Муха в самолете - Донцова Дарья

– Что же с вами будет, когда построят поселок? – осторожно спросила я.

Андрей Архипович погладил свою бороду.

– Ну так сразу он не образуется, года два-три небось пройдет. Может, уж к тому времени я вместе с Нюрой окажусь, а коли суждено будет еще землю топтать, тут и останусь. Я никому не помеха, ведь правда? Живу в избушке, к богатым людям не полезу.

Голубые, простодушные глаза Кутякина уставились на меня. Я поежилась, ну как сообщить этому состарившемуся, но так и не успевшему повзрослеть ребенку правду: обеспеченные граждане, пожелавшие приобрести дом в лесу, подальше от любопытных глаз, никогда не потерпят около въезда в элитный поселок избушку-развалюшку с бомжеватого вида старичком. Да Кутякина просто пристрелят, чтобы не путался под ногами.

– Ну и как вам моя история? – вдруг спросил Андрей Архипович.

Я опять вздохнула, интересно, конечно, какие коленца выделывает чужая судьба, но, увы, мне это повествование ничем не помогло!

Кутякин внимательно посмотрел на меня и продолжил:

– Следовательно, вы не знаете, что за тайна была у Луизы?

– Вы с ней были знакомы?

Андрей Архипович усмехнулся в бороду:

– Наш с женой дом стоит на прежнем месте, справа Малова обитала, слева Луиза, Раиса и их мать, та два раза замуж выходила. Все очень прилично, достойная женщина, директором школы состояла. Луиза с Ириной крепко дружили, я еще застал их до того, как они в город подались.

Ну а потом жизнь всех разметала. Луиза в город уехала вслед за Ирой Маловой, та первой на учебу подалась, но затем, правда, вернулась и вновь в Веревкине осела, ее тут уважали, работящая женщина, все было – и огород, и дом, и скотина. Ее даже не осудили, когда она ребенка незнамо от кого родила, поговаривали, что у Ирины в Москве любовник есть, вроде девочка от него, дескать, и имя мужчина сам ей придумал, очень уж оно заковыристое, не нашенское. Я его и произнести не могу! Вер… бер… лим… дер… Господь с ним! Да и одета девочка всегда была хорошо, не по-колхозному, Ирина ее баловала. Раз в месяц в столицу каталась и назад с полными руками возвращалась: игрушки, платья, сладости. Вот оттого наши бабы и считали, что она любовника-москвича имеет. Только, я думаю, дело иначе обстояло. Луиза подруге помогала, она ей ближе сестры была, да… вот так… вот так… Что же касается чужой тайны, то… э… э…

Андрей Архипович замялся, потом закашлялся, завздыхал и наконец решился:

– Понимаете, мадам, я человек с принципами, хоть и любил поднять рюмочку, но подлым не был. Не секрет, что многие пьющие люди за деньги готовы на все… Вам понятен ход моих рассуждений?

– Более чем, – кивнула я.

– Никогда не умел биться за свои права, – продолжал Андрей Архипович.

Я окинула взглядом избушку, да уж, последнее заявление бывшего актера соответствует действительности. Сначала он потерял комнату в московской квартире и смирился с переездом в Веревкино, потом не стал ругаться с застройщиками коттеджного поселка и снова проиграл.

– Я не способен заниматься продажей чужих тайн, – говорил тем временем Кутякин, – но есть у меня мечта, пока не осуществимая. Понимаете, мадам, я не сумел купить своей жене шубу, не свозил на курорт, не одел ее, даже в театр ни разу не сводил, мы из Веревкина в Москву не ездили. Вот я и решил поставить Нюре памятник, настоящий, из камня, а не фанерную пирамидку. Сходил в мастерскую, они меня заверили, что дело плевое, любое надгробие соорудят, шельмецы, в одночасье, только деньги плати, даже счет составили. Вот!

Кутякин взял с подоконника бумажку и протянул мне.

– Видите цифру?

– Да.

– И откуда мне такие средства взять?

Я молча смотрела на калькуляцию, конечно, под словом «Итого» стоят не копейки, однако стабильно работающий человек вполне способен поднапрячься и скопить нужную сумму, но побирающемуся по помойкам Андрею Архиповичу нечего и думать об установке монумента.

– Так вот, цена дана обычная, понимаете?

– Нет.

– Здесь калькуляция на само надгробие и на решетку, кованую ограду с вензелями, – принялся объяснять Кутякин, – чудесная вещь, с железными цветами. На плиту я средства имею, получил их от… Впрочем, вас это не должно интересовать, где я рублики раздобыл. Но та, что помочь мне согласилась с памятником, на ограду средств не нашла. Я был рад и надгробию, думал, потом как-нибудь и изгородь получится, а тут вы, мадам!

Вы писательница, – продолжал Кутякин, – значит, человек богатый. Я обладаю очень нужной для вас информацией, а вы имеете столь необходимые для увековечивания Нюриной памяти деньги. Следовательно… Понимаете?

– Вы хотите продать мне сведения? За ограду?

– Именно так, – закивал Кутякин, – но, опасаясь самого себя, я попрошу вас поступить таким образом: оплатите счет, и бригада примется за работу.

Я произвела в уме кое-какие расчеты. Итак, если Андрей Архипович, всю жизнь проведший в непосредственной близости с Ирой Маловой, знает тайну Луизы Иосифовны, то я выясню, чем таким можно было шантажировать даму, и, вполне вероятно, пойму, кто это делал, в общем, докопаюсь до истины. Ладно, сейчас попытаюсь договориться с Андреем Архиповичем.

– Видите ли, – осторожно начала я, – литераторы не столь уж обеспечены, сколь о них судачит молва. Но я готова совершить сделку с одной поправкой: информация мне нужна прямо сейчас, а расплатиться с вами я сумею лишь в апреле.

Кутякин покрутил в пальцах бороду.

– Памятник зимой не ставят, земля стылая.

– Верно.

– Та женщина тоже пообещала после марта расплатиться. Значит, сумму можно весной внести. Даете честное слово?

– Да, – воскликнула я, – могу написать расписку!

Андрей Архипович улыбнулся:

– Не надо, вы меня не обманете, я людей хорошо вижу. Ладно, слушайте!

Описываемые события произошли как-то летом. В начале июня Луиза вместе с сыном Матвеем приехала в Веревкино, вывезла мальчика на свежий воздух и на жирное деревенское молоко. Поселилась она у Ирины, ее родной дом, где жили мать и отчим, был давно продан чужим людям, на сделке настояла младшая сестра Раиса, очень жадная до денег особа. Это она, едва осела земля на могиле родителей, поспешила избавиться от доставшегося наследства.

Малова с радостью приняла подругу, а Андрей Архипович тоже взбодрился, увидев Луизу, та, не забыв соседей, привезла ему и Нюре презенты, Кутякину красивый свитер, а его жене флакон духов и коробку дорогих шоколадных конфет.

Лето в тот год выдалось замечательное, Андрей Архипович частенько сидел за домом, слушая веселые крики детей, бегавших по улице. С десятого июля установилась немыслимая жара, именно она и стала причиной того, что Кутякин случайно узнал чужую тайну.

В субботу Нюра сказала мужу:

– Мне предложили в больнице поработать, пока их санитарка в отпуске, ты не против?

– Конечно, нет, моя роза, – ответил муж.

– Только я на сутки уходить буду, – продолжала Нюра.

– Может, не надо так много работать? – спохватился Андрей Архипович.

– Уголь на зиму понадобится, дрова, – стала загибать пальцы жена.

– Ладно, ладно, – закивал Кутякин, – решай сама, моя роза.

Нюра улыбнулась и ушла, а Андрей Архипович улегся спать, но в избе было душно, и он перебрался за дом, поставил раскладушку, умостился на ней и ощутил себя счастливым. Высокие лопухи скрывали ложе, и от сорного растения тянуло приятной прохладой. Кутякин задремал, разбудили его тихие голоса, доносившиеся со двора Маловой. Слегка раздвинув рукой широкие листья, Андрей Архипович взглянул на участок Ирины и увидел соседку, а около нее женщину с ребенком лет восьми с большой ссадиной на лбу.

– Спасибо вам, – чуть не кланялась в пояс незнакомка, – кабы не вы, ночевать бы нам на станции.

– Ерунда, – ответила Ира, – только очень прошу вас, не шумите, соседей разбудите, идите скорей в дом, завтра я подумаю, как вам помочь!

Гостья, схватив мальчика за руку, шмыгнула в приоткрытую дверь, Ира пошла следом.

Андрей Архипович задремал и снова был разбужен голосами. Он раскрыл глаза и понял, что наступило утро, в прозрачном воздухе разливалась свежесть, а солнце уже успело подняться на небо.

– Ты уверена, что мы поступаем правильно? – прозвучало за изгородью.

Кутякин снова раздвинул лопухи и уставился на соседский двор. Самого его не было видно, сорняки у забора в тот год выросли просто чудовищные, зато перед Андреем Архиповичем открылся полный вид на задний двор Маловой, а там происходило нечто загадочное. Сначала Луиза и Ирина вытащили на улицу крепко спящего Матвея. Мальчик уже был большим, и женщины раскраснелись от натуги.

– Очень крепко спит, – сказала вдруг Луиза.

Ее тихий голос в рассветной тишине показался Кутякину оглушающим. Очевидно, то же почувствовала и Ирина, потому что она, вздрогнув, шикнула:

– Тише!

– Не волнуйся, – улыбнулась Луиза, – нас ни-кто не заметит, деревня спит.