Душа-потемки - Степанова Татьяна Юрьевна

Гущин тоже не стал ждать допроса менеджера Хохлова.

– Мне надо срочно уехать, – объявил он Кате, коротко переговорив о чем-то с Елистратовым. – И тебе тут нечего больше делать, у них тут работы снова на целый день. Возвращайся-ка ты в Главк… Вечером, когда они здесь все закончат, поедем в МУР… Может, и я какие новости добуду. Слушай, а это ты к чему заметила, что, мол, не все сходится с теми убийствами, отдел сейчас на другом этаже.

– Не знаю, но если это имитатор тут у нас… вы же эту версию не исключаете, Федор Матвеевич, правда? То он старается подражать буквально… ему важно название отдела «Тысяча мелочей», а не место… Иначе бы он… ну, этот имитатор, убил бы уборщицу на четвертом этаже, а не здесь, – Катя говорила сбивчиво.

– На четвертом нечего убирать, Гюльнар Садыкова туда никогда со своей шваброй не поднималась. А тело перетаскивать тяжело, – Гущин глянул на часы. – Ладно, я к сумасшедшим поехал, может, они что отыщут в своих сумасшедших архивах.

– Куда-куда?

– К Ануфриеву на Лубянку.

Катя в Главк не вернулась. Сидела под полосатым тентом в летнем кафе, смотрела на город, плавящийся от жары. Благо наступил уже обеденный перерыв.

Официантка принесла апельсиновый сок. А потом бутылку минеральной. Крохотные пузырьки газа лопались за холодным, покрытым испариной стеклом стакана.

Как убийца попал в универмаг?

Снова зашел перед самым закрытием, как простой покупатель?

А если убийство совершено уже после закрытия? Ведь только уборщица одна из всего персонала вместе с Хохловым приходила первой и уходила последней.

Как убийца вышел наружу?

Как он выходил тогда – в июле восьмидесятого и сейчас?

И потом еще… что-то чрезвычайно существенное… да, это же именно Гюльнар Садыкова сказала тогда, что видела машину Иннокентия Краузе ночью возле универмага. Она была важной свидетельницей, а теперь вот убита.

Если бы это дело находилось в производстве областного Главка, так просто можно было бы узнать все детали расследования. А тут МУР… они все там такие крутые, с таким самомнением гипертрофированным… Достаточно на оперов с Петровки глянуть: мы и без вас все знаем, у нас свой «фирменный» метод расследования, знаменитый «муровский» подход…

А в результате…

Странно, никто из сыщиков и экспертов ни разу не упоминал дело восьмидесятого года. Что же, они не знают о нем? Елистратов не говорил своим подчиненным? Или же, раз нет дела, нет и сравнений? Все как-то на уровне мифа… да-да, мифа…

Замоскворецкий универмаг порождает темные мифы…

Они… те, кто там работает, боятся находиться в здании после темноты.

Катя вернулась на работу в четыре часа, включила в кабинете кондиционер, открыла ноутбук и даже наскоро слепила статейку для «Вестника Подмосковья» – профилактические советы о том, как обезопасить себя в местах массового летнего отдыха.

А что, если Гущин забыл про нее и не возьмет с собой в МУР?

Но Гущин оказался человеком слова.

– Екатерина, готова? Спускайся.

– Федор Матвеевич, есть новости от Ануфриева? – воскликнула Катя в трубку.

– Сама все скоро узнаешь. Ты у меня по этому чертову делу вроде как доверенное лицо, только не болтай лишнего. И если напишешь об этом деле хоть чертову строчку в этих своих чертовых газетах, я за себя не ручаюсь.

– Ни, ни, ни, я понимаю, я ничего об этом деле не напишу, обещаю вам. Только бы вам и Елистратову… нам всем бы его раскрыть!

«А что все-таки говорят на этот раз свидетели? Персонал?» – этот вопрос так и вертелся у Кати на языке, когда она проходила через КПП Петровки, 38. Еще одна цитадель в центре Москвы, огороженная глухой стеной, сколько же их таких понастроено. Но задать свой вопрос полковнику Елистратову она не успела. Потому что низенький и полный начальник отдела убийств МУРа во всем блеске явил тот знаменитый напористый… нет, нахрапистый стиль оперативной работы, которым так кичится столичный уголовный розыск. Тысяча дел – в одно время, все версии, все доказательства отрабатываются одновременно и параллельно, у каждого сотрудника – свой участок работы, за который он отвечает – плохо ли, хорошо, одному шефу известно, из каждого кабинета доносится гул голосов, кого-то допрашивают, хлопают двери, звонят беспрестанно мобильные телефоны, кто-то входит на доклад, кому-то устраивают разнос, чья-то бедная буйная голова, срубленная в горячке, катится, катится по коридору…

Ну, по поводу срубленной головы это, конечно, перебор, метафора. Но Кате, оглушенной, даже слегка растерявшейся от всего этого криминально-оперативного действа, и правда так показалось.

Итак, что же на этот раз показывают свидетели?

– Хохлов у нас, бьемся с ним уже третий час – вон в двухсотом кабинете с двумя моими, и следователь там из прокуратуры, – Елистратов вел их по коридору МУРа, распахнул дверь в кабинет – там два дюжих оперативника, взмокший от пота следователь в голубом шерстяном кителе, два мощных вентилятора на столах, а на стуле – менеджер универмага Алексей Хохлов, и выражение лица у него такое, словно он очень, очень, очень не хочет находиться в этой компании.

– Ну что?

– Работаем пока.

Елистратов закрыл дверь.

– Вот так, слыхали? Твердит одно и то же – я ее, то есть уборщицу Гюльнар Садыкову, не видел. Думал, когда заглянул в раздевалку, что она уже закончила уборку и ушла домой. Это при том, что они практически в одно время всегда, по показанию других сотрудников, приходили утром и уходили вечером. Он ее не видел! Она, мол, где-то убиралась, в отделах, а он находился у себя и потом, как обычно, сдал здание на пульт.

– А кто вообще последний раз видел уборщицу из персонала? – спросил Гущин. Еще в машине Катя заметила в его руках кейс. С ним он не расставался и сейчас.

– Продавщица Слонова, по ее показаниям, где-то в начале восьмого. Уборщица пришла на ее этаж, а затем ушла.

– На третий, в отдел «Тысяча мелочей»? – спросила Катя.

Елистратов смерил ее взглядом.

– Нет, на первый, якобы в свою подсобку, то ли за моющим средством, то ли за порошком.

– Но там подвал и другой подвал…

– Там мы снова все осмотрели. Черт, я никак в мэрии схемы коммуникаций не могу добиться, – Елистратов покачал головой. – Там ничего подозрительного. И потом, все улики указывают на то, что ее убили именно на третьем этаже, а не в подвале.

– Думаешь, Хохлов врет? – спросил Гущин.

– А что мне еще остается думать? Он и она – только они двое всегда покидали универмаг последними. На этот раз ушел он, она, как мы видим, осталась в здании. Он даже толком не проверил! Постановка на пульт вневедомственной охраны прошла согласно контрольному времени, в этом все сходится с его показаниями, а вот дальше…

– А что дальше?

– Ну, например, он наотрез отказывается сообщить, где и с кем он находился после того, как закончил работу. Мы продавщицу Петрову Веронику допросили. Согласно показаниям других сотрудников – еще прошлых показаний, с того, первого раза, – Петрова и Хохлов находятся в близких отношениях, любовники, кассирша показала, что они якобы даже живут вместе время от времени. Мы спросили у Петровой: с вами был гражданин Хохлов? Так вот она этого не подтверждает. А он отказывается с нами обсуждать этот вопрос. Спрашивается, почему? На работу, по показаниям персонала, он опоздал. Открывал универмаг и снимал с охраны, когда большинство сотрудников уже подошло к дверям, к закрытым дверям. Я хочу знать, где он был с девяти вечера и до утра. И я это узнаю.

– Разные могут быть причины, почему он оказывается говорить, – заметила Катя осторожно.

Елистратов снова смерил ее взглядом. Делал он это очень забавно – Катя была выше маленького полковника на целую голову, но он этого демонстративно не замечал. Или делал вид.

– Товарищ полковник, там юрист Краузе приехал, по нашему вызову, с КПП звонят, – из кабинета с мобильником в руке высунулся, как филин из дупла, оперативник.

– Давайте его сюда к нам.

– Тут такое дело, там и его мать приехала. Некая Ольга Аркадьевна Краузе, пожилая, вроде как даже с адвокатом уже, – оперативник кашлянул, – на них пропуска нет. И этот Краузе, сын, как увидел ее – с ним прямо истерика там, на проходной. Не пойми что творится.

– С ним пока что вы беседуйте, а мамашу к нам. Ко мне немедленно, – Елистратов открыл дверь в свой просторный, затененный жалюзи кабинет. – Знакомая фамилия, а, Федя?

Гущин сел на стул под кондиционером, Катя выбрала себе кресло у окна. Посмотрела на кейс у ног Гущина. Если там уголовное дело, добытое в «ненашенских» архивах, так что же он его не достает?

Но Гущин что-то не спешил.

– Место одно и то же, – сказал он. – Надо установить датчики видеонаблюдения. Это в случае дальнейшего развития ситуации облегчит нам задачу.

«В случае дальнейшего развития ситуации» – опять вся соль в интонации! Катя поежилась, нет уж, только не это.