Тайна Розенкрейцеров - Гладкий Виталий Дмитриевич

– Тебе приходилось бывать в Турции? – спросил заинтригованный Ротгер.

– Приходилось… – Байда хищно осклабился. – Мы любим ездить в гости к султану. Правда, без приглашения.

Ротгер пьяно рассмеялся. Ему было хорошо известно, о каких «гостях» говорит Байда. В свое время, когда ему довелось жить в Московии, он был немало наслышан о набегах отрядов украинских казаков на Синоп, Трапезунд и другие города Османской империи.

– Украинские казаки – хорошие воины, – сказал он одобрительно. – Почему бы вам не стать под знамена Ливонского ордена? Мы хорошо платим наемным воинам. Вместе мы могли бы много чего сделать.

– Например?

Лицо Байды, до этого оживленное и улыбчивое, вновь приобрело строгость и отрешенность черт.

– Например, нам нужно отобрать у Московии захваченные русскими орденские земли. Казаки могли бы нам здорово помочь.

– Интересное предложение. Но одного моего согласия недостаточно. У нас все решают старшины и казачья рада.

– А ты разве не принадлежишь к казачьей старшине? – вдруг спросил Теофраст.

– Почему вы так подумали?

Байда смотрел на алхимика с совершенно естественным простодушием, как могло показаться со стороны.

– Якими ензыками обцыми пан влада^[52]? – задал совершенно неожиданный вопрос Парацельс.

– Русским, польским, турецким, – спокойно ответил казак.

– А как насчет латыни?

Теофраст впился взглядом в мужественное лицо Байды, на котором не дрогнул ни один мускул.

– Латынь я тоже знаю, но хуже, – спокойно, без малейшей запинки, ответил казак. – А еще греческий. Но этот язык мне совсем плохо давался.

– Интересная получается картина… – Теофраст скептически улыбнулся. – Простой казак – и латынь. Да плюс греческий язык. Как-то не стыкуется…

– Ничего необычного и странного в этом нет, – парировал Байда разящий выпад алхимика. – Я учился в школе при Киево-Печерском монастыре. У нас учатся почти все дети мещан и зажиточных казаков.

– Возможно. Однако не все учат латынь и греческий.

– Верно, – согласился Байда. – Все зависит от школы и учителей. В маленьких городках школяры больше налегают на Закон Божий, грамматику и арифметику. А в Киеве и во Львове много ученого люда, поэтому и науки разные преподаются.

– Это мне известно…

Парацельс смотрел на казака с невольным уважением. Он хорошо знал, что Киев и Львов являются мощными образовательными центрами славян. В этих городах и впрямь учились известные в научном мире Запада личности. Некоторые из них даже были посвящены в таинства ордена Крестовой Розы.

– Я так понимаю, ты принадлежишь к зажиточным казакам? – не без задней мысли спросил Теофраст.

– Я из древнего, но обедневшего казачьего рода. В свое время мой дед перебрался в Киев, где и открыл несколько мастерских. Так что я больше мещанин, нежели казак…

Ротгер диву давался. До этого дня его беседы с хлопом – вернее, допросы – шли ни шатко, ни валко. Казак прикидывался туповатым, недалеким малым, что, естественно возвышало рыцаря в собственных глазах и смягчало его намерения взяться за пленника покруче. А сегодня хитрый схизмат беседует едва не на равных с самим Парацельсом, которого Ротгер очень уважал за большую ученость.

«Ну, теперь держись… сукин сын! – Изрядно захмелевший рыцарь покрутил в руках пустой кубок и мигнул Гунду, чтобы оруженосец наполнил его. – Посмотрим, на каком языке, хлоп, ты будешь просить пощады, когда я обую тебя в «испанские сапоги"^[53]!

Его мысли прервал Гуго, вошедший в апартаменты приора с улыбкой до ушей.

– Мой господин! – обратился он к рыцарю. – У нас пополнение. Отряд уже недалеко от ворот. Он идет под знаменем нашего ордена.

– Про отряд я знаю, – важно ответил Ротгер. – Готовьтесь к встрече. Мы сейчас выйдем.

Гуго поклонился и выскочил за дверь.

– Ваше преподобие! – громыхнул Ротгер, поднимаясь из-за стола. – Доставайте ваши церковные причиндалы и святую воду, чтобы отогнать всякую нечисть, которой не могли не нахвататься в дороге ваши новые защитники.

Все встали, в том числе и казак. Ротгер распорядился:

– Гунд! Проводишь хлопа в его келью. Да не торопись ты так! Выйдешь вслед за нами. Успеешь познакомиться с новыми товарищами.

– Слушаюсь, господин! – бодро ответил Гунд.

Он уже предвкушал обычный в таких случаях пир, когда во дворе крепости разжигаются большие костры, и груды дичи жарятся на вертелах, а на помосте стоит бочка и каждый пьет вино кружками, а то шлемами, столько, сколько в него влезет. Братание, хмельные разговоры ни о чем и обо всем, свежие новости, пение менестреля… Затем новички пробуют силы в шуточной борьбе с воинами гарнизона, потом снова застолье, и в конце изюминка такого редкого для пехотинцев и кнехтов праздника – юные наложницы из окрестных селений, которых запасливый Гуго никогда не забывал набирать во время набегов на схизматов…