Укротитель Медузы горгоны - Донцова Дарья

– Кто вам сказал, что записи Берти у меня? Я никогда никому их не отдам!

– Ага, значит, они точно у тебя, – обрадовалась Роза, – Клюев не ошибся. Он мне поведал, что один раз, придя в театр к Вознесенскому, случайно увидел тебя и Берти, услышал ваш разговор, из которого ему стало понятно, что у режиссера близкие отношения с костюмершей. Иван терпеть не может сплетников, в особенности если это мужчины, и сам никогда не распространяет слухов. Он лишь удивился и вскоре забыл о том, что узнал про вас. А несколько лет назад…

И Розалия Марковна в подробностях пересказала тот случай.

Клюев сидел в коридоре клиники, которая обслуживает членов ВТО[24]. Около него устроилась немолодая женщина, которая показалась ему смутно знакомой. Из кабинета высунулась медсестра и воскликнула:

– Наина Федоровна! Почему вы тут?

– У Альберта Сергеевича закончилось лекарство, – пояснила дама.

– Вам же только рецепт выписать, проходите, – предложила девушка в белом халате.

– Ну уж нет! – возмутился Иван Сергеевич. – Я два часа здесь кукую. Вы уже трех человек без очереди приняли, одни льготники вокруг. А у меня вечером спектакль!

– Ничего, я подожду, – смутилась женщина.

Медсестра укоризненно глянула на Клюева и исчезла в кабинете. А минут через пять динамик, висевший над дверью, прохрипел:

– Сначала пусть зайдут за рецептом для Альберта Сергеевича Вознесенского, а потом по очереди.

Женщина, сильно покраснев, юркнула в кабинет.

Клюев удивился. Рецепт для Альберта Сергеевича Вознесенского? Неужели Берти до сих пор жив? Нет, наверное, речь идет о полном его тезке. Но потом женщина снова вышла в коридор, и Иван понял, почему ее лицо, пусть и сильно постаревшее, показалось ему знакомым. Это была та самая костюмерша, чей разговор с Берти, сам того не желая, он случайно подслушал. А еще на руке старушки болтался очень приметный браслет, похожий на наручник. Золотой, явно дорогой, антикварный. При взгляде на него Клюев вспомнил, как когда-то его любовница Лидия, актриса театра Вознесенского, сетовала:

– Представляешь, у нашей костюмерши на корявой лапе роскошная ювелирка, настоящий восемнадцатый век. Я предлагала ей хорошую сумму за браслет, но она отказалась продать. Зачем деревенщине такая прелесть? Иван, поговори с идиоткой, авось тебе удастся убедить ее расстаться с украшением.

Клюев тогда предпринял попытку побеседовать с Наиной, но неудачную.

И вот недавно актер вошел вместе с Глаголевой в «Небеса» и узнал в вахтерше ту костюмершу. А потом сказал Розалии:

– Глазам своим не верю! Надо же, тетка еще жива. Хотя, может, лет ей не так уж и много. Я, кстати, прекрасно помню Вознесенского. Она жила с Берти и, судя по тому, что приходила в поликлинику за рецептом для него, ухаживала за режиссером. Неужели Альберт до сих пор на этом свете? Да нет, навряд ли. Интересно, где его знаменитые записи? Там, небось, полно планов спектаклей. Представляешь, Роза, какой это кладезь для любого постановщика? Все задумки Берти по сию пору современны и удивляют публику. Вот Гришка Варгин возобновил «Гамлета» в постановке Вознесенского, просто повторил спектакль, так пол-Москвы в его театр сбежалось. Подросли зрители, которые ничего не знают об Альберте Сергеевиче, им интересно. Эх, заполучить бы нам хоть один блокнот Берти! Вот тогда мы поразим театралов, о нас будут писать все газеты, приедет телевидение…

– Так как? – пристала к Наине Федоровне актриса, завершив рассказ. – Я про записные книжки спрашиваю. Отдашь мне их, тогда я тебя к себе на службу возьму.

Наина Федоровна выпроводила Розалию Марковну. Дези увела Глаголеву из квартиры, побеседовала с ней на улице и сделала встречное предложение: она продаст ей один блокнот. Если та захочет получить второй, тоже проблем нет. Деньги на бочку – и пусть забирает…

Дези замолчала, я перевела дыхание.

– Вы отдали Глаголевой рисунки к «Отелло»?

Дочь Пряховой поморщилась.

– Я не смотрела записи, схватила первое, что попалось под руку. Нам очень нужны деньги. Мама никогда те книжечки не проверяет, они мертвым грузом на антресолях лежат. Кому это барахло нужно?

Я отвернулась к окну. Вот тут Дези сильно ошибается. Берти тщательно зарисовывал все придуманные мизансцены, и если его наработки попадут в руки любого театрального режиссера, тот оценит, какой клад ему достался. Теперь понятно, почему Розалия Марковна влезла в долги, заняла крупную сумму у соседки – она решила купить наследие Альберта Сергеевича Вознесенского.

– Маме я велела увольняться из «Небес», – завершила рассказ Дези, – пристроила ее гардеробщицей в студию Николая Хоменко. Розалия более к нам не являлась. Ой, унесло меня в сторону от главной темы… В общем, ищите Пиратова. Наверняка именно он спустя много лет решил уничтожить всех свидетелей убийства Олеси Колковой. Почему мерзавец только сейчас стал истреблять бывших актеров театра «ОЗА», понятия не имею, но это точно Борис. Вернее, тот, кто назвался Борей Пиратовым. Я буду очень довольна, если его найдут и накажут. Пока был жив Берти, мама ни за что не пошла бы в милицию. Да и после его смерти. К тому же столько лет прошло. Я полагала, что история, случившаяся давным-давно, никому не интересна. Если ты расскажешь ее следователю, буду тебе благодарна. Я считаю, что зло надо наказывать независимо от срока давности. А то что получается, убийца ходит по улицам, наслаждается жизнью. Разве это справедливо? Мама очень нервничает, вспоминая тот страшный день, когда репетировали убийство Дездемоны. Ее мучает чувство вины перед загубленной душой девочки. Но сомневаюсь, что преступник переживает. Такие люди умеют себя оправдать, они не терзаются муками совести и ни в чем никогда не раскаиваются. Хочу только попросить. Если подонка найдут, не сочти за труд, загляни сюда и сообщи маме, это снимет камень с ее души. Надеюсь, я не ошиблась, доверившись тебе. А то подчас бываю наивна, верю людям на слово, а меня обманывают. Но мне почему-то кажется, что ты хороший человек.

Именно в эту минуту в моей сумке затрезвонил телефон. Звонил Якименко с вопросом:

– Ты меня искала?

– Да, – ответила я, глядя в глаза Дези. – Нашла связь между убитыми и теперь знаю, кто ваш маньяк.

– Через час в кафе «Хитрый пес». Пойдет? – спросил Игорь Сергеевич.

– Постараюсь успеть, – ответила я.

Выслушав мой обстоятельный рассказ, Якименко начал терзать меня вопросами, и я поняла, что чувствуют люди, которых он допрашивает всерьез. Мало того, что он заставил меня пару раз повторить всю нашу беседу с Наиной Федоровной, а потом и с ее дочерью, он еще в деталях выяснил, чем я вчера занималась. Причем периодически прерывал мое повествование. Ну, например, говорил:

– Вы с Мишей сидели в кафе, когда я позвонил, да? А что ели-пили?

Я замирала от неожиданности с открытым ртом, пару мгновений моргала и лишь потом отвечала:

– Э… э… Невзоров заказал пиццу, я салат «Цезарь» без заправки, еще взяли большой френч-пресс жасминового чая. Но Михаил не успел поесть как следует. Проглотил пару кусков, залпом осушил чашку и убежал.

– Ага, – кивал Игорь. – Ну, продолжай.

Я говорила минут пять, и снова Якименко влезал с каким-нибудь дурацким вопросом. В конце концов я страшно от этого устала. Но мой рассказ наконец подошел к финалу, и я поделилась некоторыми своими соображениями.

– Знаете, что мне пришло в голову, пока я ехала сюда? Никто не знал, что Фаина – дочь Розалии и что Глаголева придумала, как дать Кругловой шанс выйти на сцену. А теперь вспомним про две чашки капучино, появившиеся у Мускатовой в гримерке. Таткина из вредности не принесла актрисе ее костюм. Именно поэтому, выпив два раза кофеек, Света отправилась в костюмерную, где и заснула на диване. Фаина взяла наряд, где-то переоделась и поспешила на сцену. Тут убийца, не поняв, кто перед ним, зачем-то отправил женщину в костюме кормилицы в гримваген, где уже было установлено зажигательное устройство.

– Что, их так легко спутать? – хмыкнул Якименко.

– Да, – кивнула я. – Только представьте: широкая многослойная юбка, балахонистая кофта, плюс шаль на плечах. Такая одежда полностью скрывает фигуру. Я и, допустим, вон та посетительница в бордовом платье, нарядившись подобным образом, станем неотличимы.

Якименко обернулся:

– В той мадам примерно восемьдесят кило веса.

Я стояла на своем.

– Тем не менее я права. Светлана худенькая, со спины смотрится прямо-таки юной.

– А лицо? – задал ожидаемый вопрос Игорь Сергеевич.

– У кормилицы на голове капор, который полностью скрывает волосы, а широкая оборка на нем прячет от постороннего взгляда физиономию. Но самое главное другое. Вы же помните, что Обоймов извратил пьесу, как мог? Так вот! На лице кормилицы была ярко-красная бархатная маска, оставляющая открытыми только глаза. Выйдя на сцену, исполнительница через пять минут снимала ее и швыряла в зал. Но в кулисе-то она стояла в ней! Тот, кто отправил Фаину в гримваген, точно перепутал ее с Мускатовой. Глаголева не собиралась лишать жизни свою дочь. Да, актриса – дама вредная, капризная, пафосная, но не убийца. И откуда приме театра «Небеса» знать о том, как составить зажигательную смесь? Нет, тут действовал маньяк. Вы понимаете, куда я клоню?