Батумский связной - Александрова Наталья

– Почему вы мне помогли? – начал Борис, только чтобы что-то сказать.

– Здравствуй, Борис, – ответила она тихо, – вот и встретились…

Он с изумлением вскинул голову: по голосу и по речи ее он понял, что никакая она не турчанка, а русская. Голос был удивительно ему знаком.

– Ты не узнаешь меня? – Она подавила всхлип, потом бросилась к умывальнику и уткнулась в несвежее полотенце.

Борис отвернулся – как и все мужчины, он не выносил вида плачущих женщин. Но девушка не плакала, она умывалась.

– Ну вот. – Теперь голос ее был спокоен, она смотрела на него, улыбаясь очень знакомо.

Борис почувствовал, что сердце поднялось и забилось где-то у горла. Где же и когда он видел эти замечательные темно-карие глаза?

– Лиза… – прошептал он хрипло не веря своим глазам. – Лиза Басманова…

Это была она, подруга его сестры, бойкая, неистощимая на всяческие выдумки Лиза Басманова. Теперь, когда она смыла с себя всю краску, он сразу ее узнал. Он вспомнил, как мать в детстве часто бранила Варю за то, что та поддается на уговоры и участвует в сомнительных Лизиных проделках. Лиза обожала всяческие представления с переодеваниями и на святки наряжалась то цыганкой, то арабской принцессой, потому что была от природы смугла и темноглаза. Однажды представляли живые картины, похищение полонянок, и Лиза в образе страшного турка в чалме, с кинжалом и нарисованными ужасными усами произвела фурор.

– Лиза, – повторил Борис и шагнул к ней, – девочка…

Она обняла его крепко, спрятала лицо на его груди и затихла.

– Девочка моя, как же так? – шептал он растерянно. – Сколько же мы не виделись?

Он вспомнил благотворительный бал на Рождество. Встречали новый, 1917 год, и хоть шла война, это было последнее счастливое Рождество… Борис был не любитель танцев, но Варвара и слышать ничего не хотела.

«Не могут же они упустить такого кавалера», – поддержала сестру мать.

Там он увидел новую Лизу – похудевшую, со взрослой прической. Борис любовался ее прекрасными карими глазами, они даже снились ему однажды ночью. Потом он занялся своими делами – ведь он был взрослый, студент, некогда было обращать внимание на девчоночьи глупости.

Потом грянула революция, Петербург закрутила политическая карусель, и Лизин отец, профессор Басманов, увез свое семейство в Москву.

Борис очнулся и обвел глазами комнату.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он глухо.

– Живу, – усмехнулась Лиза и отстранилась от него, – живу и… работаю.

И все, пропала прежняя девочка, перед ним стояла взрослая, повидавшая жизнь женщина с горькой складкой у рта.

– Но где твои родители? – не удержался он от расспросов.

– Их нет, – поспешно ответила Лиза.

Она отошла к столу и закурила там странно пахнущую папиросу.

– Когда в восемнадцатом ехали на юг, – начала она хрипло, – поезд остановился ночью в степи. Какие-то люди вывели нас всех из вагонов, отобрали вещи… Мама споткнулась в темноте, упала… Один такой… я не помню его лица… ударил ее, повалил с ног… отец заступился за маму, не мог же он оставить ее лежать… – Лиза помолчала, потом сделала глубокую затяжку. – Они его не расстреляли, они забили его прикладами насмерть, на глазах у меня и мамы. Маме повезло, у нее было больное сердце. Она умерла там же.

– А ты? – некстати спросил Борис.

– Я? – Она засмеялась неприятно и встала спиной к лампе, так что сквозь прозрачную кисею Борис четко увидел всю ее гибкую фигурку. – Я ведь красивая и молодая, таких не убивают… Но тогда мне было уже все равно. И… самое ужасное, я не помню их лиц, никого…

Он сел на кушетку, тяжело дыша. Лиза загасила папиросу и приблизилась.

– Сюда привез меня один грек из Ялты полгода назад. Бросил тут и уехал. Теперь вот крыша над головой хоть есть. Я видела тебя в кофейне и поняла, что дела у тебя плохи.

– Если бы не ты… – Он привлек ее к себе.

Лиза присела возле него легко, погладила волосы, скулы, провела пальцем по губам. Потом медленно, пуговка за пуговкой, расстегнула одежду. Ее теплые пальцы легко пробежались по плечам, по груди. Она коснулась своей щекой его подбородка, губы ее нашли ямку у него на шее и приникли к ней, а руки мягко, но настойчиво освобождали его плечи от ненужной одежды. Борис отстраненно отметил, как умело она это делает, но тело его уже погружалось понемногу в сладкую истому, а ее губы блуждали по его груди, спускаясь все ниже… как вдруг словно кол забили ему в сердце. Нежные девичьи руки, шелковистая кожа – и жуткие румяна, запах сотни мужчин, которые ласкали, насиловали, издевались над женским телом.

Где-то там, в Крыму или черт уже теперь знает где, Варька, маленькая его сестренка, с вечно удивленно распахнутыми синими глазами, одна, беспомощная, беззащитная… И чтобы с ней – так? И чтобы она – так же?

Он вскочил с кушетки, задыхаясь, стараясь разорвать на груди уже снятую рубашку. Понемногу боль отпустила.

– Прости меня, Лиза, прости, – бормотал он, стуча зубами.

Тело его била крупная дрожь. Лиза молчала, она никак не показала своего отношения к происходящему.

Борис сжал руками виски. Лиза подошла и прикоснулась к его лицу легкими пальцами, потом прошептала:

– На, покури, тебе станет легче…

Она протянула ему толстую, странно пахнущую папиросу. Борис взял ее машинально, затянулся… Теплая розоватая волна разлилась по всему телу, качнула комнату… Борис поплыл куда-то, легко покачиваясь. Душевная боль, только что казавшаяся невыносимой, притупилась, смягчилась, отступила. Мир вокруг слегка дрожал, как дрожит воздух над нагретой полуденным солнцем землей…

Девушка прильнула к Борису всем телом. Ее влекло к нему той же розовой нежной волной, тем же теплым потоком. Она скользила по его телу душистым шелком волос, осыпала его мелкими горячими поцелуями, шептала безумные ласковые слова. Она взяла всю инициативу на себя, нежно опустившись на его тело и постепенно, понемногу ускоряя темп движений, пока они не превратились в бешеный неистовый танец. Окутывающий их наркотический туман придавал всему нереальный оттенок, необыкновенный, пьянящий аромат.

Борису казалось, что он то погружается в морскую пучину, то взлетает к облакам…

Лиза была необыкновенно искусна в любви, но Борис не думал сейчас о том, где она обучилась этому искусству, о том, сколько мужчин до него погружались в те же пучины, возносились в те же небеса… Он летел в головокружительной бездне, и наконец ослепительный, всепоглощающий свет залил все его существо, пронзил его позвоночник, рассыпавшись миллиардами сверкающих искр…

Они лежали рядом, счастливые и опустошенные. Розовый наркотический туман все еще плыл вокруг них, не давая реальности запустить когти в их израненные души. Лиза приблизила губы к уху Бориса и прошептала что-то. Смысл ее слов не доходил до него, он ощущал только нежное, щекотное прикосновение ее губ, ее волнующее дыхание на своей щеке. Он почувствовал, что желание снова заполняет все его существо – неожиданное, дикое, ошеломляющее. Он набросился на нее и овладел яростно, бешено – так, как махновская конница овладевает маленькими степными городками, возникая на горизонте в облаке пыли, налетая с диким воем и улюлюканьем, сметая все на своем пути…

Потом он опомнился, отрезвел и увидел Лизины глаза. В них был страх и отчаяние. Борис понял, что она почувствовала в нем такого же насильника, завоевателя, как все те мужчины, которые владели ее телом, начиная с той страшной ночи в степи… Она испугалась, что Борис такой же, как все.

Он прижал к себе девочку из той, довоенной, жизни, он осушил поцелуями ее слезы, он просил у нее прощения за всех, кто причинил ей боль…

Они снова лежали рядом и говорили, говорили… Они вспоминали Петербург-Петроград, свежий запах первого снега, скрип санок, огоньки на берегу Екатерининского канала, рождественские елки, пасхальный благовест…

Лиза встала, раскурила опять душистую папиросу и протянула Борису.

– Пожалуй, мне нужно сохранить ясную голову, – неуверенно отказался Борис.

– Да, действительно, – согласилась Лиза. – Итак, расскажи мне, как ты здесь очутился?

– Случайно. – Он отвел глаза.

– Случайно заплыл в Батум, случайно зашел в кофейню Сандаракиса, случайно встретился там с Исмаил-беем, – саркастически продолжила Лиза. – Знаешь, я поверю, что тебя случайно прибило к батумскому берегу, как Робинзона Крузо, но что ты случайно встретился с Исмаил-беем – никогда! Это, знаешь ли, не такой был человек, чтобы встречаться с кем бы то ни было случайно, за чашечкой кофе.

– А что он был за человек?

– Таинственный и жестокий. Каким-то образом он сумел подчинить себе тот ужасный сброд в кофейне. Так что тебе пришлось бы худо, если бы они застали тебя на месте убийства.

– Но кто его убил? – встрепенулся Борис. – Надеюсь ты не думаешь, что это я? Ты видела кого-нибудь?

– Я видела двоих, но не узнала. – Борису показалось, что голос Лизы звучал неуверенно.