На шпильках по джунглям - Калинина Дарья Александровна

– Но зато за свою работу они получали достойную старость и их дети больше не умирали от голода в плохие годы.

Да и работники на ферме Пэм, казалось, вовсе не считали, что в отношении негров была допущена какая-то несправедливость.

– Они получали все необходимое. За больными и старыми ухаживали. На улицу их никто не выгонял. Мы любили своих негров и знали к ним подход. Но эти… они какие-то все бешеные. Забыли все то добро, что мы для них сделали. Напридумывали себе какие-то несуществующие обиды, и понеслось…

Работали на ферме у Пэм преимущественно белые. Те немногочисленные черные слуги, которые тут были, остались еще с прежних времен. Их дети не захотели жить в услужении у белой хозяйки, отправились в город за лучшей долей. А у стариков идти куда-либо уже не было сил. И они остались с Пэм, вряд ли принося той прибыль, а скорее вися на ее шее тяжким грузом. И тот факт, что Пэм все-таки не выгнала стариков, а оставила в доме, в котором они родились и выросли, лучше другого говорило о том, как любит Пэм свой дом и все то, что с ним связано.

Одну из старушек, обитающих на ферме, звали тетушка Зулу. Все двенадцать ее отпрысков подались в дальние края на поиски счастья.

– Многие мои ребятки хорошо устроились. Все-таки теперь жизнь уже не та. Мы тоже имеем право выбора.

Вот только что-то ни один из детей тетушки Зулу, как бы хорошо он ни устроился, не позвал старенькую мать к себе. Старушка жила на ферме у Пэм, выполняя самую легкую работу по дому, потому что ей уже перевалило за девятый десяток и сил у тетушки было немного.

– А я ведь помню еще матушку нашей Памэлы, когда она была красненьким крикливым ребенком. И бабушку ее тоже хорошо помню. Да, она всегда была смутьянкой. И ее мать тоже. А во времена войны с англичанами прабабушка нашей Пэм возглавила движение буров за свободу. Ох, и задали они в ту пору англичанам жару! Те так и не смогли совладать с нашими господами. И наша Пэм пошла этим в свою родню. Но никто из них так не любил свою землю и свой дом, как именно Пэм. Она ведь осталась последней из своего рода.

– У нее есть братья.

– Братья – это другое.

– Сама Пэм еще может выйти замуж.

– Все равно ее дети будут носить другую фамилию. Нет, род Йоргенсонов из Южной Африки угас. А это всегда тяжело. И особенно тяжело сейчас нашей Пэм. Эти наглые негры вконец ее измучили. И прежде, чем она с ними справится, ей еще предстоят нелегкие деньки. И боюсь, как бы она ни боролась, ей не удастся сохранить наши «Зеленые Холмы» в том виде, в каком они достались ей самой.

– Почему?

– Времена нынче ох какие непростые.

С этим было невозможно спорить. Подруги и не пытались. И тетушка Зулу снова пустилась в воспоминания, до которых так охочи пожилые люди, неважно, какого цвета у них кожа.

– А уж как моя бедная Пэм добивалась права владеть своими «Зелеными Холмами» и распоряжаться тут всем на правах хозяйки. Батюшка ее ведь не сразу отдал наследство матери своей дочери.

– Почему?

– Та мегера, на которой он был женат в ту пору, его отговаривала.

Надо понимать, это была не кто иная, как мать Криса! Ведь после смерти матери Пэм господин Якоб недолго вдовел. Он женился вновь и вновь. Но лишь его третий брак продлился долго. Да, на момент совершеннолетия Пэм ее отец был женат на матери Криса. Видимо, между мачехой и падчерицей сложились непростые отношения, раз уж Пэм открыто называла мачеху мегерой. И старая служанка это запомнила на многие годы и теперь повторила слова своей любимицы.

– Пэм тогда не жила с нами. Она приезжала к нам, плакала, рассказывала, что ей почти удалось уговорить отца, чтобы он отдал ферму ей. Но в последний момент вмешалась та злобная гадина и отговорила господина Якоба. Как же она, должно быть, ненавидела Пэм! Даже не знаю, за что!

А вот подруги, кажется, знали. Пэм обладала вспыльчивым характером. С трудом собой владела даже сейчас. Что уж говорить про то время, когда Пэм было… А сколько же ей было?

– Двадцать один год ей как раз исполнился, когда она получила свои «Зеленые Холмы». А просить ферму у отца она начала еще с шестнадцати лет. Конечно, отец ей отказывал. Пэм обижалась, злилась, но поделать ничего не могла. «Зеленые Холмы» могли перейти к ней только после двадцати одного года, да и то лишь с письменного согласия ее родителя. До тех пор фермой управлял отец. Таково было условие в завещании матери Пэм. Она хоть и любила свою девочку, но отлично понимала, какой непростой у нее характер.

– А что же случилось потом? Господин Якоб все же переменил свое мнение?

– Пэм исполнился двадцать один год, и отец отдал ферму дочери. Да и та гадина, которая изводила мою девочку, уже не могла ей помешать.

– Почему?

– Она померла, – пожала плечами тетушка Зулу, а затем куда более кровожадно прибавила: – Ну туда ей и дорога!

Это она про мать Криса! Хорошо, что самого Криса тут нету и он не слышит, как ругают его мать.

– Говорят, что та женщина приняла нелегкую смерть. Ее убили на глазах у ее сына.

– Ох, матерь Божия! – перекрестилась старушка. – Не вспоминайте вы о мертвых к ночи. Их души могут услышать и лишить вас ночного покоя.

Но покоя подруг лишили вовсе не души умерших, а вполне даже реальные люди. Вернувшиеся с облавы на мародеров работники фермы гудели и обсуждали свой набег до самого утра. Как поняли подруги, набег оказался неудачным. В том смысле, что подстрелить работникам никого не удалось. А вот у них самих был один раненый. Парнишка-пастух получил пулю в мякоть бедра. К счастью, ранение оказалось неопасным. Пулю извлекли там же, в полях. А в качестве дезинфекции применили виски десятилетней выдержки, которым обильно полили как саму рану, так и ее обладателя.

Впрочем, виски вообще пользовался тут большим успехом. Битых три часа все соседские фермеры добивали запасы, выставленные Пэм, строили самые кровожадные планы и обсуждали свою вылазку. На кострах зажарили нескольких поросят. Под поросенка по приказу Пэм из подвала выкатили еще один бочонок с виски. И разгоряченные его парами работники разошлись по своим комнатам лишь на рассвете.

Подруги взирали на все это из окон своей комнаты и думали, что происходящее им сильно не нравится. Насколько они успели понять из подслушанных разговоров, Пэм и ее союзники на сегодняшней вылазке останавливаться не собирались. Следующей же ночью планировалась еще одна, куда более основательная.

– Я правильно поняла, они собираются напасть на негритянский поселок, который находится в десяти километрах от границы «Зеленых Холмов»?

– Да. Все правильно.

Кира поежилась. Прозвучавшие возгласы о том, чтобы уничтожить поселок дочиста, вырезать всех от мала до велика и дать таким образом хороший урок всем обнаглевшим неграм округи, не могли не вызвать у них в душе протеста.

– Там ведь будут старики и дети, – робко произнесла Леся.

– Женщины точно будут, – мрачно подтвердила Кира. – Как же без женщин-то?

– А раз женщины, значит, и дети при них.

– Ну, да.

– И что? Всех их Пэм и ее сообщники собираются убить?

– Наверное, стариков, детей и женщин они не тронут.

Но на самом деле у подруг были большие сомнения на этот счет. Судя по злобным, полным ненависти выкрикам соседей-фермеров, они не собирались давать пощады никому.

– Отстоим свои права с оружием в руках!

– Пережжем их всех!

– Грязные свиньи!

– Вонючие собаки!

Едва дождавшись утра, подруги поспешили за советом к Петресу. Из всех троих детей господина Якоба он казался подругам пусть и холодным, но при этом самым разумным и уравновешенным.

– Твоя сестра и брат затеяли кровопролитие.

– Слышал, – кивнул Петрес.

Вид у него тоже был мрачный.

– Войны в округе не избежать, – сообщил он подругам. – Пэм и ее ребята настроены решительно. Но и те черные, на которых они точат зуб, тоже не промах.

По словам Петреса, черные, доставляющие проблемы Пэм и окрестным фермерам, были паршивыми овцами даже в собственном стаде.

– По большей части это убийцы, насильники и грабители, которые вышли на свободу благодаря новому правительству, но которых не хотят принимать ни в одну приличную общину. Другие черные их остерегаются и совершенно правильно делают. Ведь они убивают, грабят и насилуют не только белых, но и своих тоже.

Выкинутые на обочину жизни, асоциальные личности, живущие по своим собственным законам, а точней, без всяких законов, представляли собой серьезную угрозу жизни всех мирных фермеров.

– Но почему бездействует полиция?

– Потому что в полиции теперь работают негры. А им лень предпринимать что-либо. К тому же агрессия этих черных подонков сейчас направлена против белых. И черным полицейским это только на руку. Чем меньше белых фермеров останется в окрестностях Кимберли, да и вообще в Южной Африке, тем им лучше.

– Какой-то беспредел у вас в стране!

– Такова наша сегодняшняя реальность. Рай на этой земле кончился, начался ад.