Банда отпетых дизайнеров - Логунова Елена

– Уже уходите? – спросил Михаил Александрович с робкой надеждой Кролика, которого нещадно объел Винни Пух. – А ваш, это… пакет?

– Какой пакет? – мне было так плохо, что я совсем забыла о легенде.

Единственным пакетом, который мне сейчас подошел бы как нельзя лучше, был пластиковый мешок для перевозки трупов.

– Ну, это… с дизайнерским набором! – напомнил Цибулькин.

– Пакет с дизайнерским набором?

Я едва удержалась, чтобы не срифмовать: «Да положить мне на него с прибором!» – и слабо усмехнулась. То, что ко мне вернулось чувство юмора, было верным признаком скорого выздоровления.

– Раз вы не обнаружили его, когда искали аптечку, значит, его здесь и вовсе нет. Пожалуй, я поспрашиваю у других родственников Елены Яковлевны, – сообщила я.

Кроткий Михаил Александрович не роптал, и мы покинули земное пристанище гражданки Цибулькиной, позаботившись восстановить печать на двери. Никто нас за этим делом не видел, в поздний час никакого движения в подъезде не наблюдалось – приличные граждане уже спали, а неприличные гуляли на свежем воздухе. Без помех и комментариев (Цибулькин сказал только: «Как вы, ну, ловко… это самое!») я виртуозно подклеила бумажную ленточку специальным гелем для коррекции ногтей. У подъезда Цибулькин расшаркался, я сделала книксен, и мы разошлись в разные стороны, предварительно обменявшись телефонами и адресами на тот маловероятный случай, если мифический дизайнерский пакет все же найдется.

Поскольку я все еще чувствовала себя слабой, то не стала жадничать и на ближайшей улице поймала такси, по пути домой освежилась ветерком из открытого окошка и вполне пришла в себя. Отпустив машину, я задержалась во дворе.

Ночь была роскошной, как парадная роба принцессы. Особенно хороши были бриллиантовые россыпи звезд на фиолетово-черном велюре неба, по подолу расшитого сияющим золотом городских огней. Тема праздничных нарядов и ювелирных украшений навеяла мне тоску по Денису. Пожалуй, в такую дивную ночь я могла бы и согласиться на его настойчивое предложение украсить мою руку обручальным кольцом. Желательно золотым, с бриллиантами – чтобы, ну, это самое… соответствовать красоте дивной ночи!

Замечтавшись, я пошла гулять вокруг дома и на заднем дворе стала свидетельницей романтического свидания парочки пенсионеров. Дедуля совершенно дореволюционного вида, в полотняном костюме и соломенной шляпе-канотье, утвердил раскладную табуреточку под окном, из которого выглядывала благообразная старушка в черепаховых очочках и платье с кружевным воротничком. Это выглядело очень умилительно, ни дать ни взять – римейк бессмертного шекспировского хита, пьеса «Ромео и Джульетта, шестьдесят лет спустя».

В принаряженной старушке я узнала соседку с первого этажа, которую мои родители запросто называют Кирилловной. Ее ухажер был мне незнаком. Старички мило любезничали. Я притормозила, чтобы своим неожиданным появлением не нарушить их идиллию, и невольно подслушала монолог Джульетты Кирилловны.

– Сижу я, значит, вечерком у окошка, воздухом дышу и вас, дружочек, поджидаю, – кокетливо молвила бабушка, стрельнув в кавалера глазками с мощным оптическим прицелом. – Вы все не приходите и не приходите, я даже Пушкина вспомнила: «Уж полночь близится, а Германа все нет!» Потом на секунду отвернулась – и тут вдруг цветы под окном ка-ак зашуршат!

– Ка-ак? – взволнованно квакнул Герман-Ромео. – Кто-о посмел?

– Кобель, дружочек, сущий кобель! – захихикала Джульетта Кирилловна. – Здоровенный пес, спина, как у пони, хвост что твоя сабля! Как рыкнет, как прянет – ну, чисто сивка-бурка!

– Так это собачка была, не мужчина? – уточнил ревнивый старичок.

– Ну, мужчина тоже был! – заверила его безжалостная кокетка. – Когда пес удрал, он побежал за ним следом, кричал то ли «Лай!», то ли «Не лай!». А тот и не лаял вовсе, молча бежал, все цветы помял, целую траншею за собой оставил…

Джульетта Кирилловна сокрушенно вздохнула.

– Вот я и говорю, милая вы моя: переезжайте ко мне! – подхватился с табуреточки пылкий Ромео Батькович. – У вас тут на первом этаже никакого житья нету, сплошные стрессы, то ли дело у меня, на двенадцатом, – тишина, спокойствие, чистый воздух, мимо окошка только ласточки да облака летают, и никаких тебе собак с мужиками!

Он сцапал с подоконника сдобную ручку подруги, и голубки заворковали. А я окаменела в зарослях, как садово-парковая скульптура! По описанию Кирилловны я с уверенностью опознала в псине с широкой спиной и саблевидным хвостом боевого четвероногого друга капитана Кулебякина, а бежал за ним, конечно, сам Денис. И не «лай – не лай» он кричал, а просто звал собаку: «Барклай! Барклай!» Оставалось выяснить, когда это Денис с Барклаем потревожили своим появлением старушку соседку.

Не раздумывая, я выхватила из сумки служебное удостоверение и, держа эту краснокожую книжицу в вытянутой руке, проскакала по клумбе прямиком к старым голубкам.

– Служба охраны общественного спокойствия! – веско сказала я, всем своим видом выражая глубокую озабоченность. Это далось мне без всякого труда. – Прошу конкретизировать, когда имел место факт нарушения тишины и порядка путем подачи голосовых команд домашнему животному, оказавшему разрушительное воздействие на природоохранный объект типа клумба?

Эта затейливая фраза произвела на старичков большое впечатление. Да я и сама восхитилась тем, как виртуозно, оказывается, владею цветистым бюрократическим слогом! Не подозревала прежде за собой такого таланта, видно, сказались гены мамы-писательницы.

– Дружочек, я не поняла, чего девушка хочет? – боязливо косясь на меня и крепче цепляясь за руку своего Ромео, спросила его Кирилловна.

Как я и предполагала, бабуля меня не узнала. Окрестные старушки безошибочно опознают только Трошкину с ее неизменными хвостиками вечной школьницы, а я слишком часто меняю прическу и наряды.

– Девушка хочет знать, когда вы видели мужчину с собакой? – я максимально упростила вопрос.

– Собаку с мужчиной, – поправил меня дотошный старичок. – Строго говоря, сначала была она, а уже потом он.

– Они тут были вчера. Нет, позавчера! – поняв, чего от нее хотят, с готовностью сообщила Кирилловна.

– В полночь? – спросила я, вспомнив прозвучавшую ранее цитату из Пушкина.

– Нет, что вы! – старушка замахала руками. – В полночь я уже сплю! Это еще вечером было, в восьмом часу, по телевизору как раз сериал закончился, и я к окошку подсела. А тут они, мужик с его собакой! И сразу же давай нарушать тишину и разрушать клумбу!

– Скажите, милая девушка, а что им за это будет? – полюбопытствовал старичок.

– Собаке с ее мужиком? Плохо им будет, – пообещала я. – Животное подвергнется публичному порицанию, а его хозяин будет бит рублем и иными подручными предметами. Мне бы их только найти, а за наказанием дело не станет!

– Они туда убежали, за угол! – Кирилловна махнула пухлой ручкой. – Только это ведь еще позавчера было, вряд ли вы теперь их найдете!

Я пробежалась по клумбе, оказав на нее дополнительное разрушительное воздействие, выскочила за угол, походила туда-сюда по пятачку между двумя многоэтажными башнями и признала правоту Кирилловны: не найду я так Дениса с Барклаем, точно! Присев на бордюр тротуара, я пригорюнилась и призадумалась.

Показания старой шекспировской героини не проливали свет на причину исчезновения Кулебякина с его бассетом, однако позволяли усомниться в том, что Денис бежал от меня. И в том, что он вообще собирался куда-то бежать.

Но ведь пропал же он куда-то без объявления войны? Перефразируя коллегу Шекспира по поэтическому цеху – Пушкина: «Уж третий день как Германа все нет»! Версия о тайном отбытии Дениса на морской отдых становилась сомнительной. Не мог же он уехать без багажа, с собакой вместо чемодана?

«Хм, а вот это вполне можно проверить! – неожиданно встрепенулся мой внутренний голос. – Помнится, Денис в знак любви и безграничного доверия вручил тебе ключи от квартиры, где деньги и вещи лежат. Пойди и посмотри, лежат ли там чемоданы?»

– Умница! – обрадовалась я и в благодарность за дельное соображение погладила своего внутреннего советчика по нашей с ним общей голове.

За ключами от квартиры любимого пришлось зайти домой. Там еще не спали, в дальней комнате приглушенно стрекотала пишущая машинка, на кухне, как медведь в берлоге, ворочался папуля. Он проводил вечерний смотр своего поварского вооружения. Не увидев полоски света под Зяминой дверью, я не удержалась и спросила отца:

– Что, Зяма уже спит? – имелось в виду, спит ли он уже с Трошкиной.

– Они с Аллочкой ушли, – ответил папуля, внимательно изучая на просвет чайное ситечко. – Взяли в руки яйца и пошли к старичку.

Я не сумела скрыть удивления. Папулины слова будили в моем воображении весьма смелые эротические фантазии, где было место и рукам, и яйцам, и Алке с Зямой. Но откуда взялся старичок? Неужто они его пригласили третьим? И кто он такой – какой-то ветеран сексуальных битв? Еще один хорошо выдержанный Ромео?