Тайник - Джордж Элизабет

«Почему?» — подумал он.

Валери продолжала:

— Я позвонила вчера в Буэ и сказала о похоронах Билли, брату нашего Пола, Таб. А потом подумала: Билли ведь ни за что не передаст Полу мои слова. Могла бы и раньше сообразить, Билли есть Билли. Надо было мне звонить до тех пор, пока к телефону не подошел бы сам Пол, его мама или папа. Вот почему я рада, что ты привел к нам Пола, Табу, ведь теперь он знает.

Пол вытер руки о джинсы. Повесил голову и пошаркал ногой о песчаную землю на берегу пруда. Он думал о десятках, а может быть, и сотнях людей, которые придут на похороны мистера Ги, и радовался, что ему ничего не передали. Он и так чувствовал себя очень плохо из-за смерти своего старшего друга. А если придется идти со своим горем в люди, то он этого просто не вынесет. Он знал, что все они будут на него глазеть, ломать голову над тем, кто он такой, и перешептываться: «Это же молодой Пол Филдер, особый друг мистера Бруара». И переглядываться при этом. Он так и видел эти взгляды — брови приподняты, глаза широко раскрыты, сразу понятно, что люди чего-то недоговаривают.

Он поднял голову, чтобы посмотреть, не такое ли выражение лица и у Валери. Но ничего подобного не увидел, и его плечи сразу обмякли. Он держал их в напряжении с самого бегства из Мулен-де-Нио, и они уже начали болеть. Ему показалось, что тиски, сжимавшие его ключицы, вдруг разжались.

— Мы выходим завтра в половине двенадцатого, — сказала Валери, обращаясь на этот раз к самому Полу. — Ты можешь поехать со мной и Кевом, милый. А насчет одежды не беспокойся. Я принесла тебе рубашку, видишь? И не вздумай ее возвращать. Кев говорит, у него таких еще две, третья ни к чему. Что до брюк…

Она задумчиво смерила его взглядом. Пола даже в жар бросило.

— Кевовы не подойдут. Ты в них утонешь. Но вот мистера Бруара… И не бойся, если тебе придется надеть что-нибудь из его вещей, милый. Он и сам охотно с тобой поделился бы. Ведь он тебя так любил. Ну, ты знаешь. Что бы он ни говорил и ни делал, он так… так любил…

И она запнулась на полуслове.

Пол чувствовал, как ее скорбь присасывается к нему, словно пиявка, вытягивая из него то, что ему больше всего хотелось задушить. Он перевел взгляд с нее на трех оставшихся уток и подумал, как они будут жить теперь без мистера Бруара, кто соберет их вместе, кто наметит цель и скажет, что делать дальше.

Он слышал, как Валери сморкается, и повернулся к ней спиной. Она улыбнулась ему кривой улыбкой.

— В общем, мы все хотим, чтобы ты пришел. Но если ты предпочитаешь не приходить, мы возражать не будем. Похороны не всем подходят, и иногда лучший способ помянуть умерших — продолжать жить самим. А рубашку все равно возьми. Она твоя.

Она оглянулась, словно в поисках чистого местечка, куда бы ее положить.

— А, вот сюда, — сказала она, увидев рюкзак, который Пол положил на землю.

И сделала к нему шаг.

Вскрикнув, Пол вырвал рубашку из ее рук. И отшвырнул прочь. Табу отрывисто тявкнул.

— Но, Пол, — сказала Валери удивленно, — я не хотела. Это же не старая рубашка, милый. Она совсем…

Пол схватил рюкзак. Поглядел налево и направо. Единственный путь к отступлению был там, откуда он пришел, а отступать было необходимо.

И он бросился по тропинке назад, а Табу помчался за ним, отчаянно лая. Пол не смог подавить всхлип, вырвавшийся у него, когда он выбежал с ведущей к пруду дорожки на лужайку, за которой раскинулся дом. Он вдруг понял, как он устал бежать. Ему показалось, что всю свою жизнь он только и делает, что бежит.

4

Рут Бруар наблюдала за бегством мальчика. Она была в кабинете Ги, разбирала пришедшие вчерашней почтой карточки с соболезнованиями, за которые нашла в себе силы взяться только сейчас, как вдруг услышала собачий лай, а потом увидела мальчика — он выскочил из-за беседки, отмечавшей начало дорожки к пруду, и помчался по лужайке прямо под ее окном. Через минуту показалась Валери с рубашкой в руках: отвергнутый дар матери, чьи собственные сыновья оперились и вылетели из родительского гнезда куда раньше, чем она ждала и надеялась.

«Надо было ей завести побольше детей», — подумала Рут, глядя, как Валери медленно шагает по тропинке к дому.

Есть женщины, которые рождаются с неутолимой жаждой материнства, и Валери Даффи давно казалась ей одной из них.

Рут наблюдала за Валери, пока та не вошла в кухонную дверь, находившуюся как раз под кабинетом, занятым Рут сразу после завтрака. Это было единственное место, где она еще ощущала близость брата и где все вокруг, словно вопреки его ужасной кончине, говорило о том, что Ги Бруар прожил хорошую жизнь. Свидетельства тому окружали ее со всех сторон: они висели на стенах и стояли на книжных полках, заполняли изящный алтарь старинной работы в центре комнаты. Дипломы, фотографии, награды, рисунки и документы. Отдельно лежали письма и рекомендации для тех, кто достоин был стать объектом знаменитой щедрости Бруара. И наконец, самое видное место занимал последний перл в короне достижений ее брата — точная копия того здания, которое он пообещал острову, ставшему для них домом. По словам Ги, здание будет памятником страданиям островитян. Памятником, воздвигнутым человеком, который сам познал страдания.