Королева Юга - Перес-Реверте Артуро

Тереса Мендоса еще раз перечитала эти строки и, опустив книгу на колени, некоторое время сидела, оглядывая двор тюрьмы. Еще стояла зима, и прямоугольник света, передвигавшийся в направлении, обратном движению солнца, согревал ее полусросшиеся кости под гипсом на правой руке и толстым шерстяным свитером, который одолжила ей Патрисия О’Фаррелл. Здесь было хорошо в эти последние утренние часы, перед тем, как зазвенят звонки, созывая на обед. Вокруг Тересы около полусотни женщин болтали, усевшись кружками, греясь, как и она, на солнце, курили, лежа лицом вверх, пользуясь случаем, чтобы позагорать, или прогуливались небольшими группами от одного конца двора до другого характерной походкой заключенных, вынужденных двигаться в ограниченном пространстве: двести тридцать шагов, поворот кругом и снова один шаг, два, три, четыре и все остальные, поворот кругом у стены, увенчанной вышкой часового и колючей проволокой, отделяющей двор женского отделения от двора мужского, двести двадцать восемь, двести двадцать девять, двести тридцать – ровно двести тридцать шагов до баскетбольной площадки, еще двести тридцать обратно, до стены, и так восемьдесят раз, или двадцать раз каждый день. После двух месяцев, проведенных в Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария, Тереса свыклась с этими ежедневными прогулками, незаметно для самой себя переняв эту особую походку с легким, быстрым, упругим раскачиванием, свойственную заключенным-ветеранам, торопливую, всегда по прямой, словно они и вправду куда-то спешат. Это Патрисия О’Фаррелл спустя несколько недель обратила ее внимание на эту перемену. Видела бы ты себя со стороны, сказала она. Ты уже ходишь, как настоящая заключенная. Тереса была убеждена, что сама Патрисия, которая сейчас лежала на спине рядом с ней, подложив руки под голову с очень коротко остриженными, блестящими на солнце золотистыми волосами, никогда не будет ходить так, даже если проведет в тюрьме еще двадцать лет. Слишком много изысканности, слишком много хороших привычек, слишком много ума в этой женщине, в чьей крови смешались Ирландия и Херес-де-ла-Фронтера [⁵⁰].

– Дай мне нормальную, – сказала Патрисия.

Иногда она бывала ленивой и капризной. Она курила светлый табак, вставляя сигареты в мундштук, но ради того, чтобы не вставать, могла удовольствоваться «Бисонте» без фильтра, которые курила Тереса, зачастую добавляя в них несколько крупинок гашиша. Тереса выбрала сигарету из портсигара – половина обычных, половина «заряженных», – лежавшего рядом с ней на земле, зажгла ее и, наклонившись к Патрисии, вложила ей в рот. Та улыбнулась, сказала «спасибо» и затянулась, не вынимая рук из-за головы; сигарета торчит в уголке рта, глаза закрыты от солнца, играющего на ее волосах, на легчайшем золотистом пушке щек, в чуть заметных морщинках вокруг глаз. Тридцать четыре года, сказала она, хотя никто ни о чем не спрашивал, в первый же день, проведенный Тересой в «хижине» (так называлась камера на местном тюремном жаргоне, который она уже начала осваивать), где их поселили вдвоем. Тридцать четыре по паспорту, семь в приговоре, из которых два уже прошли. А поскольку я искупаю свою вину трудом, хорошим поведением и прочей параферналией, мне остается максимум один-два. После этого Тереса начала рассказывать ей о себе: я такая-то, сделала то-то и то-то, но Патрисия перебила ее: я знаю, кто ты и что ты, красавица, здесь мы узнаем все обо всех очень быстро, о некоторых – даже раньше, чем их привезут. Я расскажу тебе. Есть три основных типа: задиры, лесбиянки и размазни. Что касается национальностей: кроме испанок, имеются арабки, румынки, португалки, нигерийки вместе со своим СПИДом – к этим не вздумай даже близко подходить, – они еле живы, бедняги; потом, группа колумбиек – эти держатся особняком, – несколько француженок и пара украинок, которые были шлюхами и прикончили своего сутенера за то, что не отдавал их паспорта. Теперь насчет цыганок. С ними вообще лучше не связываться.

Молодые все в татуировках, ходят в обтянутых брючках, с распущенными волосами; они носят таблетки, «шоколад» и все прочее, и они самые опасные. Те, что постарше, – обычно толстые грудастые тетки с пучком на затылке, в длинных юбках; безропотно отбывают сроки за своих мужей, которые должны оставаться на свободе и кормить семью, а за женами приезжают на «мерседесах». Эти сами по себе народ мирный, но все они покрывают друг друга. Если не считать этой цыганской круговой поруки, здешние женщины солидарностью не отличаются; те, кто держится вместе, объединяются ради какого-то интереса или чтобы выжить, слабые ищут защиты у сильных. Хочешь совет?