13 несчастий Геракла - Донцова Дарья

В своей спальне я вытащил лоскут и внимательно изучил его. Он был серого цвета, похоже, шелковый, нежный на ощупь. Вероятно, он вырван из женского платья или мужской рубашки. Но у меня такой нет, впрочем, насколько знаю, у Сергея Петровича и Валерия тоже. Внезапно я подумал: а где Валерий и Павлик? Сергей Петрович повез Маргариту в больницу, а куда подевались остальные?

Я пошел в кухню. Лариса Викторовна, стоя спиной к двери, варила кофе.

— Скажите… — начал было я.

Экономка заорала и уронила джезву. Коричневая жидкость разлилась по полу.

— Как вы меня напугали! — в сердцах воскликнула Лариса.

— Простите, я не хотел.

— Ничего, — экономка взяла себя в руки, — думала, все спать пошли.

— Кстати, — бесцеремонно перебил ее я, — где Валерий?

— Спит.

— Спит?! Он не слышал криков?

Лариса Викторовна пожала плечами.

— Этот вопрос не ко мне, Валерий не выходил из своей спальни.

— А Павлик?

— Он еще вчера уехал.

— Куда?

Лариса пожала плечами.

— Знала, да забыла. Владимир или Воронеж, нет, кажется, Вологда. Они же с Маргаритой Михайловной эстрадные концерты организовывают, вот он и повез кого-то на гастроли. Молоденький мальчик, а вежливый. Интеллигентно так попрощался со мной.

Я вытащил из кармана лоскут и сунул экономке под нос.

— Скажите, у кого есть такое платье?

Лариса Викторовна помяла тряпочку.

— Шелк, натуральный, дорогая вещь. Точно не Беллочки, она такое терпеть не может. Недавно ей подарили комплект постельного белья из шелка, очень красивый, желтого цвета, но Белла его Катерине-покойнице отдала, сказала: «Противное такое, скользкое, фу, ненавижу шелк». У Анны с Кларой тоже ничего подобного нет. Где вы его взяли?

Ну не говорить же правду, учитывая, что Глафира, по всеобщему убеждению, носит платье из серого шелка!

— В прихожей на полу. Вы уверены, что ни в одном шкафу в доме нет ничего подобного?

— Конечно, — кивнула Лариса, — я же глажу после стирки и очень хорошо знаю, что у кого в гардеробе.

— Ладно, — вздохнул я, — пойду подремлю.

Лариса Викторовна открыла рот, потом закрыла…

— Вы хотите у меня что-то спросить? — улыбнулся я.

— Да… ну там, в кабинете, на полу, вернее, на ковре, лужа крови…

— Не надо ничего трогать до прихода милиции, я запер дверь.

— А свет потушили?

— Нет.

— Надо бы погасить, — вздохнула экономка, — да боязно одной туда заглядывать, может, вместе, а?

Я кивнул. Мы поднялись на второй этаж, я открыл дверь, в нос ударил неприятный специфический запах. Я попытался сообразить, что за «аромат» стоит в комнате, но тут Лариса Викторовна вскрикнула:

— Мама!

В связи с произошедшими событиями мои нервы были натянуты, словно гитарные струны.

— Что? — заорал я. — Где?

Экономка ткнула пальцем в портрет. Я посмотрел на изображение Глафиры и ахнул. Кровавое пятно с ее шеи исчезло.

И тут до меня дошло, чем так сильно пахнет в кабинете: растворителем для красок.

К Норе я явился около полудня, совершенно невыспавшийся. Хозяйка молча выслушала рассказ и заявила:

— С деньгами ясно, их стырил Валерий. Думаю, если обыщешь его комнату, найдешь то, что осталось от похищенной суммы. Такой человек ни за что не понесет купюры в банк, они ему постоянно нужны для оплаты «однорукого бандита».

— Вы предлагаете мне рыться в чужих вещах?

— Почему бы и нет?

— Но это в высшей степени неприлично!

— Мы частные детективы, — торжественно напомнила Нора.

— Это вы сыщик, а я секретарь.

— Ваня, — ледяным тоном заявила хозяйка, — изволь сделать то, что я приказала. Обыщи шкаф Валерия.

И как бы вы поступили на моем месте? С удовольствием посмотрю на человека, который решится возражать Норе.

— Значит, так, — чеканила хозяйка, — сначала деньги. Потом, отдав их Кузьминскому, займемся «шутником». Хотя, может, он не просто идиот, решивший попугать семью, а убийца. Надевает серое шелковое платье и изображает Глафиру.

— Нас нанимали лишь для поиска вора, — напомнил я.

— Неужели тебе не интересно, кто и почему убрал двух женщин?

— Маргарита пока жива, — напомнил я.

— Именно что пока, — хмыкнула Нора. — Так, ступай назад. Эй, стой, телефон купил? Говори номер, а лучше напиши на бумажке.

Я послушно нацарапал в лежащем на столе блокноте «722-77-70» и замялся.

— Что еще? — недовольным голосом поинтересовалась Нора.

Вы меня уже достаточно хорошо знаете, поэтому понимаете, с каким трудом я выдавил из себя:

— Нора, мне нужны деньги, в долг.

Хозяйка подкатила к письменному столу, вытащила ключ от сейфа и спокойно спросила:

— Сколько?

— Три тысячи, отдам через полгода, частями.

— Ладно, — отмахнулась Нора, открывая железный ящик, — возьми. Только имей в виду, у Николетты нет стоп-сигнала. Чем больше даешь, тем больше она недовольна. Что твоя маменька потребовала на этот раз? Кольцо в нос?

Я взял купюры.

— Это не для нее.

— Ваня, — назидательно сказала Нора, — таким людям, как ты, лучше даже не начинать врать. В конце концов, какое мое дело, куда пойдет запрошенная сумма? Только извини, твоя маменька — пиявка.

На секунду я заколебался. Может, рассказать Элеоноре, в чем суть дела? Но тут же подавил это желание в зародыше. Несмотря на мужской характер и яркую харизму, Нора — женщина, и ничто бабское ей не чуждо. Пусть уж лучше считает, что меня в очередной раз «доит» Николетта.

Получив деньги, я решил обрадовать Жанну и позвонил ей на мобильный.

— Привет, — раздался веселый, мелодичный голосок.

Похоже, бывшая пассия великолепно себя чувствует.

— Это Ваня.

— Погоди минутку, — так же радостно прощебетала отставная любовница, — музыку потише сделаю, мешает!

— Ладно, — ответил я и стал ждать.

Наконец из трубки раздалось:

— Подождал?

— Конечно.

— Не надоело?

— Нет, — удивленно сказал я.

Жанна захохотала:

— Работает автоответчик, оставьте сообщение после гудка.

Я обалдело слушал тишину, потом раздалось щелканье и полетели короткие гудки. Ничего не понимая, я вновь набрал хорошо знакомый номер.

— Привет… Погоди минутку, музыку потише сделаю, мешает… Подождал? …Не надоело? Ха-ха-ха-ха. Работает автоответчик, оставьте сообщение после гудка…

Я очень сдержанный человек, умеющий владеть собой, но сейчас испытал острейшее желание надавать Жанне оплеух. Что за шутки? Просто поведение подростка, а не взрослой дамы! А я-то хорош, мирно беседовал с автоматом! «Ладно, подожду!»

Я опять набрал номер и сообщил:

— Жанна, проблема решена, позвони мне.

Потом сел в машину и поехал к Кузьминскому. По дороге я вспомнил, что не дал Жанне новый телефон, но потом сообразил, что у нее стоит определитель номера, и успокоился. Впрочем, мне все же пришлось припарковаться и воспользоваться сотовым — наступило время звонка Николетте.

— Ваня, — заверещала маменька, — почему ты вчера не пожелал мне спокойной ночи?

— Извини, закрутился.

— Ужасно! Чувствую себя ненужной, лишней в твоей жизни!

Так, понятно, маменька поругалась с Кокой. Каждый раз, когда заклятые подружки наговорят друг другу гадостей, Николетта начинает отчитывать меня.

— Запиши номер моего нового мобильного.

— Сейчас, — прочирикала маменька. — Нюша! Дай ручку! Не эту, старая корова, нормальную. Могла бы догадаться и прихватить бумагу! О боже! Не газету, уродина! Книжку! Нюша!!! Что ты притащила?

— Так книжку просили, — послышался крик домработницы.

— Но ведь не Акунина же, — взвилась маменька, — а записную.

Я безропотно ждал, пока они разберутся между собой.

— Диктуй, — велела Николетта.

Я сосредоточился. Вот черт, забыл! Такой простой номер…

— Вава! Ты уснул?

Внезапно цифры всплыли в памяти.

— 277-77-70.

Николетта отсоединилась. Она всегда швыряет трубку, не попрощавшись.

В доме у Кузьминского стояла тишина. Во дворе шофер протирал тряпкой «Мерседес».

— Костя… — начал я.

— Костя был до меня, — ответил парень, — его уволили. Я Андрей.

— Ох, извините.

— Ничего.

— Где Сергей Петрович?

— В дом пошел.

— Как он?

— Да вроде ничего, только курит все время.

— А Маргарита Михайловна?

Андрей отложил тряпку.

— Сигареткой не угостите? Мои закончились.

— Да, конечно, берите всю пачку.

— Мне одну.

— Забирайте все.

— Не, не курю такие, — заявил юноша, брезгливо посмотрев на «Бонд», — предпочитаю «Парламент». Маргарита Михайловна жива, но плоха, мне медсестра наболтала, что шансов у нее ваще никаких, только на аппаратах лежать. В коме она.

И он снова принялся полировать бока «шестисотого».