Пока не пробил час - Глебова Ирина

Он и бежал, почти не скрываясь, только стараясь держаться в тени домов. Лихорадочная, какая-то неестественно-веселая уверенность вместе с сердцем колотилась у него в груди. Судьба хранит его! Судьба хранит его! Только что он чудом избежал смерти, а значит, и дальше все будет хорошо! Не может быть, чтобы все это было случайностью! И кто знает: а вдруг именно благословение святого Сикейра хранит его, оберегает? И все это благодаря колдовству мага Дидикова! Может быть, он зря разуверился в астральном предначертании и мистическом влиянии на судьбу?..

Только когда Юлик вновь оказался на тюремном дворе, у тюремной двери, его охватил настоящий страх. Ему показалось: вот здесь, сейчас его увидят, схватят, ему не хватит какой-нибудь доли секунды… Связку ключей он уже держал в руке, но все не мог от волнения попасть в замочную скважину. Ключ скрежетал так громко! Но вот наконец он сделал два оборота, вошел и увидел спящего Зыкина. И сразу же успокоился, вернулась кошачья ловкость и мягкость движений. Юлик осторожно запер входную дверь, прокрался мимо спящего охранника, вставил ключ снаружи в замок своей камеры и прикрыл ее за собою…

От растопленной охранником печи камера уже прогрелась. Однако Юлик лег и натянул на себя одеяло. Конечно, спать он не мог, но нужно было делать вид, что он давно и крепко спит – и даже не подозревает об открытой двери и уснувшем конвоире. И потом – ему обязательно нужно было дождаться момента, когда Зыкин проснется. Что он станет делать? Ведь увидит же все и поймет: заключенный оставался почти на свободе долгое время! Поверит ли, что Юлик совершенно о том не ведал? Нужно, чтобы поверил! А вдруг побежит докладывать начальству? А начальство – исправник Макаров, и уж он-то непременно воспользуется ситуацией… Нет, убеждал себя Юлик, пусть Зыкин и преданный служака, но ведь не дурак же, не станет вредить себе, навлекать беду на свою голову! Особенно если удостоверится, что заключенный спит в своей камере сном младенца.

Теперь, в тишине, наедине с самим собой и уже почти в безопасности, молодой человек до конца осознал, что€ он только что видел, чего избежал! Его стала колотить крупная нервная дрожь – такая, от которой стучали зубы, и он никак не мог ее унять. Перед глазами вновь и вновь вставала картина: привязанная к стулу несчастная женщина. Тогда, у окна, он, казалось, не замечал ее внешности, а сейчас он видел: белокурые локоны рассыпались по плечам, в огромных светлых глазах не только страх и тоска, но и презрение, и упрямство, и что-то еще… Юлик вдруг понял: любовь – любовь к мужу, который собирается ее убить и хладнокровно рассказывает ей об этом… Какая красивая, сильная женщина! Ах, если бы он мог ее спасти! Но это было невозможно – не успел бы, Макаров просто расстрелял бы его! Раз, два, три выстрела – как раз столько, сколько он и намеревался сделать.

А если женщина жива? – подумалось вдруг Юлику. Если Макаров все-таки не решился ее убить или кто-то ему помешал? Что ж, и тогда для него есть просвет, остается какя-то надежда на спасение. Ведь он теперь знает убийцу Савичевой. Пусть его увезут в Харьков, а там он попросится дать новые показания и расскажет обо всем, что видел. Зыкин, если так повернутся обстоятельства, может быть, и признается, что спал, а дверь осталась открытой… Поверят ли сразу ему или нет, но дело придется пересматривать, на каторгу не отправят…

Юлик заметил, что уже не дрожит: эти мысли взбудоражили его и, вселив надежду, вернули душевное равновесие. И тут он услышал, как в соседней комнате заворочался, забормотал Зыкин. «Просыпается!» Юлик быстрей повернулся на бок, принял расслабленную позу… Минуты тянулись бесконечно долго, томительно. Но вот дверь заскрипела, открываясь. Юлик не смел приоткрыть глаз, чтобы посмотреть на охранника, на его выражение лица, а тот, судя по повисшей вдруг тишине, словно бы замер. «Еще пойдет проверять – жив ли я?» Эта мысль испугала Юлика, и он слегка, как бы во сне, пошевелился. И тут же услышал, что Зыкин отступил, а через мгновение в двери негромко заскрежетал ключ – два оборота.

«Все, запер! Значит, решил молчать! И значит, для всех я эту ночь провел в тюрьме, под стражей. Какое может быть лучшее доказательство невиновности?»

Такое ликование охватило молодого человека, что он чуть не вскочил с постели. Но сдержался, заставил себя успокоиться. Лежал, глубоко, ровно дыша. Один раз тихонько засмеялся: вспомнил, как сам в себе сомневался. Да-да, он ведь подозревал себя: а вдруг в каком-нибудь бессознательном, сомнамбулическом состоянии он вошел в дом Савичевой и убил ее! Даже вспомнил, как в детстве упал с дерева, получил сотрясение мозга… Боже, какое же это облегчение – знать наверняка, что ты невиновен! И, лежа с уже открытыми глазами, он с полной убежденностью подумал: «А жену Макаров убил…» Подумал так, словно точно знал. А за этой мыслью пришла другая: «Ай-я-яй, господин исправник Макаров! Вы готовили мою гибель, а получилось, что сами, своими руками подготовили мое спасение…»