Принудительное влечение - Климова Юлия

    – Очень приятно. Оля, что же ты не предупредила, я бы приготовил ужин на всех.

    – Ничего страшного, – благодарно улыбнулась Оля, протягивая Сергею ножку от табуретки. – Мы только что из-за стола, я тебе сейчас все расскажу.

    Если вы перестали находить общий язык с коллегами по нервным расстройствам – радуйтесь, это означает, что вы на пути к полному выздоровлению

    Евгений Саввич Ухов пыхтел над чистым листом бумаги уже полчаса. Гениальные мысли отказывались складываться в не менее гениальные строки, и процесс написания мемуаров застопорился.

    – Гадость, – покачал головой Евгений Саввич, вспоминая, как был уволен с шестого места работы за дебош на общественном собрании. Нет, об этом писать он не будет. – Корякин – сволочь! – выпалил он и вновь покачал головой.

    Корякин – начальник цеха, – схватив его тогда за шкирку, практически выволок с собрания. Тощий Ухов вопил: «Сволочь подзаборная, руки прочь от интеллигенции!» – и брыкался, как мог. Но разве справишься с толстым Корякиным? А главное, за что негодяй так с ним обошелся? Евгений Саввич недовольно скривился. Плюнул в лицо начальнице отдела кадров – ну так сама виновата, огласила при всех записи из его трудовой книжки, биографию и письмецо из милиции…

    Жизнь Ухова была действительно насыщенной, вернее, он ее сам сделал такой. Ни на одной работе он не задерживался дольше шести месяцев, везде был не понят и гоним (не хотели коллеги воспринимать его как борца за справедливость, не хотели). А все почему? А потому что он – партизан невидимого фронта, не жалея сил и времени, отодвинув куда подальше близких и родных, с двадцати пяти лет тесно «сотрудничал» с правоохранительными органами. Писал на всех, кто подворачивался под руку, анонимки и с нетерпением ожидал, когда же правосудие займется своими прямыми обязанностями – «заарестует жалких поганцев» и надолго отправит их в тюрьму. Дышать, конечно же, станет легче, и светлое завтра стране обеспечено.

    Анонимщика вычислили довольно быстро. Однажды, увлекшись составлением очередной кляузы, он размашисто расписался на конверте, да так и отправил свое творение в ближайшее отделение милиции. Наверное, к другой анонимке и не отнеслись бы так трепетно. Но Ухов настолько надоел участковому своей неадекватной деятельностью, что тот, увидев знакомый почерк и подпись, в которой можно было разобрать почти все буквы, перевернул вверенную ему территорию вверх дном и нашел-таки ничего не подозревающего Евгения Саввича. Ухов получил увесистый подзатыльник, а начальница отдела кадров письмо из милиции с огромной просьбой приструнить и повлиять на «писателя».

    Теперь, по прошествии многих лет, когда приступы ревматизма и маразма стали его друзьями, Евгений Саввич решил вспомнить прошлое. Ах, годы молодые, годы молодые – каким же бравым воякой он был! Собственно, сейчас особых интересов у него в жизни и не было. Встречи с давним приятелем-одноклассником, некогда торговцем краденым золотишком, и бурная писательская деятельность – вот и все.

    Пока единственным человеком, поддерживающим Евгения Саввича в творческих начинаниях, как раз и был только его приятель. Достанут бутылку водки и закуску, сядут за стол и давай друг другу душу изливать. «А помнишь, как бывало…», «сейчас-то все совсем иначе» и так далее.

    Другу Ухов был благодарен еще и за то, что тот в свое время помог разжиться деньгами – «впустил в свой бизнес», и теперь, на старости лет, можно было превосходно жить на проценты с банковских счетов, не ожидая очередной выплаты пенсии. Потребности не зашкаливали, и голова о завтрашнем дне не болела.

    – Тьфу, подлюги, – прошамкал Евгений Саввич, все еще думая о Корякине и начальнице отдела кадров. В голове мелькнула первая строчка новый главы, и он, улыбнувшись, вывел: «Любили меня всегда искренне, уважали до глубины души, а уж ценили…»

    Треньк-треньк-треньк. Дверной звонок прогнал только что замелькавшую на горизонте музу.

    – Кого это черти принесли, – ворчливо буркнул Ухов и поплелся в коридор.

    День для Ольги и Ирочки начался чудесно. Открыв глаза, они обе тихо и счастливо вздохнули.

    «Он не выгнал», – подумала Ольга.

    «У меня все еще есть шанс встретиться с Андреем», – радовалась Ирочка.

    Сергей, как ни странно, действительно не выгнал, а Егор Васильевич остался доволен увиденным и, немного почаевничав, отбыл к ожидающей его Таисии Аркадьевне. Все хорошо, можно даже сказать, отлично. Осталось только найти убийцу…

    В девять часов Ольга развила бурную активность. В душе плескался энтузиазм, с которым нужно было срочно что-то делать. Не откладывая в долгий ящик знакомство с еще одним пациентом Самаринского, она объявила:

    – Сегодняшний день посвятим расследованию.

    Ирочка, которая с радостью посвятила бы день Андрею Ларионову, обреченно кивнула головой – любимый мужчина пока не звонил, так почему бы не навестить еще кого-нибудь.

    – Ладно, – ответила она, – к кому на этот раз поедем?

    Выбор был небольшой: Песиков Герман Ярославович и Ухов Евгений Саввич. Старика Ухова Ольга видела как-то мельком, может, поэтому его кандидатура интересовала больше. Но как продолжить начатое расследование? Как подступиться к Ухову? Лидочка говорила, будто он пишет мемуары, больше о нем ничего не известно.

    – Здравствуйте, вы хотели меня убить, ну так я пришла, – задумчиво произнесла Ольга.

    – Ты чего? – не поняла Ирочка.

    – Репетирую. Если убийца Ухов, то как-то глупо идти к нему домой, все равно что самой засовывать голову в петлю.

    – Точно. А зачем нам вообще с ним встречаться, лучше поговорить с соседями. Помнишь соседку Маши, невесты Самаринского? Она быстро и с радостью выложила все тайны Соловьевой: и про возраст, и про то, что та вовсе не любила своего жениха.

    – М-м-м, – протянула Ольга. – Не знаю, почему меня так тянет к этим подозреваемым… Кажется, вот увижу реакцию при встрече – и сразу пойму, хочет этот человек моей смерти или нет.

    – Может, ты и поймешь, – хмыкнула Ирочка, – но только долго ли проживешь после этого. Да и все равно преступник не расскажет тебе ничего важного, не дурак же он, чтобы добровольно в тюрьму садиться.

    – Если честно, то Ухова я не боюсь. У него есть алиби. Помнишь, Лидочка говорила про друга-собутыльника, с которым Евгений Саввич пьянствовал в день убийства Самаринского. Мы просто с ним пообщаемся, вдруг он расскажет что-нибудь интересное про других пациентов или натолкнет на нужную мысль.

    Ольга решительно стала собираться.

    – А если он подговорил дружка? – предположила Ирочка.

    – Не думаю, – дернула Ольга плечом и улыбнулась. Представить, что Самаринского пристрелил щупленький старикашка, она не могла, к тому же его алиби служило некоторым утешением. – Прикинусь чокнутой, и, может быть, Ухов, если он все-таки убийца, подумает, что я не опасна.

    – Замечательно! Ты прикинешься чокнутой, он прикинется чокнутым, а я-то что делать буду? О! Я буду с телефоном стоять за дверью – на шухере. Как услышу выстрелы, так сразу же позвоню в милицию.

    – Шутки у тебя дурацкие, – фыркнула Ольга.

    – Если раньше ты всегда находилась в одном удручающем состоянии, то теперь тебя кидает из стороны в сторону – это меня беспокоит. К Ухову пойдем вместе, – строго сказала Ирочка. – С двумя ему не справиться.

    – Только если у него не осталось патронов, – тихо возразила Ольга.

    Скользя по улицам в собственной машине, она думала об Уварове. Когда же он стал ей нравиться?.. А он ей нравится? Да, чего уж кривить душой. Карие глаза, серьга в ухе, рубашка почти всегда расстегнута, обаятельная улыбка… А как он злится! Любо-дорого посмотреть. И не выдал их вчера, сидел за столом и старательно производил благоприятное впечатление на Егора Васильевича. Ну разве не замечательный?

    И уже давно она поняла, что не хочет возвращаться домой, потому что там пусто и одиноко и, главное – там нет его… Сергея Юрьевича Уварова.

    – Я влюбилась, – тихо сказала Ольга.

    – Чего? – переспросила Ирочка, запихивая в «бардачок» карту Москвы.

    – Я влюбилась.

    – В кого?

    – В Уварова.

    В машине повисла тишина. Первой ее нарушила Ирочка:

    – Он хороший… И что ты теперь будешь делать? – осторожно спросила она, вспоминая, как Ольга лупцевала его палкой. Как бы опять ей не захотелось взяться за старое.

    – Не знаю. Мне кажется, он относится ко мне просто как к чокнутой пациентке.

    – Вряд ли, ты уже сто лет к нему на прием не записывалась.

    – Думаешь записаться?

    – Угу.

    – А что я ему скажу?