Душа-потемки - Степанова Татьяна Юрьевна

– Ну что, все в порядке? – настойчиво переспросил незнакомец.

– Да, наверное, голова закружилась.

– Вы тут работаете?

– Нет.

– А где?

Ответить: «А вам какое дело?» Грубо получится, он же вроде как участие проявляет… и любопытство.

– Не здесь.

– Но в этой системе? – незнакомец смотрел на нее, держа блокнот. А в нем строки какие-то в столбик.

– Я работаю в Пресс-центре, я криминальный обозреватель, с прессой сотрудничаю.

– Журналистка, что ли?

– Считайте, что да.

– И статейки сами сочиняете, печатаете?

– Сочиняю.

– А вообще?

– Что вообще?

– Ну кроме статей? Пишете чего-нибудь?

– Времени нет.

– А тот коротышка, что ругался, он вам кто?

– Простите, а вам какое дело? – Грубо, конечно, получилось в ходе уже завязавшейся оживленной беседы, но Катя просто обиделась – этот долговязый тип обозвал милягу Мещерского «коротышкой»!

– Да так. Он вроде как наезжал на вас там, в паспортном. Я уж подумал, супружник ревнивый. У такой девушки… такой высокой длинноногой девушки и такой потешный Винни-Пух на ножках.

– Всего хорошего. – Катя поднялась. Обсуждать Мещерского с этим наглецом она не намерена.

– Да ладно, погодите… погоди… Раз статьи пишешь, может, с рифмой мне поможешь?

– С чем?

– С рифмой к слову «магнолия». Что-то никак не идет вот уж второй день, а стихи жаль… хорошие вроде получились.

От неожиданности Катя снова села на банкетку. Этот тип, по костюму он на телохранителя похож. Ну да, и тот лысый в блестящем костюме на старого мафиози смахивает – она вспомнила, – он, скорее всего, его босс. А этот «личник»… совсем как Драгоценный со своим вечным работодателем Чугуновым… Нет, на Драгоценного он ни капли не похож. Все другое – выражение лица, глаз, вся фактура иная, хотя весьма и весьма недурная мужская фактура.

И вот этот «личник», явившись в отдел вневедомственной охраны по неизвестно какому делу… Что-то там Бурлаков говорил… что, он, мол, вызвал владельца здания… хозяина универмага для объяснений ночного инцидента, переполошившего округу… Так вот этот «личник» в коридоре вневедомственной сидит и сочиняет, пишет стихи?

– А вы что, стихи пишете?

– Ага. Да нет… так, балуюсь иногда от нечего делать. Когда время свободное есть. Ну так что с рифмой к слову «магнолия»?

– История, «Астория»…

– «Астория» – это гостиница, «Кастория» – это фабрика шуб в Греции, черт бы ее побрал.

– Монополия… метрополия… Прочтите строфу, как там у вас в контексте…

– Нет, коряво еще, стесняюсь. Надо поработать над текстом.

Катя взглянула на собеседника. Тон прямо как у редактора. А пиджак под мышкой топырится – явно кобура там, скорее всего, пушка, либо травматическая, либо газовая. Вряд ли с самой крутой сюда в милицию приперся, но, видно, и с крутыми умеет обращаться – от «макарова» до «стечкина». Видно… таких сразу видно.

– Ну тогда сложнее. Можно с рифмой поэкспериментировать.

– Как это? – незнакомец придвинулся ближе.

– Ну, например… Цветет в саду магнолия – забыть тебя смогу ли я… Цветет в бреду магнолия…

– В бреду цветет? У меня вообще-то – на Приморском бульваре, там, где волны и чайки… Но каким-то шансоном все отдает. А я тухлый шансон не люблю. Надо же, цветет в бреду… Эх, махнуть бы сейчас в Одессу, девушка, а? Вдвоем?

Катя поднялась – уже окончательно и бесповоротно.

– Удачи вам в стихах.

– Ладно. Принято.

Он тоже встал с банкетки. Высокий мужчина. Кате вспомнился фильм «Люди в черном».

– А зовут меня Марк. Марк Южный.

– Очень приятно.

– Будем знакомы?

– Меня зовут Екатерина. И больше никаких других рифм к слову «магнолия» я подобрать не могу.

– А надобность уже отпала, спасибо, – он улыбнулся.

– Марк, все сидишь? – из кабинета напротив вышел лысый господин в блестящем костюме. – А меня там замучили дурацкими вопросами. Абсолютно дурацкими!

– Все? Едем?

– Да нет, еще к начальнику вневедомственной. – Лысый поморщился. – И все должен я один. А где, спрашивается, Иннокентий? С кем он прохлаждается? Нет, надо матери его срочно звонить!

– Пойдемте, Борис Маврикьевич. Не переживайте, это ж менты. – Марк двинулся вперед в направлении кабинета майора Бурлакова. Оглянулся и подмигнул Кате как старой, свойской знакомой.

Загранпаспорт свой Катя так и не получила – начался обеденный перерыв, ждать дольше нет времени. Катя торопилась на работу, потому что с двух часов в следственном управлении областного Главка начинались допросы и очные ставки по уголовному делу, которым Катя давно и плотно интересовалась.

Дело о махинациях с многократной перепродажей строящихся квартир в Люберцах с десятками пострадавших в афере дольщиков занимало первые строчки в уголовной хронике всех информационных агентств вот уже больше недели. Кате как сотруднице Пресс-центра Главка постоянно звонили с радиостанций и разных изданий, требуя, умоляя, прося подбросить какие-то новые факты о ходе расследования. Потому что в связи с этой аферой разразился такой общественный скандал, каких не случалось давно. Дольщики организовали собственный комитет и постоянно грозили акциями перекрытия то федеральных трасс, то железной дороги, требуя вернуть жилплощадь или немалые деньги – по сути, как выяснило следствие, выброшенные на ветер.

В центре скандала стояла владелица риелторской фирмы Ксения Зайцева – именно ей предъявили обвинение в мошенничестве с продажей квартир. Энергичная дама средних лет не была взята под стражу, а находилась под подпиской о невыезде, потому что подписала обязательство уже в ходе следствия постепенно погашать долги фирмы перед обманутыми дольщиками. Но этого «погашения», денег, хватило на одну пятую часть потерпевших, остальным же явно ничего не светило – банковские счета фирмы оказались пусты.

Конечно же, Ксения Зайцева темнила и ловчила, и деньги у нее имелись, причем немалые, но в ходе следствия этот вопрос пока так выяснить и не сумели. Следователь намеревался провести очные ставки обвиняемой с потерпевшими, возможно, после этого эмоционального прессинга какая-то полезная информация и выплыла бы наружу.

Катя собирала материал по этому делу для будущих публикаций и такого яркого, скандального шоу, как очные ставки, пропустить не могла.

Мещерского она обнаружила внизу, на улице – он, печальный и потерянный, сидел в машине. Сторожил ее.

– Ну что? – спросила Катя. – Угомонился?

– Прости, наговорил чего-то… сам не знаю чего. – Он выскочил и открыл ей дверь. – Садись, куда тебя подвезти?

– На работу.

А куда же еще… Катя угнездилась рядом с ним на пассажирском. Надо же, тот длинный… как его там, Марк? Обозвал милягу Мещерского Винни-Пухом, а сам-то на кого похож… О, таких типов она встречала, они на весь мир смотрят с холодным презрением. На них что-то вроде брони надето – латы и шлем с забралом. И служат они своему хозяину как преторианцы… как римские преторианцы – до определенного времени, пока тот платит, пока тот в силе. А потом первые же своего хозяина и сдают, а порой и приканчивают, если за это им заплатил кто-то более денежный и крутой.

Но надо же – стихи пишет! На банкетке в коридоре, на коленке… Магнолия в бреду… А прочитать не захотел, стесняется… Поди ж ты, у таких еще и чувства не все атрофировались. Стихоплет.

Магнолия… и какая-то еще там другая «магнолия» в Замоскворецком универмаге… тоже полный бред, но, однако, интересно, чертовски интересно, что же все-таки это было… ведь было… Ребята патрульные не лгут, и это не розыгрыш, и старуха правду сказала.

Ой, ладно, все равно теперь ничего не узнаешь. Катя тряхнула головой – прочь, прочь, все это че-пу-ха. Достала пудреницу из сумки. Крохотное зеркало: один нос видно и глаз. А там, в универмаге, зеркала от пола до потолка висели когда-то… Поправила волосы – длинные, отросли. Достала заколку и заколола волосы на затылке – вот так лучше, а то в родной Главк с распущенными, как нимфа, что-то не того… Как это ее Драгоценный порой звал – нимфа Кукуйского ручья? Вот и все у него так – даже комплимент с подвохом! Нет, к черту, надо разводиться!

– Катюша, ты подумай еще, я тебя очень прошу.

Мещерский…

– Ладно, Сережа, обещаю тебе. Ну все, приехали, пока, побежала, – Катя чмокнула его в щеку.

Не женишься на мне, говоришь… женишься, как миленький, только пальцем поманю тебя в загс… Хорошо живет на свете Винни-Пух, оттого поет он эти песни вслух… Мещерский порозовел.

Катя ворвалась в вестибюль Главка как вихрь, не стала даже лифтом пользоваться, влетела на свой четвертый этаж по мраморной лестнице, открыла дверь в кабинет, кинула сумку, схватила диктофон из ящика – маленький «воровской» диктофон. На всякий случай, хотя записывать что-то без разрешения следователя категорически запрещено. Взяла блокнот – фамилии потерпевших записывать – и, стуча каблучками, заспешила вниз – уже на третий этаж в следственное управление.