Тайна Розенкрейцеров - Гладкий Виталий Дмитриевич

– В нашей квартире только старинного ночного горшка и не хватало, – понизив голос до шепота, недовольно сказал Глеб, отвечая своим мыслям.

Отбросив все сомнения и колебания, он снял крышку (она тоже была с изоляцией на внутренней стороне) и достал из сундука металлический сосуд необычной формы. Чаша имела невысокую толстую ножку и четыре ручки странного вида.

Это обстоятельство заинтриговало Глеба – подобных сосудов ему не доводилось видеть ни в музеях, ни в каталогах. Ничего не было написано о чем-то подобном и в специальной литературе, насколько ему помнилось. И главное – чаша оказалась теплой на ощупь, хотя воздух в пещере был прохладен, а температура саркофага, как и положено хорошо полированному мрамору, упрятанному в глубокое подземелье, была не выше двадцати градусов. Но Глеб, который мысленно уже обследовал другие тоннели в поисках выхода, не обратил на это обстоятельство должного внимания…

– Нашел? – с нотками нетерпения в голосе спросил отец, когда Глеб вернулся в главную пещеру.

– Да. Только не то, что нам нужно.

– Что это?

Николай Данилович наконец увидел чашу, которую Глеб небрежно держал за одну из ручек.

– Очередная загадка…

И Глеб поведал отцу о новой пещере и саркофаге.

– Дай-ка я посмотрю, – оживившись, попросил отец.

– Держи. Чаша, как чаша, ничего выдающегося. Даже не золотая. Похоже, серебро или сплав какого-то металла с серебром. За нее более штуки «зеленью» никто не даст. По крайней мере, в нашей стране. А может, и того меньше.

– Ошибаешься…

Николай Данилович внимательно разглядывал чеканные изображения на ободке чаши и на ножке.

– Ее цена будет на порядок выше. Если только…

– Что – «если только»? – живо спросил Глеб.

– Так говоришь, серебро или его сплав?

Отец проигнорировал вопрос сына.

– Ну не платина же. Это было бы совсем круто. Но я платину могу определить с закрытыми глазами. Это точно не она.

– Верно. Выражаясь вашим молодежным языком, это даже не круто, а очень круто.

– Не понял… Что ты имеешь ввиду?

– А то, что металл, из которого изготовлена чаша, весьма необычен, чтобы не сказать больше. Я, например, понятия не имею, что это такое, хотя на металловедении в свое время собаку съел.

– Да, в металлах ты разбираешься лучше, чем я, – вынужден был признаться Глеб.

– Но и это еще не все. На чаше прочеканены не просто рисунки, а ПИСЬМЕНА. И мне кажется, что такая письменность земной науке еще неизвестна. Присмотрись внимательней, по письменам ты у нас дока. Глеб забрал из рук отца чашу и, подсвечивая фонариком, начал изучать чеканный ободок.

– Слона-то я и не заметил, – сказал он огорченно спустя минуту или две. – А следовало бы. Да, батя, ты прав – такого алфавита я что-то не припоминаю. Это и не доисторические петроглифы, и не клинопись, и не древнееврейские письмена, хотя некоторая схожесть как будто просматривается. Обалдеть…

– Вот именно. И еще одно…

Николай Данилович снова взял сосуд в свои руки.

– Чаша теплая, словно ее все время подогревали. Интересно, это свойство металла, из которого она изготовлена, или что-то другое?

– Батя, а что если она радиоактивная!? – всполошился Глеб.

– Брось… – поморщился отец. – Ни один раритет древности не обладает радиоактивными свойствами. Ну, разве что самую малость, не выходящую за пределы нормы.

– Но…

– Не переживай, – бесцеремонно перебил отец Глеба. – Даже если чаша и обладает радиоактивным излучением, мне в мои годы бояться такой малости нечего.

– И все-таки нужно быть осторожней, – настаивал Глеб.

– Буду, – пообещал отец. – Как только хорошо изучу ее, так сразу и отставлю в сторону.

– Ты здорово рискуешь.

– Мы оба здорово рискнули. Поэтому предоставим нашим судьбам вершиться так, как это записано где-то там…

Николай Данилович ткнул пальцем вверх.

– Батя, что-то в последнее время ты стал чересчур большим фаталистом.

– Думаешь, это не к добру?

– Не знаю. Я просто констатирую факт.

– Ладно, ты иди. Не теряй времени.

– Слушаюсь, гражданин начальник! – бодро ответил Глеб, хотя на душе у него кошки скребли.

На этот раз Глеб все же решил проверить «вентиляционный штрек», как он назвал второй тоннель, откуда в пещеру подавался свежий воздух. Вдруг там впускное отверстие находится на досягаемой высоте. Этот тоннель резко отличался от всех остальных. В нем были хорошо сохранившиеся ступеньки, которые вели вниз. Стены тоннеля не светились, и Глеб, не выпускавший зажженный фонарик из рук, начал ощущать некоторое беспокойство. Ступеньки чередовались с горизонтальными площадками, и Тихомиров-младший вспомнил про террасы на склоне холма. На одной из площадок он нашел еще один воздушный фильтр. Только на этот раз он был вмонтирован в боковую стену подземного коридора. Наверное, в этом месте тоннель разветвлялся и по другую сторону фильтра находился канал, соединяющийся с воздухозаборным колодцем.