Нежная буря - Блант Джайлс

Вместе с очередным облаком холодного воздуха в комнату ворвался доктор Барнхаус, сжимая свой неизменный черный саквояж. Он опустился на колени рядом со Стэном Кардиналом, приложил к телу стетоскоп и долго слушал.

— Сердечных сокращений нет, — произнес он наконец. — Дыхания нет. — Он сверился с часами. — Время смерти: два пятьдесят семь.

Барнхаус убрал стетоскоп и с резким щелчком захлопнул саквояж. Потом он подошел к Кардиналу и протянул ему руку. Кардинал тоже протянул руку и ощутил, как сухая белая рука доктора сжимает ему ладонь.

— Приношу вам глубокие соболезнования, детектив Кардинал.

В глазах у врача читалась мольба, словно он кричал: «Помогите! Я не умею этого делать!» Провожая его до двери, Кардинал чуть было не начал его утешать, чуть было не сказал: «Не волнуйтесь, все в порядке».

Санитары двинулись к телу.

— Дадите нам еще несколько минут? — попросил Кардинал.

Кэтрин была рядом с его отцом, она с трудом держалась на ногах от усталости. Кардинал снова опустился на колени по другую сторону от тела. Он сам поразился глубине своего страдания.

— Что он пытался сказать? — спросил он. — Перед тем как уйти. Он пытался что-то сказать, но я не мог понять, что.

— Он ответил на твои слова.

— А что я говорил?

— Просил прощения. За то, что не дал ему умереть дома.

— И что он сказал?

— Он сказал: «Я дома».

27

Дождь шел всю ночь, не прекратился он и утром. Тяжелые капли шлепались на все, что попадалось им на пути. Но слово «шлепались» тут не очень подходит. Дождь яростно обрушивался на все автомобили, здания и дороги и сразу же замерзал: внутри каждой капли виднелось зерно льда, и упавший холодный шарик мгновенно срастался с обледенелыми ветровыми стеклами и тротуарами.

Машины коммунальных служб посыпали улицы солью до тех пор, пока все мостовые не превратились в черноватое стекло, похрустывающее под ногами, как гравий, и потрескивающее под зимними шинами немногочисленных автомобилей, медленно пробиравшихся по городу, словно в замедленном кино. Под тяжестью льда провода провисали все больше. Столбы линий электропередач вдоль шоссе стояли, наклонившись под всевозможными углами, словно здесь происходили массовые распятия.

К девяти утра электричества не было уже во всем городе. У полицейских и пожарных были аварийные генераторы, но тот, что стоял в управлении полиции, все время норовил заглохнуть, и двое измученных механиков то и дело бегали на крышу, вполголоса ругаясь по-французски.

Чуть позже небо расчистилось, и выглянуло ослепительное солнце. Холодный фронт наконец пришел на смену теплому, но, хотя благодаря этому и прекратился дождь, температура упала до минус двадцати градусов по Цельсию. Лишенные электричества и тепла, жители Алгонкин-Бей подвергались серьезной опасности. Школы переоборудовали под временные общежития, занятия прекратились.

Два человека погибли: мужчина, готовивший обед дома, отравился угарным газом, и еще один человек стал жертвой пожара на Кристи-стрит, возникшего из-за керосинового обогревателя.

Все плановые полицейские операции были приостановлены. Всех сотрудников мобилизовали на поквартирный обход населения: нужно было эвакуировать детей и престарелых в школы. Протестующие вопли Маклеода разносились по всему управлению — от кабинета Шуинара на третьем этаже до тренажерного зала в подвале:

— Я следователь, а не бойскаут, черт побери! Что мы будем делать дальше? Снимать кошек с деревьев?

Кардинал проснулся поздно. Сначала ему показалось, что у него на груди лежит крупная собака, но потом он понял, что это тяжесть отцовской смерти. Он позвонил Шуинару и сообщил ему о случившемся. Шуинар выразил ему свое сочувствие и сказал, что он может оставаться дома сколько потребуется: это время следует провести с семьей, заметил он, словно Кардинал не мог додуматься до этого сам.

И Кардинал решил остаться дома. Он позвонил в похоронное бюро и обо всем договорился, потом связался с братом, жившим в Британской Колумбии, а Кэтрин позвонила Келли.

Супруги Уолкотт каким-то образом ухитрились не проснуться во время ночных событий, их не разбудила даже приезжавшая и уезжавшая «скорая». Как только Кэтрин рассказала им о том, что произошло, они как по команде вытащили свои книжки и уткнулись в них. Все остальные были очень предупредительны, особенно миссис Потифер, и даже девочки сохраняли приличествующую случаю хмурость. Но через час такого существования Кардинал понял, что он отравляет атмосферу в комнате и принесет больше пользы в другом месте. Его мысли обратились к Полю Ларошу и той горе архивных документов, которую должны были утром доставить на вертолете.