Кукловод - Троицкий Андрей

Все случилось настолько быстро, за считанные секунды, что Рогожкин не сообразил, что происходит. Он лишь ошалело вращал глазами, не зная, в какую сторону ринуться.

* * *

Джабилов, босой, в нижнем белье, выбежал из юрты, сверкая пятками, побежал к дому. Но быстро понял, что теперь некого бояться. Джабилов остановился на тропинке, обернулся. Акимов кинулся за ним, наткнулся на Галима, чуть не упал, но удержался на ногах.

На секунду Акимов ослеп от дневного света. Он зажмурился, и тут получил крепкий удар по зубам.

Перед глазами поплыли фиолетовые круги, Акимов сел на землю. Он поднял голову. Перед юртой стояли два казаха, вооруженные пистолетами. Один из них держал на мушке Акимова. Человек, стоявший ближе к Акимову пнул его ногой под ребра. Акимов охнул, упал на бок и получил удар ногой в спину. Казах нагнулся, ухватил его за волосы и ударил лицом о землю.

– Поднимайся, тебе не больно, – сказал казах и ударил ногой по лицу. – Встать.

Акимов встал на колени, поднялся на ноги, вытирая ладонью кровь с лопнувшей губы. Подошел Джабилов, быстро опомнившийся после внезапного испуга. Другой казах откинул полог юрты, скомандовал:

– Всем руки за голову. Выходи по одному.

Первым вышел Рогожкин. Задрав руки кверху, он пугливо озирался по сторонам. За Рогожкиным с поднятыми руками вышли Галим и Величко. Джабилов подошел к Рогожкину, вытянул руку вперед, ласково погладил парня по щеке своей гладкой холеной ладонью, потрепал по волосам.

– Я тебя не рассмотрел там, в юрте, – улыбнулся Джабилов. – Из тебя добрый шашлык получится. Наверное, у тебя мясо сладкое. Попробую. Но шашлык, это потом. Не сразу. Сперва я тебя немножко того… Немножко иметь буду. Мне нравится иметь таких мальчиков. Тебе нравится, когда тебя того? Трах-тарарах, а?

Рогожкин сглотнул слюну. Он стоял, ни жив, ни мертв, чувствуя, как пульсируют, дрожат все внутренности.

– Нравится трах-трах? – Джабилов гладил Рогожкина по щеке.

– Нравится, – выдавил из себя Рогожкин.

– Ты хороший мальчик. По законам Аллаха гомосексуализм тяжкий грех. Но здесь все этим занимаются. А я не признаю религиозные догмы. Потому что мне нравится тра-трах таких мальчиков, как ты.

Джабилов снова погладил Рогожкина по щеке. Ладонь у людоеда была мягкой и нежной, как у женщины. Джабилов отступил от Рогожкина, шагнул к Галиму и плюнул ему в лицо. Галим опустил глаза и вытер плевок со щеки и подбородка.

– Ты опозорил себя. Связался с грязными людьми, с неверными.

Джабилов повернулся к казаху, стоявшему за его спиной, протянул руку к пистолету.

– Дай сюда.

Слуга вложил в раскрытую ладонь Джабилова рукоятку пистолета. Джабилов взвел курок, направил ствол на живот Галима.

– Хочешь сдохнуть? – спросил он.

Галим не ответил. Он стоял, опустив глаза к земле. Он не испытывал страха, он чувствовал вину. В эту секунду он жалел о том, что привел сюда своих друзей. Как оказалось, привел их на верную смерть. Напрасно. Что ж, в жизни он много раз ошибался. Вот ошибся в последний раз.

Перед убийством человека Джабилов всякий раз испытывал душевный подъем, нечто вроде вдохновения. Кровь веселее бежала в жилах. Босой, в нижнем белье он давно бы промерз на холодном ветру, но сейчас ему было жарко.

– Хочешь сдохнуть? – повторил Джабилов.

Галим молчал. Джабилов вытянул руку вперед, почти коснулся живота Галима. И нажал на спусковой крючок.

Грохот выстрела поглотил стон. Галим схватился за живот, ноги подогнулись. Он опустился на колени. Ветер унес пороховой дым. Второй раз Джабилов выстрелил Галиму в грудь. Он повалился лицом на землю. Галим еще жил. Он слабо, едва слышно застонал, дернул ногами. Джабилов прикончил его выстрелом в затылок.

Акимов рванулся вперед, но Джабилов, готовый к таким неожиданностям, отступил на пару шагов. Направил на Акимова пистолет.

– И ты хочешь? – Джабилов оскалился в злом прищуре. – Хочешь? Тебе еще рано умирать. Кстати, машины и груз – уже мои. Я сказал своим людям, чтобы живым вашего друга не приводили. Ему просто перерезали глотку и вспороли брюхо. Так я велел. Потом сбросили в ручей. И ты хочешь туда? Ну, давай.

Акимов шагнул назад, до боли сжал зубы. То ли от порывистого пыльного ветра, то ли от бессилия глаза затуманила прозрачная пленка. Окружающий мир шатался перед глазами, менял свои очертания.

* * *

Сидя в кабине, Каширин не слышал пистолетных выстрелов, прогремевших на другом конце села. Боль немного отпустила, он вытащил из пачки сигарету, чиркнул спичкой и затянулся. Голова приятно закружилась, мир, разукрашенный разноцветными пятнами, поплыл перед глазами.