Маникюр для покойника - Донцова Дарья

– Ну прикол, Серджио, – завопил Кирюшка, – ну кликуха!

Юлечка старательно жевала ароматную курятину, Сережка подцепил крылья и проглотил их в момент.

– Класс, – сообщил он, облизывая пальцы. – Слышь, Лампадель, если так здорово умеешь готовить, какого черта придурялась?

Я молча собрала начисто обглоданные кости и оставила вопрос без ответа.

На следующий день, ровно в восемь утра, у меня в руках оказался блокнот с записями. Костя Катуков и впрямь, как зануда-бухгалтер, тщательно вел учет.

«17 мая, Ковалев Роман Степанович, документы. Вернул 24 мая. 2 июня, Пашина Людмила Васильевна, кольцо, серьги, браслет, вернул 27 июня…» – и так далее. Последние записи выглядели так: «Соколов Юрий Николаевич, 10 тысяч долларов, Романова Екатерина, документы, Фирсов Петр Мокеевич, часы, и Филимонова Галина Антоновна, записная книжка». Тут же указывались телефоны и адреса, только не было ясно, рабочие или домашние. Графа «вернул» против этих фамилий не содержала ничего: ни крестика, ни галочки, Филимонова вообще оказалась последней…

Я подергала себя за волосы и крикнула:

– Слышь, Кирюша, как ваша фамилия?

– Романовы, – донесся ответ.

Удивившись тому, что мы оказались однофамильцами, я все же решила уточнить и поинтересовалась:

– А мамина?

– Мы все Романовы, – пояснил мальчишка, появляясь на пороге.

– Надень носки, – на автопилоте сказала я и добавила: – Думала, у вас с Сережей фамилия отца.

– Ну, во-первых, тогда бы они оказались разные, – отметил Кирюшка, – а во-вторых, у нас нету папы и никогда не было, мамуся сыночков в капусте обнаружила.

Я не нашла достойного ответа на данную сентенцию.

– Лампочка, – поинтересовался Кирюшка, – а больного, умирающего ребенка три желания исполняются один раз или во время болезни каждый день?

Я погасила улыбку:

– Пожалуй, каждый день, но это при условии, что ребенку совсем плохо.

– Он почти труп, – подпрыгнул Кирюшка. – А на какую сумму может рассчитывать инвалид?

– Пятьдесят рублей.

Мальчишка пригорюнился.

– Ты уже все книги прочитал? – удивилась я.

Кирик покачал головой:

– Хотел пазл.

– Что?

– Такую картинку собирать из кусочков, но они дорогие. Слушай, Лампочка, а можно объединить сегодняшние и завтрашние желания? Сегодня принеси мне пазл, большой, с машиной, а завтра ничего.

– Подумаю, – пообещала я.

Мальчик с ужасающим топотом понесся к себе.

Я набрала номер телефона Соколова и услышала глухое:

– Алло.

– Юрий Николаевич? Вас беспокоит знакомая Кости Катукова, вы давали ему на сохранение деньги…

– Ну, – настороженно донеслось из мембраны, – Костя погиб…

– Так вот, хочу вернуть вам доллары.

– Просто не верится, – обрадовался мужик, – подъезжайте ко мне, жду с нетерпением.

– Козловский, восемь?

– Точно.

Окрыленная успехом, я вытащила куртку и крикнула:

– Вернусь часа через два!

– Про пазл не забудь, – напомнил «умирающий».

В квартиру к Катукову я вошла как к себе, подняла подоконник, вытащила зеленые банкноты и тщательно пересчитала. Их оказалось ровно сто, не слишком большая пачка, но и не маленькая. В прошлой жизни в моем элегантном кошельке из змеиной кожи лежала кредитная карточка, подразумевавшая наличие больших денег, но они были безличны. Расплачиваясь в магазине, я вытаскивала пластиковый прямоугольник и никогда «живые» доллары. В случае утраты такую карточку легко заблокировать, и чужой человек не воспользуется вашими накоплениями. Сейчас же перед моими глазами предстала кучка зеленых листочков. Везти крупную сумму просто в кармане не хотелось. Недолго думая, я стащила пуловер и распределила богатство в лифчике, потом поглядела в зеркало. Бесстрастное стекло отразило полногрудую даму с довольно тощей шеей. Посчитав приготовления законченными, я поехала в Козловский переулок.

Юрий Николаевич изъяснялся по телефону приятным тенорком, и я ожидала увидеть невысокого худощавого мужчину, но на пороге возник просто гигант. Рост около двух метров, шея, как у нашей Рейчел задница, лопатообразные руки и сильно выпирающий вперед живот любителя пива.

– Вы от Катукова?

От страха я пискнула, словно мышь, попавшая в капкан:

– Ага.

– Идите в гостиную, – велел слонопотам.

Я почувствовала себя неуютно, но повиновалась. В большой захламленной комнате хозяин сел возле концертного рояля и зажег настольную лампу. В этом был свой резон. Серая, хмурая погода превратила утро в вечер. Свет упал на лицо толстяка, и я чуть не упала. Передо мной сидел известный, почти гениальный пианист Юра Соколов. Когда-то мы вместе учились в консерватории, правда, Юрка был на три года старше и уже тогда подавал огромные надежды. Тучен он был точно так же, постоянно сидел на диете, но вес потерять не мог. Наверное, и сейчас мучится, потому что на небольшом столике стояло несколько баночек с лекарствами, и среди них яркая упаковка дорогих и популярных витаминов «Витаформ». Сразу нахлынули неприятные воспоминания.

Несколько лет тому назад, польстившись на рекламу, я заказала по телефону в телемагазине «Витаформ». Заказ доставили поздно вечером, после ужина, часов в одиннадцать. Наташа уже легла, и Михаил, чертыхаясь, сам открыл дверь. Через пару минут он влетел в спальню и накинулся на меня чуть ли не с кулаками:

– Можно ли быть такой дурой и покупать любой товар, показанный с экрана.

Глядя на его красное от злости лицо, я безумно удивилась. Мой интеллигентный, слегка занудливый, крайне спокойный и очень богатый муж взбесился! И из-за чего? Чем ему так не понравилась баночка стоимостью около десяти долларов? Да когда я в марте заказала брильянтовое колечко за пятьсот, он только улыбнулся и вымолвил:

– Теперь к нему нужны сережки.

Вообще это был первый и единственный раз, когда супруг выразил недовольство мной, да еще разорался и затопал ногами. Несчастная баночка полетела в помойку.

На следующий день муж явился около десяти вечера и подал упаковку с яркой голографической наклейкой. Я повертела коробочку – фирма «Ирвинс Нечурлз», препарат «Продление жизни». Сверху красовалась цена. Я почувствовала, что ничего не понимаю. Этот комплекс витаминов стоил около семидесяти долларов, намного дороже выброшенного вчера с воплем «Витаформа».

– Извини, – покаянно произнес муж, – сам не знаю, какая вчера муха меня укусила.

– Бывает, – великодушно простила я провинившегося.

– Дорогая, у тебя чудный характер! – умилился муж. – Но пей лучше эти витамины, «Витаформ» не бери никогда.

– Почему?

– Они мне не нравятся, – последовал ответ.

Я промолчала. В конце концов, мой супруг – существо без недостатков, ну должны же у него быть хоть какие-нибудь отрицательные качества.

Я покорно стала принимать «Продление жизни», а вид яркой упаковки «Витаформа» вызывает до сих пор неприятные воспоминания.

– Вы явились, будто ангел надежды, – пропел Юра и близоруко прищурился.

Я слегка успокоилась. Еще в консерватории ему велели носить очки, но Юрка капризничал и заявлял, будто оправа мешает играть, подпрыгивает на носу и отвлекает в самый неподходящий момент. Большей глупости нельзя было и придумать, я перебирать струны могла, сидя даже в каске, а Юрасик жутко кривлялся…

То ему было холодно в классе, то жарко, то било солнце, и преподаватели покорно задергивали шторы. Они стойко терпели все капризы Соколова, считая его гением. Впрочем, и сейчас, говорят, Юрий Николаевич доводит почти до обморока организаторов концерта, требуя за кулисами минеральной воды «Ессентуки № 17» без газа. Бедный администратор чайной ложечкой выгоняет из напитка пузырьки… Но предел всему – стул. Юра отказывается даже приближаться к роялю, если около того не стоит вполне определенное сидалище – коричневого дерева с темно-зеленой подушкой. Если сиденье красное, бордовое, желтое – ни за что даже на сцену не выйдет, только темно-зеленое, и баста!

Причем требований к самому инструменту он не предъявляет никаких и одинаково гениально играет на антикварном «Бехштейне» и жутком фортепьяно «Красный Октябрь». Ему без разницы, какой рояль под руками. К слову сказать, какая-нибудь дребезжащая «Лира» моментально преображается, как только Юра приближается к клавиатуре, откуда только в рассохшемся «гробу» брался мощный и чистый звук! Так что к роялям у него претензий нет, но стул – это святое.

Мне же было важно, что он по-прежнему из кокетства не носит очки, значит, не должен меня узнать. Так и вышло.

– Как вас зовут, удивительная женщина?

– Евлампия, – ответила я и попросила: – Отвернитесь на минутку.

Пианист отошел к окну, я вытащила доллары и положила на журнальный столик.

– Посчитайте, пожалуйста.

Юра замахал руками:

– Что вы, я абсолютно уверен, что все на месте.