Королева Юга - Перес-Реверте Артуро

– Пока, Лейтенант.

– Пока, сучки.

Патрисия даже глаз не открыла, продолжая лежать с заложенными за голову руками. Женщины шумно рассмеялись, добродушно отпустив пару крепких словечек, и пошли своей дорогой. Тереса проводила их глазами, потом перевела взгляд на подругу. Ей не понадобилась много времени, чтобы понять: Патрисия О’Фаррелл занимает среди заключенных привилегированное положение – у нее водились деньги, превышавшие официально дозволенную сумму, она получала посылки с воли, а все это в условиях тюрьмы позволяет располагать к себе людей. Даже надзирательницы обращались с нею корректнее, нежели с остальными. Однако, помимо этого, она обладала авторитетом иного свойства. С одной стороны, человек образованный – важное отличие в таком месте, как это, где у большинства за душой была только начальная школа. Патрисия говорила правильным языком, читала книги, зналась с людьми достаточно высокого уровня, поэтому не было ничего странного в том, что заключенные обращались к ней за помощью, когда требовалось составить какое-нибудь ходатайство или другой официальный документ, которыми обычно занимаются адвокаты, а таковых тут не водилось – бесплатные куда-то исчезали, когда дело наверняка тянуло на приговор, а некоторые даже раньше. Да не было и средств, чтобы оплатить их услуги. А еще она доставала наркотики – от разноцветных таблеток до кокаина и «шоколада», и у нее всегда была бумага или фольга на приличную самокрутку для какой-нибудь товарки. Кроме того, она не из тех, кто позволяет собой помыкать. Рассказывали, что вскоре после ее прибытия в Эль-Пуэрто одна из уже давно сидевших женщин принялась ее задирать; О’Фаррелл выдержала эту провокацию, не произнеся ни слова, а на следующее утро, когда все заключенные, голые, заходили в душ, подстерегла эту женщину и приставила ей к шее заточку, сделанную из стержня петли пожарного шкафчика. Никогда больше, дорогуша, сказала она, глядя на нее в упор; сверху на них лилась вода, а остальные заключенные собрались вокруг, как у телевизора во время мыльной оперы, хотя потом все клялись своими покойными родными, что не видели ничего. Да и сама виновница провокации, по прозвищу Валенсийка, имевшая репутацию крутой, была с ними совершенно согласна.

Лейтенант О’Фаррелл. Заметив, что Патрисия открыла глаза и смотрит на нее, Тереса медленно отвела взгляд, чтобы сокамерница не проникла в ее мысли. Зачастую самые молоденькие и беззащитные искали покровительства какой-нибудь ветеранши, которую остальные уважали или боялись, в обмен на услуги, вполне понятные при отсутствии мужчин. Патрисия никогда не заводила разговора ни о чем таком, но иногда Тереса ловила ее взгляд – пристальный и немного задумчивый, как будто, глядя на нее, Лейтенант О’Фаррелл на самом деле думала о другом. Ей уже довелось ощущать на себе такие взгляды, когда она только прибыла в Эль-Пуэрто – лязг замков, запоров и дверей, эхо шагов, безликие голоса надзирательниц и этот запах женщин, запертых в ограниченном пространстве, отвратительно грязная одежда, плохо проветриваемые матрацы, еда, отдающая прогорклым маслом, пот и жавель [⁵³], – в первые вечера, когда она раздевалась или садилась на толчок отправить свои естественные потребности, поначалу злясь из-за невозможности сделать это без свидетелей (со временем привыкла), – шлепанцы, спущенные до колен джинсы, – а Патрисия молча смотрела на нее со своей койки, опустив на живот, обложкой вверх, книгу, которую читала – у нее их была целая полка, – все время изучая ее с головы до ног, день за днем, неделя за неделей, да и до сих пор. Иногда делала это, как сейчас, когда открыла глаза и смотрела на нее – после того, как мимо прошли девочки Трини Санчес по прозвищу Макоки III.

Тереса снова взялась за книгу. Эдмона Дантеса только что сбросили с обрыва, привязав к ногам ядро: стражники полагали, что имеют дело с мертвым телом старого аббата. Она жадно прочла:

Надеюсь, он выберется из этой передряги, подумала она, торопливо переходя к следующей странице и следующей главе. Дантес, оглушенный, почти задохнувшийся, все же догадался сдержать дыхание: черт побери. Хоть бы ему удалось выплыть, и вернуться в Марсель, и отомстить этим трем сукиным сынам, они ведь называли себя его друзьями, мерзавцы, а сами продали его, да еще так подло.

Тереса никогда не представляла себе, что книга может настолько поглотить ее внимание – до того, что ей захочется успокоиться и снова продолжать читать с того самого места, где остановилась, заложив страницу спичкой, чтобы не потерять ее. Патрисия дала ей книгу после долгих разговоров на эту тему; Тересу поражало, что она может столько времени тихонько сидеть или лежать, глядя на страницы своих книг, что все это умещается у нее в голове и она предпочитает книги мыльным операм (сама Тереса очень любила мексиканские телесериалы, доносившие до нее дыхание далекой родины), фильмам и конкурсам, которые с восторгом смотрели другие заключенные, битком набиваясь в зал, где стоял телевизор. Книги – это двери, что выводят тебя из четырех стен, говорила Патрисия. Они учат тебя, воспитывают, с ними ты путешествуешь, мечтаешь, воображаешь, проживаешь другие жизни, а свою умножаешь в тысячу раз. Подумай, Мексиканочка, кто еще даст тебе больше за меньшую цену. А еще они помогают справляться со многими неприятными вещами – призраками, одиночеством и прочей дрянью. Иногда я думаю; как же вы справляетесь со всем этим – вы, те, кто не читает? Однако она никогда не говорила «Ты должна прочесть то-то и то-то» или «Взгляни-ка на эту книгу»: она ждала, когда Тереса решится сама. В один прекрасный день Патрисия застала ее роющейся в двух-трех десятках книг, состав которых она время от времени обновляла – кое-что брала в тюремной библиотеке, кое-что заказывала тем из заключенных, кто пользовался большей свободой, кое-что присылали друзья или родственники. Такое повторилось несколько раз, и вот однажды Тереса сказала: мне бы хотелось почитать, я ведь никогда не читала. У нее в руках был томик, озаглавленный «Ночь нежна» или что-то в этом роде. Ее привлекло название – показалось ей ужасно романтическим, – а кроме того, на обложке была красивая картинка; изящная худенькая девушка в шляпе, очень похожая на модниц двадцатых годов. Но Патрисия покачала головой, отобрала у нее книгу и сказала: погоди, всему свое время, прежде ты должна прочесть другую, которая будет тебе больше по душе.