Укротитель Медузы горгоны - Донцова Дарья

– Я нашла связь между жертвами маньяка! – закричала я. – Марков, Львов и Косолапова в юности состояли в театральном коллективе «ОЗА»…

Но Игорь не услышал моих слов – уже отсоединился.

Я хотела вновь набрать номер Якименко, но потом вспомнила про машину, сгоревшую на стройке возле молла «Макс», вернулась к ноутбуку и нажала на кнопку.

Снимок исчез, появилась фраза, которую нацарапал кто-то другой, не девочка-отличница. «Наина Федоровна Пряхова. Ее адрес: Малый Факельный переулок, д. 102, кв. 19. От Анастасии Алферовой. Любит сладкое вино и торт. Знает все про «ОЗА», жила с Берти».

Я снова вцепилась в трубку, но на сей раз попыталась дозвонится до Миши.

– Невзоров, – гаркнули из телефона.

– Это Степа…

– Потом!

– Очень важно! Все…

– Завтра!

– Нет, выслушай меня! – завопила я.

Тщетно, Невзоров сбросил вызов.

Я распечатала адрес Пряховой и пошла в ванную.

Не стоит сердиться на Игоря Сергеевича и Михаила, они находятся на месте происшествия, где много разных людей. Наверное, Невзоров и его начальник проведут там всю ночь, устанут, утром захотят поспать подольше. Что, если мне съездить в Малый Факельный переулок? Попробую сама разузнать про коллектив «ОЗА». Я теперь совершенно уверена: преступник как-то связан с театром Вознесенского. Надо лишь купить бутылку сладкого вина и торт.

Якименко сказал, что я временно буду членом его команды, значит, должна помочь Игорю Сергеевичу и Мише, которые очень заняты. Я бы никогда не согласилась беседовать с маньяком, но Пряхова – женщина, скорее всего, пожилая. Что плохого она может мне сделать?

Район станции метро «Таганская» считается элитным, но мне он кажется слишком шумным, и здесь много домов постройки первой трети двадцатого века. Большая часть их находится в ветхом состоянии, в них нет лифтов, мусоропроводов, а квартиры сплошь коммунальные. Когда я искала себе жилплощадь, риелтор несколько раз предлагала мне жилье на Таганке, говорила:

– До Кремля рукой подать, хозяин не особенно задирает цену, тихий двор. Это не Капотня, где дымит факел, и не спальный район, куда никак метро не дотянут.

В первый раз, услышав о трешке неподалеку от знаменитого в советские годы театра, я обрадовалась. Но положительные эмоции сразу испарились, когда я увидела облупившуюся двухэтажную развалюху с грязным подъездом. Ну да, входная дверь была дубовой, с роскошной ручкой, а перила на лестнице радовали глаз резьбой и держались на причудливо изогнутых кованых прутьях. Но проку от такой красоты мало, если по ступенькам нагло, совершенно не опасаясь людей, разгуливают крысы, а сами апартаменты являются чем-то вроде общежития, где в каждой комнате ютится по семье, и ремонт новому владельцу квадратных метров предстоит сделать такой, что дух захватывает. Но даже если я и превращу бывшую замызганную нору в дворец, то все равно не смогу нормально помыться в ванной. Да, сменю трубы, но те, что подходят к зданию с улицы, останутся древними, и из кранов будет течь тоненькая струйка, постоянно меняющая температуру.

Я подошла к серому дому и осторожно заглянула в парадное. Слава богу, крыс не видно и ничем противным не пахнет, но квартиры здесь точно коммунальные.

Поднявшись на последний этаж, я увидела ряд звонков на косяке двери и нажала на нужную кнопку. Сначала стояла тишина, потом звонкий детский голос прокричал изнутри:

– Кто там?

– Мне нужна Наина Федоровна Пряхова, – ответила я. – Скажите, что пришли от Анастасии Алферовой.

Из-за створки донеслось звяканье, она отворилась, показался мальчик лет десяти-одиннадцати и показал рукой влево.

– Вам туда. У Пушкина свернете налево.

Я растерялась, а паренек исчез во мраке коридора. Мне не оставалось ничего иного, как пройти в указанном направлении. Вернее, я протискивалась бочком между выкрашенной в линялый зеленый цвет стеной и всяческим барахлом, которое жильцы выставили в общий коридор. Да здесь просто рай для реквизиторов театра или кино! Огромные чемоданы, корыта, велосипеды, стопки книг, журналов, картонные коробки, в которых, наверное, найдется масса интересного для людей, оформляющих спектакли или фильмы о жизни наших бабушек. Вон стоит чугунный утюг размером с СВЧ-печь, а рядом с ним старинный фотоаппарат и здоровенный эмалированный бак. «Пейзаж» напоминал склад при гостинице «Кошмар в сосновом лесу», где прошло мое детство[23].

Узкая галерея неожиданно стала широкой и превратилась в небольшой холл, в центре которого стояла тумбочка с гипсовым бюстом какого-то деятеля. Я не знала, чей он, но мальчик, объяснявший мне дорогу, ошибся – это точно был не Пушкин. На носу скульптуры сидели круглые очки, а если память мне не изменяет, Александр Сергеевич их не носил. Из холла далее вело два коридора, я свернула в левый и уперлась в дверь, которая сразу распахнулась.

– Ты кто? – спросила полная старуха, которой, похоже, вчера стукнуло пятьсот лет.

– Степанида Козлова, – представилась я. – А вы, наверное, Наина Федоровна Пряхова?

– Я «не наверное», а точно она, – засмеялась бабка. – Вы из министерства культуры, да? Наконец-то решили принять мое предложение? Заходи, детка. Только больно ты молодая… Школу хоть закончила?

– У меня диплом педагогического института, – сказала я.

Пряхова цокнула языком.

– А на вид тебе четырнадцать. Хотя я неважно видеть стала. Ну, заползай. Наш народ должен знать о великих деятелях культуры. Однако долго вы раскачивались, я вам не первый год пишу! А что это у тебя в руке?

Я протянула ей коробку.

– Торт к чаю. Не знала, какой вы любите, купила бисквитный, российского производства.

– Я все сладкое обожаю, – обрадовалась Наина Федоровна. – А в пакете что?

Я вынула бутылку.

– «Ламбруско».

– Что? – не поняла хозяйка.

Пришлось объяснить:

– Сладкое вино из Италии.

– Никогда не пробовала, – обрадовалась старушка. – Грешна, люблю пропустить чарочку. Ну, иди сюда!

Наина Федоровна отодвинула занавеску, которая отделяла комнату от прихожей, и я ахнула. Тридцатиметровое пространство было от пола до потолка завешано фотографиями и афишами.

Хозяйка заметила мою реакцию.

– Красота, да? Места здесь мало, все не представить, много чего еще в чемоданах лежит. Сейчас стол накрою. Ну-ка скажи, ты знаешь, кто такой Альберт Сергеевич Вознесенский?

Я еще раз окинула взглядом афиши, на которых везде большими буквами была указана фамилия Берти, и торжественно объявила:

– Великий театральный режиссер.

Пряхова, успевшая включить стоявший на подоконнике электрочайник, бросилась ко мне:

– Дай обниму тебя! Все правильно. Великий! Гениальный!! Самый лучший!!! Нет и не было ему равных. Мой муж был уникальным человеком, такие рождаются раз в тысячелетие. Русский Леонардо да Винчи! Вот с кем можно сравнить Берти. Садись, детонька, поудобнее.

Я опустилась на стул.

– Вы супруга Вознесенского? Пожалуйста, не подумайте, что я сомневаюсь в ваших словах, но вроде Альберт Сергеевич… э… не ходил в загс.

– Мы прожили вместе много лет. И талант мужа не иссякал! – заявила старушка, не ответив впрямую на вопрос.

Я откашлялась.

– Господин Вознесенский ушел из жизни в преклонном возрасте.

– Ему было всего сто четыре года, – перебила меня Наина Федоровна. – Мог бы еще жить, но из-за тех проклятых детей у Берти инсульт случился. Мерзкие щенки! Альберт Сергеевич так и не восстановился, а в последние годы был сильно болен. Я после кончины мужа здорово сдала, хотя заметь, сейчас прекрасно себя чувствую, ни малейших признаков маразма у меня нет. Погляди на меня – и не слушай врачей-тупиц!

Один профессор в год кончины Берти пугать меня принялся: «Наина, у вас высокий холестерин, давление. Сядьте на диету, побольше ходите, не ешьте сладкого, не пейте спиртное». Я на его советы рукой махнула. Зачем мне до ста лет скрипеть, если никаких радостей не будет? И где теперь тот доктор? Давно на кладбище. А я перед тобой, тортом вкусным лакомлюсь и вино чудесное вкушаю. Мораль: что доктору хорошо, то пациенту смерть. А ведь я не так уж и молода была, когда с Берти познакомилась, просто выглядела юной. Ох и славное ты винцо принесла! Прямо душа радуется!

– Вы актриса? – уточнила я.

Наина Федоровна отпила из бокала.

– Упаси бог, нет! Несчастные они люди, артисты. Глупые, зависимые, суетные, своих мыслей не имеют. Берти любил повторять: «Лицедеи – пластилин, я из них что угодно слеплю. Ум фигуркам без надобности, а вот эмоций должно быть через край». Я пришла в его театр наниматься костюмершей, уж очень с раннего детства на спектакли ходить любила, вот и подумала: если за кулисами работу отыщу, насмотрюсь пьес. О Вознесенском, конечно, слышала, о нем Москва гудела, но ни одной постановки Альберта Сергеевича не видела. Билетов простым людям было не достать…