Закон сохранения вранья - Куликова Галина Михайловна

— Объясниться в любви!

Каретников отрицательно мотнул головой — дескать, не понимаю. Разевая рот, словно спятивший суфлер, Дьяков снова беззвучно выговорил:

— Я те-бя люб-лю!

Каретников раздул ноздри. Дьяков оторвал зад от стула и лег животом на скатерть.

— Я тебя люблю! — громким шепотом сказал он.

В зале появился метрдотель и встал так, чтобы Дима его увидел. Однако тому не было ни до чего дела.

Каретников сидел неподвижно, словно скала, и посматривал исподтишка на своего помощника. Жестом полного отчаяния Дима взъерошил волосы и, выхватив из кармана ручку, быстро нарисовал на салфетке сердце, пронзенное стрелой. Внизу он написал: «Я тебя люблю!» взволнованными корявыми буквами. Вывесив салфетку перед собой, он напряженно ждал.

Каретников сощурился. «Господи, он же ни черта не видит!» — возопил про себя Дьяков. Очки его шеф не носил, потому что они его якобы старили, а от контактных линз у него воспалялись глаза.

Дима поднялся и решил подойти к столику, чтобы сообщить свою подсказку шефу на ухо, но на его пути вырос метрдотель, неотвратимый, словно Терминатор.

— Господа просили не беспокоить, — негромко сказал он, оттесняя Диму назад.

— Да это я сам велел, чтобы их не беспокоили! — возмутился тот.

— Сядьте, пожалуйста. Сейчас к вам подойдет официант.

Диме ничего не оставалось делать, как вернуться на свое место. Каретников сверлил его глазами Видно, коробочка с кольцом жгла его карман, он все совал туда руку и ощупывал ее нервными пальцами. Он даже не был способен поддерживать нормальный разговор со своей дамой, которая слушала музыку, рассеянно озирая зал.

— Я тебя люблю! — привстав и сложив руки рупором, снова прошипел Дима в направлении шефа.

Снова непонятно откуда возник метрдотель и закрыл вид.

— Нас всех трогает ваша личная драма, — холодно сообщил он. — Однако я попрошу вас сесть на свое место. Криво усмехнувшись, Дима плюхнулся на стул.

— Что будем заказывать? — холодно глядя на Диму, спросил подошедший официант.

— Проваливай! — рявкнул тот. — Когда проголодаюсь, позову. Хотя нет, стой!

Он расправил салфетку с сердцем на столе, свернул ее в четыре раза и, сдобрив купюрой, распорядился:

— Отнеси вон за тот столик!

Официант с безмятежной физиономией двинулся в указанном направлении. Поскольку он видел, что на салфетке нарисовано сердце, то, ничтоже сумняшеся, подал записку Веронике.

— Это вам! — сказал он безо всякого выражения. Дима в это время, метнувшись к барной стойке, опрокинул в себя рюмку водки. Проходя мимо, официант, посланный с поручением, отчитался:

— Записку я отдал. Дама в полной растерянности.

— Какая дама?! — взвился Дима. — Это надо было отдать ее спутнику, ты, болван! Немедленно пойди и все исправь!

Он сунул официанту еще одну купюру, и тот, с жалостью посмотрев на него, поплыл обратно. Между тем, пока Дьяков пил водку, за облюбованный им столик уселся молодой человек в клетчатом пиджаке с шейным платком под рубашкой. Ожидая, пока ему принесут карту, он разглядывал интерьер ресторана, сложив ручки под подбородком.

Пунцовая Вероника между тем комкала салфетку с Димиными художествами и заикающимся голосом расспрашивала Каретникова о том, что лучше заказать из горячего. Ей пришла в голову мысль, что где-то здесь находится Бороздин. Кому бы еще могло прийти в голову передать ей такое?

— Извините, — сказал официант, нависая над Вероникой. — Я ошибся. Это записка для вашего спутника.

Он взял скомканное сердце с припиской «Я тебя люблю!» и передал Каретникову.

— От кого это? — спросил тот, прежде чем развернуть.

— От молодого человека за соседним столиком. Каретников прочел записку, потом перевел глаза на соседний столик. Вероника повернулась и проследила за его взглядом. Молодой человек в клетчатом пиджаке, заметив интерес к своей персоне, пошевелил бровями и широко улыбнулся — О господи! — пробормотала Вероника, потирая виски.

— Какой-то глупый розыгрыш — пробурчал Каретников и сунул салфетку в карман.

В этот момент в поле его зрения попал Дьяков. Заметив, что шеф смотрит на него, Дима принялся кривляться перед барной стойкой, вытягивая губы трубочкой и обнимая воображаемую партнершу. При этом он отклячивал зад и делал странные вихляющие телодвижения.

— По-моему, вы не голодны, — сказал метрдотель, подходя к Диме. — В таком настроении вам лучше посетить дискотеку.

— В каком смысле? — не понял тот.

— В том смысле, что вам придется покинуть наш ресторан. Когда Дьякова выставили на улицу, в кармане его пиджака запищал мобильный телефон.

— Алло! — крикнул он, пытаясь справиться с унижением.

— Что ты все это время пытался мне сказать? — раздался из трубки голос Каретникова.

Дима оторвал телефон от уха и возмущенно поглядел на него.

— Ты победила на конкурсе красоты? — восхитилась Зоя и приложила руки к груди.

Она была маленькой субтильной женщиной, которая со школы носила одну и ту же непрезентабельную стрижку и не пользовалась косметикой, считая, что никакие штучки-дрючки не сделают из нее Брижит Бардо. Ногти у Зои всегда были коротко острижены и покрыты бесцветным лаком. Она работала делопроизводителем в большой государственной конторе и считала себя образцом деловитости.

— Еще бы я не победила, — обронила Вероника, протопав на кухню. — Владелец фирмы, которая организовала всю эту байду, только что сделал мне предложение руки и сердца.

— Я за тебя так рада! — умилилась Зоя и даже обняла Веронику. Глаза у нее увлажнились. — И я уверена, что победила ты вполне заслуженно! Таких красивых девушек еще поискать! Значит, ты тоже выходишь замуж? Боря! — неожиданно закричала она. — Иди сюда! Вероника выходит замуж!

Через минуту на кухне появился Изюмский, который пощипал свою ужасную бороду и сказал:

— Здрасьте! Поздравляю вас. Кто же ваш жених?

— Его зовут Матвей Каретников, — ответила Вероника слегка растерянно. Она еще не была готова воспринимать Изюмского как члена семьи.

— Он владеет фирмой, которая строит загородные резиденции, — тотчас же пояснила для него Зоя. — Моей племяннице несказанно повезло. Представляешь, Матвей собирается снять для нее студию. Она будет писать картины, как и мечтала, не думая о хлебе насущном!

Изюмский покосился на Вероникину работу, которая висела тут же, на кухне, и неизменно портила ему аппетит, и с любопытством спросил:

— А куда вы их деваете? Свои картины, я имею в виду?

— Никуда, — удивилась Вероника. — Они все находятся у меня дома. Ну, за исключением тех, что я подарила друзьям.

— Это только начало! — с воодушевлением заявила Зоя. — Вот погоди, Борис, о ней еще будут писать во всех журналах!

Иллюстрированные журналы всегда были для тетки высшим критерием популярности. Судя по физиономии Изюмского, Зоиной уверенности он явно не разделял. Однако, немного подумав, изрек:

— Да, мальчикам было бы приятно иметь знаменитую тетю.

Зоя посмотрела на Изюмского с обожанием, и Вероника про себя усмехнулась. Показательная забота о детях была нехитрым приемом, с помощью которого размягчались и более загрубевшие сердца, чем у ее тетки. Изюмский интуитивно выбрал правильный путь и теперь уверенно шел по нему к своей цели.

Судя по всему, он вообще был очень обстоятельным мужчиной. Серьезные карие глаза смотрели на мир со стариковской мудростью. Данью времени был только «конский хвост», обнажавший острые рысьи уши, да крошечное серебряное колечко, пронзившее левую мочку.

— Я купила мальчишкам малины, — сказала Вероника, потянувшись к сумке.

— А это правда, что все прабабушкино наследство теперь ваше? — спросил Изюмский.

Вероника разинула рот, а он продолжил:

— Нет, вы не подумайте, будто меня интересуют какие-то там богатства. Просто Зое обидно. Все-таки она Маргарите Прохоровне родная внучка — дочь ее дочери, не какая-то там седьмая вода на киселе, правда?

— Борис! — ласково одернула его Зоя. — Она не хочет об этом говорить.

— Прабабушка ведь жива! — сердито поглядела на него Вероника. — Мало ли что она там говорит. Может быть, просто хочет наладить отношения и не знает, каким образом это сделать. Она очень своеобразная женщина…

— Да уж, это точно, — покачал головой Изюмский.

— Лично я считаю, что наследство должно делиться между всеми наследниками, — тихо сказала Вероника. — И если прабабушка вдруг действительно… — Она стушевалась и махнула рукой. — Впрочем, не дело сейчас говорить об этом. Лучше расскажите, как дела у Миши и Коли.

— Мы отправили их в спортивный лагерь, — с гордостью сообщила Зоя. — Вот, собираемся поехать их навестить. Я уже печенья испекла, яблок накупила. Теперь еще от тебя малина. Сегодня съездим, потому что завтра Боря уезжает. На заработки, я ведь тебе говорила?