Маникюр для покойника - Донцова Дарья

Я проследила за ее наманикюренным пальцем и ответила:

– Мопсы, Муля и Ада.

– Мопсы! – вскрикнула дама. – Но таких не было!

– Мы их только в этом году взяли, – пояснил Кирка.

– Ужас! – возвестила Виктория Павловна. – В придачу к этой жуткой лошади завели еще двух уродов!

– Они не уроды, – вмешалась я.

– А вы кто такая? – поинтересовалась дама, наконец освободившаяся от шарфов и шалей.

– Это моя тетя Евлампия, – моментально отреагировала Юля,

– живет у нас и великолепно готовит, так что мы теперь питаемся как в ресторане.

– Добрый день, любезнейшая, – прищурилась гостья, – так как мы с вами, похоже, одного возраста, можете звать меня Викторией.

Я поглядела на отвисшую морщинистую кожу под ее подбородком, на густую сеть мелких «гусиных лапок» возле умело накрашенных глаз и вздохнула. Да, тетке никак не меньше шестидесяти. Хотя милая Вика и хочет казаться тридцатилетней. Впрочем, одевалась она как тинейджер. Обтягивающий розовый свитерок, весьма коротенькая юбочка, из-под которой торчат две худые ноги в черных колготках. Небось из-за варикоза не может носить чулки телесного цвета.

– Кто это? – шепотом спросила я у Юли, воспользовавшись тем, что гостья отправилась в ванную.

– Семейное несчастье, – вздохнула девушка, – тайфун «Виктория». Первая свекровь Кати, приезжает всегда в начале ноября в Москву за нарядами, живет почти месяц! Ну теперь мало никому не покажется. Хорошо Кате, сидит в своем Кемерове и в ус не дует, а нам с этой грымзой общаться.

– А почему не сказала, что я домработница?

– Что ты, – замахала руками Юля, – до обморока доведет! А так с посторонним человеком постесняется.

Из ванной тем временем донеслось:

– Дайте чистое полотенце, а то тряпкой, висящей тут, противно вытирать руки!

Юля полезла в шкаф. Я вздохнула: не похоже, что данная дама может хоть кого-то постесняться.

Спать мы легли поздно. Часа два сидели на кухне, слушая безостановочный монолог Виктории. Сначала она одарила всех подарками. Юле досталась красная кофточка-лапша, слегка застиранная и бесформенная.

– Отличная, супермодная вещь, – объяснила добрая гостья, – теплая, качественная. Рукавчик только подверни, там небольшое пятнышко, и носи на здоровье.

Сережке вручили стограммовую плитку шоколада.

– Наша фабрика делает, Колабинская, – пояснила Виктория, – экологически чистый продукт, настоящее наслаждение, не то что эти «Сникерсы» отравленные.

Парень развернул фольгу и вытащил на свет тонюсенькую плиточку в серых разводах. Ухмыльнувшись, он быстро поломал подарок на мелкие части и предложил:

– Угощайтесь!

Виктория моментально схватила пару квадратиков и вытащила старую-престарую резиновую игрушку. Когда-то это был веселый, разноцветный клоун, но сейчас яркие краски потускнели, а кое-где облупились, и «циркач» глядел на мир одним глазом.

– Бери, деточка, играй на здоровье, – протянула она кусок резины Кирюшке.

Мальчик двумя пальцами ухватил поданное и громко сказал:

– Спасибо, бабушка!

– Какая я тебе бабушка, – возмутилась Виктория, – додумался, сорокалетнюю женщину бабушкой звать!

Кирюшка аккуратно поставил клоуна на край стола. Рейчел подошла поближе и принялась шумно обнюхивать игрушку.

– Отойди сейчас же! – закричала Виктория. – Фу, не смей брать, это же дорогая вещь, ей цены нет, покупали для сына в 1954 году. Ничего для ребенка достать было нельзя, спекулянтка из Берлина привезла, десять рублей отдала. Десять! Да не нынешних, а тех, настоящих, дореформенных, а ты, Кирилл, собаке разрешаешь брать!

– Может, не стоит ребенку антиквариат давать, – влезла Юля, – давайте в стенку уберу, на память. Раритет такой, игрушке-то почти пятьдесят лет!

Виктория осеклась, поняв, что слишком погорячилась, и теперь никак не могла сообразить, как выкрутиться. Наконец она буркнула:

– Ладно, теперь о моих планах.

Слова лились потоком. Она хотела объехать магазины и купить новую шубу, шапку, сапоги, парочку костюмов, несколько юбок, брюки, кой-чего из косметики и парфюмерии…

Наконец Юля откровенно зевнула:

– Нам завтра рано на работу.

– А мне в школу, – быстренько добавил Кирка.

Все понятно, не хочет оставаться наедине с любимой бабулей.

Но быстро лечь нам не удалось. Следующий час мы обустраивали комнату для гостьи. Сначала вытащили палас.

– У меня аллергия на пыль, – злилась Виктория. – Слава богу, не в первый раз приезжаю, можно запомнить и не селить в помещении с вонючей синтетикой на полу.

Потом пришлось спешно затыкать ватой щели в окне. Пока я орудовала ножом, Юля наглаживала постельное белье.

– Не могу же я лечь на измятые простыни, – шумела Виктория, – просто отвратительно, какие вы неряхи!

Сережка молча тыкал мокрой шваброй по углам, сохраняя полнейшее спокойствие. Потом понадобился ночник, стакан с водой, обязательно минеральной, без газа. Такой в доме не нашлось, и пришлось Сережке около полуночи нестись в ларек. Словом, успокоились поздно, а утром встали невыспавшиеся и злые.

Дети разбежались кто в школу, кто на работу. Привередливая гостья мирно спала, очевидно, утомилась вчера или привыкла пробуждаться не раньше одиннадцати. Я налила чашечку кофе и села у стола. Так, возьмем листок бумаги и попробуем отделить котлеты от мух. Слишком много я узнала, но так и не добралась до истины. И где только Костя мог спрятать бумаги? Небось страшно ценная вещь, раз его из-за них убили. Может, они преспокойненько лежат у Яны? Но этого сейчас не узнать. Только что милый девичий голос сообщил, что больная Михайлова все еще находится в реанимации, и по тому, как медсестра спешила завершить разговор, я поняла, что Яне, очевидно, стало хуже.

У Нины Никитиной дома никто не снимал трубку, а в парикмахерской мне сообщили, якобы ее смена с трех. Значит, все в порядке и никто не собирался нападать на девушку. Собственно говоря, в руках у меня были только тоненькие, словно паутинка, ниточки. Может быть, синие листочки Костя отдал Славе? И еще интересно, что случилось на квартире у Лены Литвиновой, костюмерши? Лев Валерьянович сообщил, будто ее ограбили, ох, неспроста это. Вдруг она меня обманула и, расставшись с Костиком, осталась с ним, как, впрочем, и остальные, в хороших отношениях. Может, документы все-таки у нее? Конечно, я бегаю по кругу, но ничего другого не лезет в голову.

У Славы на телефоне работал автоответчик. Бодрый женский голос отбарабанил стандартный текст: «Вы позвонили в квартиру Катукова, сейчас никто не может подойти к телефону, оставьте сообщение после гудка». Я послушала шорох, треск, легкое попискивание и положила трубку. Подожду вечера, а сейчас съезжу домой к Лене Литвиновой и попробую еще раз «допросить» даму.

Жила Лена на краю света, наверное, в этом районе уже не московское время. Город кончился, автобус выехал на Кольцевую дорогу и бодро покатил вперед. Вдали чернел лес. Маршрутка резко взяла вправо и понеслась по шоссе. По обе стороны асфальтовой ленты высились деревья. Внезапно ели расступились, и впереди появился каскад блочных домов, унылый и малопривлекательный.

Противный ветер забирался под чересчур тонкое пальто, мне стало холодно и неуютно, а подъезд, в котором жила Лена Литвинова, показался омерзительно грязным. Шесть ступенек вели к пахнущим мочой лифтам, а когда кабина, скрежеща и повизгивая, двинулась вверх, в ней погас свет.

Дверь в квартиру с железными цифрами 98 распахнулась сразу, я раскрыла было рот и осеклась. На пороге, в халате, стоял угрюмый охранник из театра «Рампа», тот самый мужик, откровенно радовавшийся смерти Кости Катукова.

– Чего вам? – весьма нелюбезно гаркнул хозяин.

Я сняла вязаный колпачок, пригладила волосы и ответила:

– Майор Романова из уголовного розыска, не узнали?

– А я вас и не знаю, – ответил милый мужчина.

– Неужели не помните, – настаивала я, – приходила в «Рампу», ко Льву Валерьяновичу.

– А-а, – протянул мужчина и, близоруко прищурившись, велел: – Документики предъявите.

Только вчера я самозабвенно глядела одну из серий «Ментов» и теперь точно знаю, как следует показывать служебное удостоверение. Быстрым, словно многократно отработанным движением я вытащила из сумочки красную книжечку, на мгновение раскрыла ее перед носом бдительного гражданина и тут же захлопнула, всем своим видом демонстрируя, что процедура знакомства закончена.

– А теперь, гражданин Литвинов, объясните, где находится ваша бывшая жена и что это за история с кражей произошла в принадлежащей ей квартире. Кстати, насколько я понимаю, вы имеете свою жилплощадь, так что же делаете тут?

– Я Николаев, Александр Николаевич, – проговорил мужик, отступая в глубь небольшой прихожей, оклеенной весьма мрачными обоями, имитирующими кирпичную кладку. – Лена не меняла фамилию, не хотела с документами возиться.