Черное солнце - Арбенина Ирина

В коридоре Аня увидела довольно исхудавшего тинейджера. Мальчика, девочку?.. Острые плечи.

Осунувшееся серое лицо. Гадкий утенок. Точней, гусенок; Шейка длинная, тоненькая.

— Здравствуйте!

Аня продемонстрировала предельную любезность, в надежде, что в ответ гусенка-утенка ей представят.

— Ну, здравствуйте! — гусенок равнодушно, тускло глянул на Анюту, явно не испытывая ни малейшего желания вступать в беседу.

— До свидания! — язвительно усмехнулся Игорь Багримович и подтолкнул слегка, едва уловимо, Светлову к дверям.

— Если возникнут вопросы, звоните. Вот вам мои координаты. — Светлова протянула «гостеприимному» хозяину карточку с телефонами конторы Фонвизина.

— Благодарю. — Тегишев рассеянно принял визитку. — Хотя вряд ли придется воспользоваться.

И он закрыл за Анной дверь.

Разумеется, Светлова не могла отказать себе в профессиональном праве сыщика задержаться возле этих, столь бесцеремонно захлопнувшихся за ней дверей. На несколько — разумеется, все в рамках приличий — минут.

— Пап, ну можно ему не звонить, твоему Сигизмундовичу? Дай мне отдохнуть от этого идиота.

— Нехорошо называть уважаемого пожилого человека идиотом, — устало, очевидно, с привычным автоматизмом начал поучать Игорь Багримович.

— Почему нехорошо? — с искренним недоумением поинтересовался гусенок.

Вместо ответа на этот, и в самом деле, интересный вопрос Светлова услышала тяжелые шаги и поняла, что осторожный Игорь Багримович вернулся к дверям поглядеть в «глазок». Имея в виду, что его гостья воспользуется своим правом потоптаться чуточку у дверей, прежде чем окончательно удалиться.

Так и не узнав, почему пожилого идиота нельзя называть идиотом, а молодого — пожалуйста, Аня вздохнула и направилась к лифту.

Очень осторожный человек Игорь Багримович, ничего не скажешь. Что, кстати, совсем не гармонирует с его имиджем барина, легко разбрасывающимся наследством из Голландии.

«Баре» должны быть вальяжны, несколько рассеянны и вполне равнодушны к происходящему вокруг. Это, по разумению Анны, была необходимая часть имиджа.

В переулке кружились, устилая асфальт, желтые листья.

— «Забудется во мне последний род Багрима…» — отчего-то повторила почти вслух Светлова ранее неизвестные ей строки Гавриила Державина.

Консьерж-охранник, продолжавший прогуливаться перед подъездом, к сожалению, на поэзию классика не откликнулся и посмотрел на нее крайне строго.

И Анна не торопясь двинулась по направлению к метро.

* * *

— Это Гоша, — доложил Ладушкин.

Голос его звучал четко и близко: как будто звонил Анин сотрудник не откуда-то с дальнего Севера, а был совсем рядом.

— Ну, как Полоцухин? — поинтересовалась Аня.

— Нормально.

— Что вы имеете в виду, Гоша? — уже зная оригинальные представления Ладушкина о том, что есть нормально, а что нет, все-таки решила уточнить Анна.

— Умер.

— А что же вы говорите «нормально»?

— Ну, это я в том смысле, что подтверждается наша версия.

— Ничего себе, нормально!

Аня подавленно замолчала.

— Точно умер? — словно еще надеясь на чудо и какую-то ошибку, автоматически повторила она.

— Точней не бывает.

— Это как же?

— Это значит: уже на кладбище.

— Понятно.

Гоша, как всегда, отвечал исчерпывающе.

— Ань… Тут дело такое… Полоцухин-то уже того… С ним не переговоришь, как говорится. А вот женщина тут есть одна — ну очень странная. Чувствуется что-то в ней такое… Ну, Кассиопея просто какая-то!

— Боже мой, Гоша, ну какая еще Кассиопея?

— Ну, которая говорит, а потом все сбывается…

— Может, Кассандра?

— Может, и Кассандра, — миролюбиво согласился Ладушкин. — Ее тут все вроде как юродивой считают.

— Интересно!

— Вот и я о том же. Вам бы послушать, что она говорит.

— А что она говорит?

— Ox! — Ладушкин только вздохнул.

И Светлова поняла, что это непередаваемо. Потому что вздыхал Ладушкин, хорошо знала Аня, крайне редко.

И еще это означало, что ехать придется все-таки ей самой.

— Я-то все больше по контактному общению специалист, а послушать, поговорить — это лучше бы вам.

— Понятно, просто поговорить с человеком — это уже, по-вашему, даже и контактом не назовешь.

И я, стало быть, я — по бесконтактному общению специалист.

«Контакт» на языке Ладушкина означал нечто, после чего человек — тот, с кем в этот контакт вступили — как минимум минут десять находится в отключке.