Крестный отец - Пьюзо Марио

Он знал, что никогда не сможет рассказать матери Корлеоне о смерти сына, и потому поторопился выйти с кухни. Он никогда не считал ее своей матерью, как считал дона отцом, а Сонни — братом. Его отношение к ней было таким же, как отношение к Фредо, Майклу и Конни. Все это люди были щедры к нему, но особенно его не любили. Он не мог ей рассказать. За несколько месяцев она потеряла всех своих сыновей: Фредо отправлен в Неваду, Майкл прячется в Сицилии, и вот теперь умер Сантино. Кого из троих она любила больше всех? Этого никто не знал.

Все это длилось не более нескольких минут. Хаген взял себя в руки и снял телефонную трубку. Он набрал номер Конни. Долго никто не отвечал, потом к телефону подошла Конни.

Хаген говорил с ней мягким голосом.

— Конни, говорит Том. Разбуди своего мужа, я должен с ним поговорить.

Конни ответила низким испуганным голосом.

— Том, Сонни приедет сюда?

— Нет, — ответил Том. — Сонни не приедет. Насчет этого не беспокойся. Но разбуди Карло и скажи ему, что я должен с ним поговорить.

Конни ответила заплаканным голосом:

— Том, он избил меня. Я боюсь, что он меня снова побьет, когда узнает, что я звонила домой.

Голос Тома звучал успокаивающе.

— Он не будет тебя бить. Я с ним поговорю и улажу все дело. Все будет о'кэй. Скажи ему, что я должен сообщить ему что-то очень важное. О'кэй?

Прошло почти пять минут, и в трубке послышался заспанный и охрипший голос Карло. Хаген говорил с ним резко, стараясь окончательно разбудить его.

— Слушай, Карло, — сказал он. — Я должен рассказать тебе кое-что. Приготовься, я не хочу, чтобы ты своей реакцией напугал Конни. Я уже сказал Конни, что это важно, и тебе придется что-нибудь выдумать для нее. Скажи, например, что семейство решило переселить вас на аллею и дать тебе важную должность. Что дон решил, наконец, дать тебе шанс, надеясь тем самым наладить вашу семейную жизнь. Понял?

Тень надежды мелькнула в голосе Карло, когда он ответил.

— Да, о'кэй.

— Через несколько минут, — продолжал Хаген, — постучат в дверь. Это придут за тобой двое моих людей. Скажи им, что я просил их прежде связаться со мной. Я прикажу им оставить тебя там с Конни. О'кэй?

— Да, да, я понял, — сказал Карло. Он был взволнован. Напряжение в голосе Хагена говорило о том, что сообщение будет действительно важным.

— Этой ночью они убили Сонни, — сказал Хаген. — Не говори ничего. Когда ты спал, Конни позвонила домой, и он был на пути к вам, но я не хочу, чтобы она даже догадывалась об этом. Она подумает, что все произошло по ее вине. Я хочу, чтобы ты остался с ней и ничего ей не рассказывал. Я хочу, чтобы ты с ней помирился. Я хочу, чтобы ты был сегодня любящим мужем. И я хочу, чтобы ты им оставался хотя бы до рождения ребенка. Завтра утром кто-нибудь из вас — ты, дон или мама Корлеоне — расскажет Конни, что ее брат погиб. Я хочу, чтобы роды прошли нормально. Сделай мне это одолжение, и я тебя не забуду. Понял?

Голос Карло немного дрожал.

— Конечно, Том, конечно. Слушай, мы с тобой всегда ладили. Я тебе очень благодарен. Понимаешь?

— Да, — сказал Хаген. — Не беспокойся, никто не обвинит тебя в том, что все произошло из-за вашей ссоры. — Он остановился, а потом добавил мягким, ободряющим тоном. — Теперь приступай к делу, займись Конни.

Том положил трубку. У дона он научился никогда не угрожать, но Карло прекрасно понял намек: один шаг отделяет его от смерти.

Хаген позвонил Тессио и приказал ему немедленно явиться на аллею в Лонг-Бич. Он не сказал для чего, и Тессио не спросил. Хаген вздохнул. Теперь предстоит самое трудное.

Ему придется разбудить дона. Придется рассказать самому любимому на свете человеку, что он не справился со своей работой, не защитил от смерти его старшего сына. Хаген не тешил себя надеждой. Только великий дон мог добиться ничьей в этом ужасном положении. Хаген не спросил даже врача, можно ли будить дона Корлеоне. Чтобы врачи не сказали, пусть даже заявят, что это грозит дону смертельной опасностью, он обязан все рассказать своему приемному отцу. Мнение врачей теперь не имеет значения, ничто теперь не имеет значения. Необходимо все рассказать дону, и тот должен либо взять управление в свои руки, либо приказать Хагену отдать могущество семейства Корлеоне пяти семействам Нью-Йорка.

Сердце Хагена дрожало. Он старался подготовиться к разговору. Ни в коем случае он не должен показывать, что его грызет чувство вины. Самообвинение только возложит излишнее бремя на дона. Дон решит, что ошибся, избрав для важнейшей должности консильори, непригодного для работы во время войны.

Хаген услышал шум приближающейся по аллее машины. Прибывают капорегимес. Сначала он проинструктирует их, а потом поднимется и разбудит дона. Он подошел к бару возле письменного стола и вынул бутылку и стакан. Дверь комнаты вдруг мягко приоткрылась и, обернувшись, он увидел — впервые после тех злополучных выстрелов — полностью одетого дона Корлеоне.

Дон прошел через комнату к своему огромному кожаному креслу и сел. Движения его были несколько резкими, одежда на нем висела, но Хагену он казался прежним доном. Усилием воли, казалось, игнорировал дон внешние признаки своей телесной слабости. Выпрямившись в кресле, он сказал Хагену:

— Дай мне капельку арака.

Хаген вынул из бара бутылку и налил себе и дону напиток с лакричным вкусом. Это был крестьянский напиток домашнего изготовления, намного крепче тех, что продаются в магазинах, подарок старого друга, который из года в год поставлял дону грузовик спиртных напитков.

— Моя жена перед сном плакала, — сказал дон Корлеоне. — В окно я видел обоих капорегимес, а сейчас полночь. По-моему, консильори, ты должен рассказать своему дону то, что всем известно.

— Матери я ничего не говорил, — тихо ответил Хаген. — Я собирался разбудить тебя и рассказать все новости. Через минуту я поднялся бы наверх.

— Но сначала ты должен был выпить рюмочку? — спросил дон.

— Да, — ответил Хаген.

— Ну, ты свою рюмку уже выпил, — сказал дон. — Теперь можешь мне рассказать.

В этих словах чувствовался едва заметный упрек.

— Они стреляли в Сонни, на мосту, — сказал Хаген. — Он умер.

Глаза дона Корлеоне заблестели. На долю секунды стала видна его немощь. Но усилием воли он взял себя в руки.

Он сложил руки перед собой на столе, и посмотрел в упор на Хагена.

— Расскажи, как все произошло, — сказал он. — Он поднял одну из рук. — Нет, подожди Клеменца и Тессио, чтобы не пришлось повторять все сначала.

Через несколько минут телохранители привели в комнату обоих капорегимес. Они сразу поняли, что дону все известно и обняли его на правах старых друзей. Все выпили по рюмочке арака, и Хаген приступил к докладу.

Дон Корлеоне задал лишь один вопрос:

— Точно установлено, что мой сын умер?

Ответил Клеменца.

— Да, — сказал он. — Телохранители были из отряда Сантино, но выбирал их я. По возвращении домой я их допросил. Они видели труп при свете прожектора таможенной будки. Он не мог выжить с такими ранами. Они ручаются за свои слова.

Кроме нескольких минут молчания ничто не выдало волнения дона Корлеоне, когда он выслушивал этот окончательный приговор.

— Никто из вас не будет заниматься этим делом, — сказал он. — Никто из вас не попытается мстить, никто из вас не займется без моего приказа розысками убийц. Без моего приказа не будет больше никаких военных действий против пяти семейств. До похорон моего сына наше семейство прекращает все дела. Потом встретимся и решим, что делать. Сегодня ночью мы должны сделать все, что в наших силах для Сантино, мы должны похоронить его, как христианина. Я позабочусь о том, чтобы мои друзья уладили все процедуры с полицией и другими учреждениями. Клеменца, ты и твои люди остаетесь при мне телохранителями. Ты, Тессио, позаботишься о безопасности остальных членов семьи. Том, я хочу, чтобы ты позвонил Америго Бонасера и сказал ему, что этой ночью он мне понадобится. Пусть ждет меня в своем заведении. Это может продлиться час, два часа, три часа. Все поняли?

Трое мужчин утвердительно кивнули головами.

— Клеменца, — сказал дон Корлеоне, — приведи нескольких людей с машинами и ждите меня. Я буду готов через несколько минут. Том, ты поступил правильно. Я хочу, чтобы утром Констанца была с матерью. Пусть они с мужем переселятся на аллею. Позаботься о том, чтобы к Сандре пришли ее подруги. Моя жена придет туда после того, как я с ней поговорю. Жена расскажет ей о несчастье, а женщины позаботятся о молитвах за упокой его души.

Дон встал из своего кожаного кресла. Остальные мужчины тоже встали, а Клеменца и Тессио снова обняли дона. Хаген открыл дверь, и дон внимательно посмотрел на него. Потом дон положил ладонь на щеку Хагена, спешно обнял его и сказал по-итальянски: