Крестный отец - Пьюзо Марио

— У меня много работы, — сказал он. Жена, увидев его лицо, не стала расспрашивать. Бонасера вышел на улицу и направился к своей конторе.

Здание, в котором располагалась контора, стояло одиноко на большом пустыре и было окружено высокой живой изгородью. С улицы к зданию вела узкая дорога, достаточно, правда, широкая для карет скорой помощи и катафалков. Бонасера отворил ворота и оставил их открытыми. Потом обогнул здание и вошел в широкую дверь. Он видел посетителей, которые входили в парадную дверь.

Много лет назад, когда Бонасера откупил контору у собиравшегося выйти на пенсию могильщика, там было крыльцо с десятком ступеней, по которым приходилось вскарабкиваться прежде, чем посетители попадали в зал. Это составляло настоящую проблему. Старики и инвалиды были не в состоянии сами подняться в зал, и прежний могильщик приспособил для них подъемную платформу. Ей же пользовались и для подъема гробов. Америго Бонасера нашел это решение проблемы неприглядным и распорядился изменить весь фасад здания, убрать крыльцо и вместо него построить пологую лестницу.

В задней части здания, отделенной от передней залами погребения и прочной звуконепроницаемой дверью, находилась контора, комната бальзамирования, склад гробов и надежно запертый шкаф, в котором были расставлены химикалии и страшные инструменты его профессии. Бонасера прошел в контору, сел за стол и зажег сигарету — это был один из редчайших случаев, когда он позволял себе здесь курить. Он готовился к встрече с доном Корлеоне.

Им овладело отчаяние. Он прекрасно понимал, о какой услуге идет речь. В последний год семейство Корлеоне ведет войну с остальными семействами из мафии Нью-Йорка, и газеты все время полны ужасных подробностей об убийствах. Убито много людей с обеих враждующих сторон. Теперь, видимо, семейству Корлеоне удалось убить какого-то очень важного врага, и оно хочет избавиться от трупа, а что может быть лучше официального погребения у могильщика, имеющего разрешение на работу? Америго Бонасера не питал никаких иллюзий относительно предстоящей ему работы. Он будет соучастником убийства. Если дело раскроется, ему придется провести немало лет в тюрьме. Позор падет на его дочь и жену, а его имя, имя всеми уважаемого человека, будет растоптано в грязи кровавой войны мафии.

Он позволил себе выкурить еще одну сигарету. Потом его пронзила еще более ужасающая мысль. Когда станет известно, что он помогал семейству Корлеоне, остальные семейства мафии отнесутся к нему, как к врагу. Они убьют его. Теперь он проклинал тот день, когда пошел к крестному отцу и умолял отомстить за его дочь. Он проклинал тот день, когда его жена и жена дона Корлеоне сделались подругами. Он проклинал свою дочь, проклинал Америку, проклинал судьбу. Однако, постепенно к нему вернулся его обычный оптимизм. Все еще может устроиться. Дон Корлеоне умный человек. Все наверняка запланировано и будет держаться в тайне. Остается только беречь нервы.

Послышался шум машины. Натренированный слух подсказал ему, что машина проехала по боковой тропинке и остановилась на заднем дворе. Вошел высокий полный человек — Клеменца, за ним два молодых человека с грубыми лицами. Не говоря ни слова, они обыскали комнаты, потом Клеменца вышел во двор. Молодые люди остались с могильщиком.

Через несколько минут Бонасера различил шум приближающейся по тропинке тяжелой кареты скорой помощи. Снова показался Клеменца, а за ним два человека с носилками. Худшие опасения Америго подтвердились. На носилках лежал завернутый в серое труп, босые желтые ноги которого высовывались наружу.

Клеменца дал санитарам знак войти в комнату бальзамирования. Потом из сумерек двора в освещенную комнату вошел еще один человек. Это был дон Корлеоне.

За время болезни дон потерял в весе, и движения его стали более скупыми. В руке он держал шляпу, и волосы на его большом черепе были редкими и седыми. Со времени, когда Бонасера видел его на свадьбе, дон постарел, сжался, но все еще излучал какую-то непонятную силу. Держа шляпу у груди, он сказал Бонасера:

— Ну, старый друг, ты готов мне оказать эту услугу?

Бонасера утвердительно кивнул головой. Дон пошел вслед за носилками в зал бальзамирования, а Бонасера потащился за ним. Труп уже лежал на одном из мраморных столов. Дон Корлеоне сделал едва заметное движение шляпой и все, кроме Бонасера, вышли из комнаты.

— Что я должен сделать? — шепотом спросил Бонасера.

Дон Корлеоне пристально посмотрел на стол.

— Я хочу, чтобы ты вложил в это все свои силы, все способности, — сказал он. — Я не хочу, чтобы мать видела его таким, какой он теперь.

Он подошел к столу и снял черное покрывало. Америго Бонасера не сумел сдержаться и испуганно вскрикнул. На столе лежал изрешеченный пулями Сонни Корлеоне. Левый глаз трупа был залит кровью, а зрачок раскололся и напоминал многоконечную звезду. Хрящ носа и челюсти были раздроблены.

В какую-то долю секунды дон протянул руку, чтобы опереться о плечо Бонасера.

— Посмотри, что они сделали с моим сыном, — сказал он.

Однажды вечером зазвонил телефон в квартире Конни Корлеоне. Женский голос попросил Карло.

— Кто говорит? — спросила Конни.

Девушка на втором конце провода засмеялась и сказала:

— Я подруга Карло. Я хотела сказать ему, что сегодня вечером не смогу с ним встретиться. Мне необходимо выехать за город.

— Грязная сука, — завизжала Конни. — Грязная шлюха.

Послышался щелчок.

После обеда Карло отправился на гонки и теперь вернулся рассерженный на проигрыш и полупьяный (он никогда не расставался с бутылкой спирта). Как только он показался в дверях, Конни принялась кричать и осыпать его проклятиями. Он не обратил на это никакого внимания и вошел в ванну. Выйдя из ванной, он вытерся, а потом вынул из шкафа вечерний костюм.

Конни стояла, уперев руки в бока, ее лицо заострилось и побледнело от гнева.

— Ты никуда не пойдешь, — сказала она. — Твоя подруга звонила и сказала, что этой ночью не может. Грязный выродок, у тебя хватает наглости давать шлюхам мой телефон! Я убью тебя, выродок.

Она набросилась на него и принялась колотить руками и ногами. Карло оттолкнул ее холодной рукой.

— Ты с ума сошла, — холодно сказал он. Но она видела, что он озабочен: не ожидал, видимо, что девка, которую он трахает, выкинет такой сумасшедший номер. — Она просто пошутила, — добавил Карло.

Конни вывернулась из-под руки Карло и потянулась к его лицу, чтобы расцарапать. Карло удивительно терпеливо оттолкнул ее от себя. Заметив, что он осторожен из-за ее беременности, она дала выход своему гневу. Она была взволнована. Врач запретил ей спать с мужем в последние два месяца беременности, а она, пока эти два месяца не наступили, очень хотела Карло. Однако, желание его изувечить было, пожалуй, еще сильнее. Она отправилась за ним в спальню.

Она заметила, что он расцарапан, и это наполнило ее удовлетворением.

— Ты остаешься дома, — сказала она. — Ты сегодня никуда не пойдешь.

— О'кэй, о'кэй, — сказал он. На нем все еще были шорты, в которых он любил вертеться по дому. Карло гордился своей треугольной фигурой, золотистыми волосами на руках. Конни с вожделением посмотрела на него. Он пытался рассмеяться.

— Дашь ты мне, в конце концов, что-нибудь поесть?

Он потребовал от нее исполнения ее обязанностей, по крайней мере — одной из них, и это смягчило Конни. Она хорошо готовила, хотя и не училась этому у матери. Теперь она жарила телятину с перцем, и, пока сковородка шипела и булькала, готовила салат. Карло растянулся на кровати и взял в руки список завтрашних заездов. Рядом стоял стакан с виски, от которого он время от времени отпивал глоток-другой.

Конни вошла в спальню. Она стояла на пороге, как бы не желая приблизиться к кровати без приглашения.

— Еда на столе, — сказала она.

— Я не голоден, — ответил он, не отрываясь от списка.

— Еда на столе, — упрямо повторила Конни.

— Сунь ее себе в зад, — огрызнулся Карло. Он допил виски и потянулся к бутылке, чтобы снова наполнить стакан. На Конни он больше не обращал внимания.

Конни вышла в кухню, взяла тарелки с едой, и с силой швырнула их в раковину. Карло прибежал на шум. Он посмотрел на жирные куски телятины, прилипшие к стенам, и ужаснулся.

— Грязная итальянская девка, — зло сказал он. — Вычисти это сейчас же или я тебя так побью, что из тебя все дерьмо вылезет.

— Завтра утром, — ответила Конни. Загнутые крючком пальцы были готовы расцарапать его грудь.

Карло пошел в спальню и вернулся со сложенным вдвое ремнем.

— Даже женщины в семействе Корлеоне — убийцы, — сказал он. Он положил ремень на кухонный стол и приблизился к Конни. Она пыталась нанести удар ножом, но беременность сделала ее движения медленными, и Карло увернулся от удара, который был направлен в пах. Он легко обезоружил Конни, а потом отвесил ей несколько несильных — чтобы не оставить следов — пощечин. Он продолжал бить ее, а она отступала к спальне, пытаясь увернуться от ударов. Она попыталась укусить его руку, но он схватил ее за волосы и приподнял голову. Он бил ее по лицу, пока она не заплакала, словно маленькая девочка, от боли и унижения. Карло с презрением бросил ее на кровать. Он отпил из бутылки виски, которая стояла на ночном столике. Теперь он был совершенно пьян, в светло-голубых глазах появился сумасшедший блеск, и Конни по-настоящему испугалась.