Лампа разыскивает Алладина - Донцова Дарья

Рамик, очень осторожно перебирая ногами, вышел на лестницу, Рейчел же я с огромным трудом вытолкала наружу, вернее, вывезла, потому что сия противная особа растопырила лапы и изобразила оцепенение. Пришлось упереться руками в ее филейную часть и толкать стаффордшириху к порогу. Рейчел покатилась словно на лыжах, подметки ботиночек свободно скользили по линолеуму. Я обрадовалась столь легкой победе, во всяком случае, передвигать сервант с места на место было намного труднее.

Пока я возилась со взрослыми собаками, Верушка ухитрилась обрядить Феню и отправить егозливое существо к лифту, оставалось привести в надлежащий вид Капу.

Я села перед мопсенком.

– Капуся, дай ножку!

Собачка глянула на меня и тихо сообщила:

– Гав.

– Вот и молодец, сейчас мама тебя оденет.

– Гав.

– Умничка.

– Гав.

– Ай молодец!

– Гав.

Я быстро поднялась. Ну надо же! Кто бы мог подумать, что самая непослушная и вертлявая часть стаи покорно, безо всякого сопротивления даст зашнуровать на своих лапах изделия из кожи? Я ожидала долгой битвы, яростного сопротивления, а все завершилось за пару секунд.

– Капусенька, солнышко, самая хорошая собачка! – принялась я нахваливать щенка. – У нее будут чистые лапки. Пошли гулять!

Но Капа не сделала ни шагу. Обычно она, услыхав волшебный глагол «гулять», стремглав несется к двери и принимается подпрыгивать, почти доставая ручку. Но сейчас застыла на месте.

– Капа, вперед!

Ноль эмоций.

– Капуся, шагай.

Никакого движения.

– Капундель, двигайся.

Мопсенок пошатнулся, упал сначала на бок, а потом перевернулся на спину и остался лежать, выставив вверх четыре обутые ноги. Я подошла к собачке, взяла ее на руки, погладила, вернула в исходное положение и нежно сказала:

– Солнышко мое, нас ждут остальные участники прогулки.

Капа покачнулась, рухнула на линолеум и снова застыла на спине с поднятыми конечностями, всунутыми в ботинки.

– Прекрати немедленно, – прошипела я, тряся Капу.

Та безропотно висела в моих руках.

– Сейчас же принимай естественный вид, – велела я, пытаясь вернуть щенка в нормальную для него позу.

Но не тут-то было, лапы Капы гнулись, словно мягкие, пластилиновые столбики.

– Ну погоди, – пригрозила я и, сунув совершенно покорное, безвольное тело под мышку, шагнула на лестницу. Стая сидела у стены.

– Живо в лифт, – приказала я.

Рамик послушно потрусил в приехавшую кабину, Рейчел я вкатила внутрь, подметки великолепно скользили не только по линолеуму, но и по плитке. Мулю, Аду и Феню внесла в лифт по очереди, одна рука у меня была занята абсолютно неподвижной, мягкой, словно переваренная макаронина, Капой.

Я очень надеялась, что, оказавшись на улице, собаки забудут про обутые лапы и примутся совершать свои делишки. Не тут-то было. Рамик, правда, пошел по дорожке, но куда подевались его прыть и резвость! Пес брел словно больной цирковой конь, очень медленно, высоко поднимая ноги. Однако он хотя бы двигался, остальные начисто отказывались сделать хоть шаг.

Я поставила Капу у подъезда. Мопсенок моментально перевернулся на спину. Решив, что ничего с ней в течение нескольких минут не случится, я уперлась в гладкую, мускулистую спину Рейчел и попыталась продвинуть собаку вперед. Ан нет, подметки отказывались скользить по асфальту. Муля, Ада и Феня были отнесены мною в глубь дворика и поставлены у скамейки. Мопсихи замерли, словно изваяния. Капа меланхолично валялась на спине, задрав кверху лапы, Рейчел тупо сидела у ступенек, Рамик, пошатываясь, брел к дереву. Вот он наконец достиг любимого тополя, пристроился около него, задрал заднюю лапу…

– Молодец! – закричала я. – Ну-ка, все берем пример с нашего мальчика.

В то же мгновение Рамик, так и не успевший начать процесс писанья, упал.

– Бедные собачки, – воскликнул нервный женский голос.

Около меня появилась милая дама, в симпатичном светло-бежевом твидовом костюме.

– Какая, однако, вы молодец!

Я улыбнулась, не понимая, по какой причине приветливая особа решила похвалить меня.

– Не всякая пойдет на такое, – продолжала незнакомка, – наверное, очень любите животных!

На данном этапе мне больше всего на свете хотелось придушить противных, не желавших двигаться псов, но ведь не признаваться же в этом совершенно незнакомому человеку.

– В общем да, – выдавила я из себя с кривой ухмылкой, – хотя вокруг много людей, для которых собаки стали членами семьи, ничего удивительного в моем поведении нет.

– Не скажите, – покачала аккуратно уложенной головой незнакомка, – не каждый рискнет взять в свой дом песиков-инвалидов, больных церебральным параличом. Ах, несчастные существа, они же совсем не могут ходить.

– Лина, хватит болтать, – рявкнул мужчина, высунувшийся из окошка припаркованной у подъезда машины.

– Ванечка, глянь, какие несчастные песики – паралитики, жаль их до слез, – заворковала Лина.

Мужик насупился, я обозлилась на всех разом: на глупую тетку, решившую примотаться ко мне с идиотским разговором, на собак, не желавших гулять в замечательных ботинках, на Верушку с ее идиотской чистоплотностью.

– Уродов пристреливать надо, – неожиданно заявил Ваня, – чтобы не плодились.

Лина всплеснула руками.

– Боже! Какая жестокость!

Я осерчала еще больше, быстро шагнула в сторону, споткнулась о неподвижно сидящую Рейчел и упала.

– Господи, – кинулась ко мне Лина, – вы ушиблись?

Я молча пыталась встать.

– Несчастная вы моя, – запричитала Лина, – давайте помогу! Это же просто подвиг! Сама с церебральным параличом и собачек таких же спасаете. Да вам орден надо дать!

– Совершенно верно, – не упустил момента высказать своего отношения к происходящему Ваня, – знак глупости наивысшей степени. Коли у самой беда с ногами, на фиг еще и…

И тут по двору медленно пошла кошка. Заметив врага, Рейчел напряглась, подскочила и ринулась вперед.

– Фу, – заорала я, вскакивая, – не трогай киску!

Стаффордшириха внезапно остановилась, ее лапы разъехались в разные стороны, тело шмякнулось на асфальт. Издали бедняжка напоминала цыпленка табака. Кошка меланхолично села в паре метров от беспомощной собаки и спокойно начала умываться.

– Господи! – рванулась к Рейчел Лина. – Она ушиблась, о несчастное, убогое животное!

Я стиснула зубы, сделала шаг вперед, не заметила впадину в асфальте, наступила в нее и упала, стукнувшись головой о дверь машины.

– Блин, – завопил Ваня, выбираясь из автомобиля, – ты мне своей дурацкой башкой новую тачку помнешь.

Внезапно на меня накатил приступ смеха. Ситуация показалась комичной. Капа лежит на спине, вовсе не собираясь шевелиться, Муля, Феня и Ада, сбившись плотной кучкой, тихо подвывают около скамейки, Рамик бесконечно шлепается у дерева, несчастный двортерьер не оставляет надежды пописать, Рейчел распласталась на дороге, она не может сгрести вместе расползающиеся лапы, обутые в ботинки на скользкой подметке, а я сама ухитрилась два раза упасть в течение нескольких мгновений. Наверное, и впрямь мы выглядели не слишком адекватно.

– Ваня, – топнула ногой Лина, – женщина больна, собачки нездоровы, а у тебя на уме железо! Быстро помоги ей подняться.

– Псов пристрелить, а тетку в дурдом, – не сдался Ваня, – думаю, ее родственники обрадуются, избавившись разом от всех.

– Отвратительно, – прошипела Лина.

Потом она подошла ко мне, но я уже встала и принялась отряхивать джинсы.

– Вы сядьте, переведите дух, – предложила Лина и распахнула заднюю дверь автомобиля.

– Нечего больных в мою машину сажать, – окрысился Ваня, – вдруг они все заразные.

Я улыбнулась.

– Собаки здоровы, просто им сегодня на ноги впервые нацепили ботинки.

– Зачем? – вытаращился Ваня. – Ну, народ! Совсем офигели! Лыжи Шарикам на зиму не купили?

– Замолчи! – рявкнула Лина. – Отдохните секундочку.

Я машинально глянула внутрь салона и вздрогнула. Почти все заднее сиденье занимала детская коляска, вернее, та часть, в которую следует класть младенца, колеса отсутствовали. Мои глаза медленно ощупывали повозку. Она показалась мне хорошо знакомой. Сверху ее покрывал темно-синий материал в белый горошек, сбоку виднелась небольшая ручка.

Колясочка принадлежала Гене, каким образом она оказалась в машине у Лины и Вани?

Понимаю, что большинство из вас воскликнет: «Да каким же образом ты, дорогая, ухитрилась узнать повозку? Таких синих, в белый горошек, небось полным-полно».

Верно, только приданое для новорожденного покупали мы с Катюшей. У меня родных по крови детей нет, а Катины давно выросли, поэтому мы проявили редкостную наивность. Отправившись в детский магазин, отчего-то решили, что десяти тысяч рублей хватит на одежду, мебель, бутылочки, соски, да еще и на памперсы останется!

Представляю, как сейчас покатываются со смеху те, кто собирал недавно приданое для младенца. Наши дети обходятся нам все дороже и дороже, в прямом смысле этого слова.