчел и даже Рамик, несмотря на его дворовое прошлое, никогда не схватят подобные «деликатесы». Мульяна же сначала запихивает в пасть, а потом начинает соображать, следовало ли вообще закусывать этим предметом. Но сейчас Мулечка неожиданно начала подозрительно обнюхивать кусок пиццы. Не успела я удивиться, как собачка плюхнулась на объемистый зад и горестно завыла.

– Она не хочет есть свою бабушку, – возвестил Сережка, заглядывая на кухню, – сделай милость, не мучай животное. Ну представь, что тебе предложили пирожок с начинкой из любимого родственника, а?

Не дожидаясь ответа, он исчез. Я швырнула остатки пиццы в помойку и ушла в ванную. Там, разглядывая в зеркале абсолютно синие язык и зубы, подумала: «Ну почему со мной всегда случаются жуткие происшествия?»

В десять утра, одетая в черные брюки, белую блузку и строгий пиджак, я сидела за пианино и извлекала из него Моцарта. Честно говоря, мне было немного не по себе. Ситуация действовала на нервы: гроб, заваленный цветами, толпа мрачных людей, рыдания родственников… Наконец процедура прощания завершилась, плачущие женщины пошли на выход.

– Первый раз не слишком приятно, – улыбнулась мне полная дама, проводившая церемонию, – потом привыкнете. А сейчас идите попейте в конторе чайку, у нас еще одни похороны, в двенадцать.

Рабочий день потек своим чередом. Через два часа я опять сыграла «Реквием», потом сходила к Эмме Марковне, где меня угостили кофе и тортом… Около трех пришла дама из траурного зала и попросила поиграть перед микрофоном. По кладбищу бродили посетители, и мой «концерт» транслировали по радио… В пять часов меня пригласили в третью комнату. У одной из бухгалтерш, молоденькой Наташи, был день рождения…

Я получила еще один ломоть бисквита с угрожающе красной розой сверху и села у окна. Эмма Марковна не обманула, люди тут и впрямь подобрались интеллигентные, на столе стоял только чай, никакой водки или шампанского не было и в помине, а Жора Саврасов, без конца рассказывавший анекдоты, старался быть милым…

Внезапно телефонный звонок прервал шутки исполняющего обязанности директора.

– Алло! – крикнул Жора. Потом он помолчал и добавил: – Сейчас, минутку, выйду в свой кабинет, тут шумно.

Я посмотрела ему вслед и, подождав пару секунд, выскользнула в коридор, добралась до нужной двери, присела на корточки и, сделав вид, что завязываю шнурок у ботинка, обратилась в слух.

Жора скорее всего принадлежал к тем людям, которые повышают голос, общаясь по телефону. Во всяком случае, я услышала все, что надо.

– Вы от Николая? Хорошо, жду.

Очевидно, собеседник спросил о времени, потому что Саврасов сообщил:

– В одиннадцать вечера подойдете в контору, как раз тут никого не будет. Охранник в курсе, он впустит машину.

Воцарилась тишина, потом Саврасов отрывисто поинтересовался:

– Клиент большой? Ага, ну – это ерунда, триста долларов, и полный порядок, кстати, если желаете, можем отпеть.

Снова повисло молчание.

– Нет, нет, – потек дальше разговор. – У нас батюшка продвинутый, только ему тоже заплатить надо, три сотни «зеленых», и тип-топ, упокоится в лучшем виде, не переживайте, ваши родные будут довольны. Ладно, значит, так: в одиннадцать вечера въезжаете в ворота – и ко мне. Волноваться не надо, тут никого больше не будет.

Послышался скрип. Чуть не упав, я рванулась вперед и влетела в дверь туалета. Вот оно как! Сегодня ночью сюда привезут труп, который Саврасов потихоньку зароет, положив в карман триста баксов. В аферу втянуты еще охранник и священник, который за такую же сумму готов отпеть несчастного. Что за бред! Стоя у окна, я видела, как Жора, выйдя из конторы, подошел к гранитной мастерской и скрылся внутри. Минут через пять он появился вновь, но не один, а с мужиком, одетым в аккуратный синий комбинезон. Парочка встала возле стены колумбария и принялась размахивать руками. Мне не были слышны слова, но вдруг стало понятно, что они решают, какой доской лучше прикрыть нишу: белой, мраморной, или черной, гранитной.

Мужики без конца поднимали куски камня и прикладывали их к зияющей дыре. Мне стало совсем нехорошо. Значит, тело собирались не закапывать, а сжечь…

Наконец договоренность была достигнута. Парень в комбинезоне пошел в мастерскую, Жора вернулся в контору. Я продолжала ощупывать глазами двор. Если покойников тут кремируют, то должна быть печь. И где она? Я заметила небольшой, даже крохотный домик из красного кирпича, на крыше которого красовалась слишком большая труба. Выйдя из конторы, я обежала вокруг домика несколько раз. Заперто. На окнах спущены занавески, на двери замок. Голову даю на отсечение, именно тут находят последний приют несчастные жертвы бандитов… Что же делать?

Замерзнув, я пошла в контору. Да очень просто, надо спрятаться тут где-нибудь и посмотреть, что к чему.

Сотрудники кладбища спокойно разбрелись по домам. Я затаилась в ритуальном зале. Помещение никто не собирался запирать, и я тихонько сидела в одном из кресел. Место, где прощаются с усопшими, находилось у самого входа в контору, если кто и захочет сейчас сюда заглянуть, я услышу шаги и юркну под фортепьяно. Но вокруг стояла, простите за не слишком удачное сравнение, могильная тишина. Жора, очевидно, коротал время в своем кабинете. Стрелки часов еле двигались, меня клонило в сон…

Би-би-би – раздалось с улицы.

Я подскочила и кинулась к окну. На территорию кладбища въехал огромный джип и остановился прямо под фонарем. Из конторы выскочил Жора, а из автомобиля вылез парень самого бандитского вида, весь затянутый в черную одежду, коротко стриженный, накачанный… Он распахнул заднюю дверь и вытащил не слишком большой мешок. Жора взял труп, и я содрогнулась. Господи, это что-то маленькое, во всяком случае, Саврасов держит тело в одиночку. Неужели сюда привезли убитого ребенка?

Из недр джипа выбралась худенькая женщина, одетая в красивую шубку, она нервно комкала в руках носовой платок. Внезапно из темноты вынырнул батюшка, дородный мужик с окладистой бородой. Он ласково положил руку на плечо рыдающей даме.

Я во все глаза наблюдала за происходящим. Колоритная группа исчезла внутри маленького домика с трубой. Не в силах удержаться, я вышла во двор, подкралась к зданию и попыталась заглянуть в окно. Ничего не было видно, плотные занавески не пропускали ни малейшего света. Я осторожно потянула дверь.

В образовавшуюся щелку просматривалось примерно двадцатиметровое помещение, обустроенное так, как это обычно делают в крематориях. Помост, задрапированный то ли красной, то ли черной тканью, с полозьями и занавесочкой в самом конце. Правее стояло что-то типа каталки, на которой лежало нечто маленькое, покрытое белой, кружевной простынкой, в изголовье покоился букет гвоздик.

– Ныне отпущаеши ты раба своего, – гудел батюшка, помахивая кадильницей.

– Милый мой, любимый сыночек, – рыдала тетка.

Затянутый в черное браток шмурыгал носом и изредка подносил к глазам платок.

– Что ты тут делаешь? – послышалось за моей спиной.

От ужаса я чуть не заорала и обернулась. Сзади стоял охранник.

– Что ты тут делаешь? – повторил мужик.

– Смотрю, – растерянно ответила я.

– Ишь ты, – хмыкнул секьюрити и велел: – А ну заходи!

– Зачем? – испугалась я.

– Иди-иди, – велел мужик и затолкнул меня в зальчик.

Услышав стук двери, Жора повернул голову, на секунду вскинул брови, но мигом сориентировался и сказал: