Микроб без комплексов - Донцова Дарья

– Меня интересует только Ляля, – быстро сказала я.

Димон вздохнул.

– Не торопись.

– За что она попала в интернат? – не успокаивалась я.

– Звонарева не была пансионеркой, ее привозили утром и забирали вечером.

– Несущественная подробность. Назови причину помещения девчонки под наблюдение специалистов, – занервничала я.

– Не знаю, – нехотя признался Коробок.

Я сразу догадалась, почему наш компьютерный гений приуныл.

– Ты же лазил по архиву?

– Ага, – подтвердил собеседник.

– И не смог прочитать ее дело! – с некоторой долей злорадства констатировала я.

– Там ничего нет. Просто обычная анкета, отметки и нормальная характеристика. Еще приложено два заявления от Эдиты Звонаревой: «Прошу принять в гимназию мою дочь для углубленного изучения английского языка» и «Прошу отчислить мою дочь. Ребенку тяжело тратить на дорогу в школу более трех часов в день». Или они уничтожают все документы после того, как воспитанник покидает стены спецшколы, или хранят их в таком месте, куда даже я не смог залезть. Хотя, вероятно, папки с рукописными бумагами просто лежат под замком в шкафу у директора. Иногда так прятать секреты надежнее, чем помещать их в компьютер, – чересчур многословно оправдывался Дима.

– Давай все координаты гимназии! – закричала я.

– Зачем? Хочешь туда поехать? – удивился Коробок.

– Нет, собираюсь послать им поздравительную открытку к Дню святого Валентина, – фыркнула я, – а в конце сделаю приписку: сообщите мне всю правду о Ляле Звонаревой.

– Отличный ход, – одобрил Димон, – но он не сработает. Полагаю, тебя даже не пустят на территорию гимназии. Коллектив умеет хранить тайны, иначе к ним никто не обратится. Болтунов в таком месте держать не станут, и без рекомендации от хорошо известных администрации лиц с родителями предполагаемых пансионеров беседовать не захотят.

– Но как-то же туда устраиваются ученики! – справедливо заметила я.

– Безусловно, можно найти подход к директору, но могу подсказать более простой и легкий путь выяснения подробностей о Ляле, – предложил Коробков.

– Какой?

– Помнишь, я говорил, что у каждого ученика есть личный воспитатель?

– Да.

– Лялей занималась Людмила Николаевна Середко. Через пару месяцев после ухода девочки психолога со скандалом уволили – у нее случился конфликт со школьником Федором Соломатиным, с которым Середко стала заниматься после младшей Звонаревой. Воспитательница была очень недовольна, бомбардировала администрацию заявлениями, требовала выплаты трехмесячного оклада, грозилась восстановиться по суду. А потом вдруг успокоилась. Очевидно, конфликт разрешился. Дам тебе все координаты Середко, которая, думаю, до сих пор зла на хозяев гимназии и с удовольствием расскажет правду о тамошних порядках, сообщит секреты Звонаревой…

Несмотря на то, что на Москву опустился поздний вечер, я решила не откладывать беседу с Середко в долгий ящик и, наплевав на приличия, быстро набрала номер ее телефона.

– Алло, – звонко ответил молодой, прямо-таки девичий голос.

– Позовите, пожалуйста, Людмилу Николаевну, – попросила я, думая, что трубку сняла дочь психолога.

Но в ответ услышала:

– Слушаю вас.

Следовало продемонстрировать хорошее воспитание, и я сказала:

– Извините за беспокойство.

– Ерунда, я поздно ложусь спать, – быстро перебила меня девушка.

– Меня зовут Татьяна Сергеева, мы с вами не знакомы.

– Это поправимо, – засмеялась психолог.

Я откашлялась.

– Обратиться к вам меня побудила большая проблема. Личная. Она связана с поведением моего сына Володи. Очень надеюсь на вашу профессиональную помощь и готова заплатить любые деньги за консультацию. Пожалуйста, не отказывайте мне.

– Вы сейчас свободны? – деловито осведомилась Середко.

Как вы думаете, что она услышала от меня в ответ?

– Абсолютно!

– Тогда приезжайте ко мне, – распорядилась Людмила Николаевна. – Беседовать лучше, глядя друг другу в глаза.

Памятуя о звонком голосе психолога, я ожидала увидеть вчерашнюю выпускницу вуза, но передо мной оказалась женщина лет сорока. Хозяйка проводила гостью в просторный кабинет, усадила в удобное кресло, сама устроилась напротив и сказала:

– Сейчас такое сложное время, требуется осторожность при выборе клиентов, поэтому я вынуждена задать вам вопрос: кто вам меня порекомендовал?

– Зоя Владимировна Звонарева. Вы очень помогли ее внучке Ляле, – без запинки отрапортовала я.

Людмила Николаевна взяла с журнального столика очки, водрузила их на нос и покачала головой.

– Вот уж странность!

– Вас удивляет факт моего знакомства с матерью актрисы? – Я прикинулась дурой.

– Нет. Думала, она никогда не скажет обо мне хорошего слова, – ответила Середко. – Значит, ошиблась, хотя редко неверно прогнозирую чужое поведение. Как там Ляля?

– Ответить честно? – спросила я.

– Конечно! – погасив улыбку, сказала психолог.

– С одной стороны, хорошо, с другой – плохо. Девочка задержана за совершение преступления, ей предстоит лечение у психиатра. Извините, если огорошила вас этим сообщением.

– Для меня в нем ничего удивительного нет, я ожидала подобного развития событий, – кивнула Середко. – А какая информация хорошая?

– Раз Ляля под пристальным вниманием врачей, ей не удастся совершить третье преступление, – четко произнесла я.

– Третье? – переспросила Людмила Николаевна, приподняв бровь.

Я кивнула.

– Ну да. За первое ее отправили в гимназию Ландау, за второе задержали на днях. Хотите знать, в чем обвиняют Лялю?

Середко сняла очки.

– Вы из милиции? Родители, у которых проблемы с детьми, никогда не интересуются чужими бедами. Могу предположить, что Звонарева кого-то убила. Ведь так?

– И да, и нет, – кивнула я, вынимая удостоверение. – Пожалуйста, выслушайте меня…

Когда мой рассказ о смерти Эдиты иссяк, Людмила Николаевна снова водрузила очки на нос.

– Я предвидела нечто похожее, – сказала она. – Ляля очень хитра, работать с ней было невероятно трудно. Впрочем, в гимназию Ландау не попадают беспроблемные дети. Но даже на их фоне Звонарева выглядела экзотическим цветком.

– Такая грубая и невоспитанная?

– Наоборот, – махнула рукой психолог, – вежливая, милая, всегда сохраняла невозмутимость. Но я ощущала, что под пеплом тлеют угли. Да только Иосиф Яковлевич ей верил. А она обвела старика вокруг пальца, вот так!

– Людмила Николаевна, милая, – взмолилась я, – речь идет об убийстве. Пожалуйста, расскажите все, что знаете. С одной стороны, правда поможет врачам, которые будут работать с Лялей, с другой – я сумею найти того, кто отравил Эдиту. Никаких протоколов или диктофонов нет, можете обыскать мои карманы и сумку. Сообщенная вами информация никогда не попадет ни к посторонним людям, ни на страницы газет.

Психолог вытянула губы трубочкой, пару раз чмокнула ими и решилась на откровенный разговор.

– Лялю привезла к нам бабушка. Отца девочка не знала, даже имени его не слышала, но особенно от отсутствия оного не страдала. Отношений с матерью у нее практически не было, та ни разу не появилась в гимназии. Я хотела побеседовать с актрисой, но Зоя Владимировна категорически заявила: «Дочь очень занята, ей некогда приезжать в школу. Эдита обожает девочку, но у нее мало времени на общение с ребенком. Все проблемы Ляли решаю я».

Середко примолкла.

Я решила ускорить процесс беседы:

– Наверное, вас удивило поведение матери?

– Нет, – спокойно возразила психолог. – Увы, это весьма распространенное явление. Взрослые занимаются зарабатыванием денег, детей воспитывает прислуга. И мать, и отец спокойны: вроде отпрыск под наблюдением, занят целый день: школа, спорт, танцы, изучение иностранных языков, компьютер. Кое-кто из детей в такой ситуации чувствует себя комфортно, но многим не хватает самого элементарного: маминого поцелуя на ночь, поездки с папой на рыбалку, совместного воскресного обеда. В гимназии Ландау подавляющее количество ребят из обеспеченных семей, они сыты, роскошно одеты, имеют мобильные с бриллиантами и летают в каникулы на личном самолете отца с гувернером на виллы в теплые страны, но тем не менее они абсолютно беспризорные. Парадоксальный момент: за подростком постоянно наблюдают, исполняют все его желания, а он испытывает одиночество. Отсюда и воровство, как способ привлечь к себе внимание родителей. Но, увы, ни отец, ни мать этого не понимают, кричат с негодованием: «Вот мерзавец! Да у меня в его возрасте ничего не было, я мечтал о новом велике!» Правильно, материальные ценности отсутствовали, зато была мама, которая пекла на кухне пирожки, а сын крутился рядом, отщипывая сырое тесто. Или он с папой чинил в гараже автомобиль. Была семья, а не облагороженный вариант приюта, где за школьником ухаживают посторонние люди. Пусть даже комната ребенка битком набита дорогостоящим барахлом, оно не заменит присутствия родителей.