Королева Юга - Перес-Реверте Артуро

Предъявив паспорт у ворот, я оставил машину на охраняемой стоянке, и высокая светловолосая дежурная (даже лента, стягивавшая хвост ее волос под кепи, была зеленой) провела меня в кабинет капитана Виктора Кастро – маленькую комнатку с компьютером на столе и испанским флагом на стене, рядом с которым висели, наподобие трофеев, старый маузер «корунья» 1945 года и автомат Калашникова.

– Могу предложить вам только ужасный кофе, – сказал капитан.

Я согласился, и он сам принес мне его из кофеварки в коридоре, помешивая бурую жидкость в пластиковом стаканчике пластмассовой ложечкой. Содержимое стаканчика и правда имело мало общего с кофе. Капитан же Кастро, серьезный, с четкими словами и движениями, безупречно аккуратный в своей зеленой гимнастерке, с седыми, подстриженными бобриком волосами и начинающими седеть усами в стиле капитана Алатристе [⁶³], стал мне симпатичен с первой же минуты, когда встретил меня прямым и искренним взглядом и таким же рукопожатием. У него было лицо честного человека, и, возможно, это, среди других причин, побудило в свое время руководство поручить ему командование группой «Дельта-Четыре», которая действовала на Коста-дель-Соль и которую он пять лет возглавлял. По моим данным, честность капитана Кастро в конце концов стала причинять неудобства даже его начальству. Вероятно, именно потому мне и пришлось ехать к нему сюда, в этот богом забытый городишко, где под его началом находилось лишь три десятка жандармов (вообще говоря, это была лейтенантская должность), и именно потому мне стоило определенного труда – влиятельные знакомые, старые друзья – добиться от Главного управления жандармерии разрешения на эту встречу. Как философски заметил позже сам капитан Кастро, учтиво провожая меня до машины, правдолюбцы еще никогда и нигде не делали карьеры.

Об этой карьере мы и говорили, сидя за столом в его крохотном кабинете: он – со своими восемью разноцветными орденскими ленточками, пришитыми слева на гимнастерке, я – со своим кофе в пластиковом стаканчике. Или, чтобы уж быть совсем точным, мы говорили о том, как ему пришлось впервые заняться Тересой Мендоса в связи с расследованием убийства жандарма из Манильвы, сержанта Ивана Веласко; капитан – он очень осторожно выбирал слова – отозвался о нем как о военнослужащем сомнительной честности, тогда как другие люди, которых я расспрашивал раньше об этом человеке (и среди них бывший полицейский Нино Хуарес), характеризовали его как законченного сукина сына.

– Его убили весьма подозрительным образом, – пояснил капитан, – поэтому нам тоже пришлось немного поучаствовать. Некоторые совпадения – в том числе дело о Пунта-Кастор и гибель контрабандиста Сантьяго Фистерры – заставили нас связать убийство сержанта Веласко с выходом из тюрьмы Тересы Мендоса – Мексиканки. Это и привело меня к ней. Правда, доказать ничего не удалось, но со временем я, так сказать, специализировался на ней: наблюдение, видеозапись, прослушивание телефонных разговоров – согласно постановлению суда… Ну, вы знаете, как это бывает. – Он смотрел на меня так, будто само собой разумелось, что я знаю. – Моя задача заключалась не в борьбе с контрабандой наркотиков, а в том, чтобы изучить окружение Мексиканки. Тех, кого она подкупала: таких со временем набралось очень много. Банкиры, судьи, политики… Даже люди из моей собственной конторы: таможенники, жандармы и полицейские.

При слове «полицейские» я энергично закивал.

Ведь так интересно наблюдать за тем, кто наблюдает.

– Что за отношения были между Тересой Мендоса и комиссаром Нино Хуаресом? – спросил я.

Капитан мгновение поколебался, словно прикидывая цену и значимость каждого факта, о котором собирался говорить. Потом неопределенно пожал плечами:

– Я мало что могу рассказать вам, помимо того, что было в свое время в газетах… Мексиканка умудрилась пробраться даже в ОПКС. Хуарес в конце концов тоже стал работать на нее, как и многие другие.

Я поставил стаканчик на стол и остался сидеть так, чуть подавшись вперед.

– А вас она никогда не пыталась купить?

Молчание капитана Кастро стало неловким. Он без всякого выражения смотрел на стаканчик. На какой-то миг я испугался, что наш разговор окончен. Было очень приятно, кабальеро. Всего наилучшего.

– Я понимаю, как и что обстоит в жизни… – заговорил он наконец. – Я понимаю, хоть и не оправдываю, человека, который, получая небольшое жалованье, видит свой шанс, когда ему говорят: послушай, завтра, когда ты будешь в таком-то месте, смотри не в эту, а в ту сторону. А взамен он протягивает руку и получает пачку банкнот. Это вполне по-человечески. Каждый таков, каков он есть. Всем нам хочется жить лучше, чем мы живем… Только у одних есть какой-то предел, а у других – нет, Он снова замолчал и поднял на меня глаза. Обычно я склонен сомневаться в людской непорочности, однако в этом взгляде я не усомнился. Хотя, разумеется, чужая душа – потемки. Но, как бы то ни было, мне и прежде говорили о капитане Кастро: один из трех лучших в своем выпуске, семь лет в Инчауррондо [⁶⁴], был добровольцем в Боснии, медаль «За заслуги» с красной ленточкой.