Кроваво-красная текила - Риордан Рик

— Они сделали нарезку, — объявил он. — Легко восстановить, когда есть второй диск.

— Другой диск? — Майя перевела взгляд с меня на Гарретта.

— Да. Данные делят между двумя дисками. Программа, которая вновь соберет информацию воедино, совсем простая. Но если ты попытаешься прочитать один диск, то получишь чепуху, омлет. Очень надежный метод, когда хочешь что-то спрятать.

Я сделал глоток пива.

— Ты можешь предположить, какого рода там информация?

Гарретт пожал плечами.

— Объем большой. Такие обычно предполагают графику.

— Например, фотографии.

Гарретт кивнул. Майя посмотрела в окно.

— Гарретт, — сказала она, — если бы я использовала фотографии, чтобы кого-то шантажировать…

Он усмехнулся:

— Ты нравишься мне все больше, милая.

— Зачем мне компакт-диск? Почему просто не сохранить негативы?

Гарретт сделал солидную затяжку. Глаза у него блестели, он получал удовольствие, пытаясь разгадать нашу тайну.

— Ну, хорошо. Негативы зашифровать невозможно. Нельзя сделать так, чтобы никто, кроме тебя, не мог получить копии. Если кто-то их найдет, он сразу поймет, что попало к нему в руки, верно? Лично я отсканировал бы все, оставил себе контрольную копию и уничтожил негативы. Берешь два диска и программу восстановления, и через пару минут можешь получить сколько угодно копий. Или, еще того лучше, загружай фотографии в Сеть, и не успеешь охнуть, как их распечатают во всех новостных агентствах и в каждом полицейском участке штата, если ты этого захочешь. Но если кто-то начнет копаться в твоих вещах, он ничего не найдет — если, конечно, искать будут не профессионалы.

Гарретт замолчал, чтобы сделать еще одну затяжку.

— И у кого же второй диск? — спросил он.

Я вытащил из кармана рекламный листок, который в сложенном виде пролежал там довольно долго. Посмотрел на дату — 31 июля — сегодня. С девяти до полуночи. Если мы вылетим отсюда, как пробка из бутылки, то будем на месте как раз в тот момент, когда все начнется. Ничего не имею против бутылок и против пробок, если уж на то пошло.

Да и Гарретт продолжал пялиться на ноги Майи и явно собирался предложить нам еще пива. Я решил, что, если не сделаю контрпредложения, мы застрянем здесь на всю ночь.

— Тебе нравится бывать на открытии выставок? — спросил я у Майи.

Даже в десять часов вечера и с открытыми окнами «Бьюик» больше напоминал сушильную камеру. Я сидел на месте пассажира, чувствуя, что холодный треугольник пота приклеил мою рубашку к спинке, и наблюдал, как мимо проплывают участки, выставленные на продажу. Машину заполнял запах дохлых скунсов и горящего кустарника.

Наверное, я слишком долго молчал. Когда мы проезжали мимо Лайв-Оук, Майя протянула руку и коснулась моего плеча.

— Ты все еще думаешь о Гарретте?

Я покачал головой.

На самом деле я почти ни о чем не думал после того, как мы уехали из Остина. Было глупо рассчитывать, что мне удастся расстаться с Гарреттом и не выслушать одну из его лекций. Пока Майя забирала машину с парковки «Марриотта», Гарретт поделился со мной своими философскими размышлениями относительно старых подружек. Потом в миллионный раз перечислил обиды, нанесенные отцом семье: как папа бросил Гарретта и Шелли после смерти их матери, на долгие годы оставил на попечении своей агрессивной второй жены, а сам пил, занимался политиканством, влюблялся в шлюх и молоденьких девочек. Как Гарретт сбежал, Шелли связалась с мужчинами, которые дурно с ней обращались.

— К тому моменту, когда он женился на твоей маме, было уже безнадежно поздно что-то менять, — сказал Гарретт. — Шелли и я лишились дома, а твоя мать была слишком мягким человеком, чтобы его изменить. Она никогда не рассказывала тебе про каплю, переполнившую чашу ее терпения? Ты учился тогда — дай вспомнить — в десятом классе? Этот ублюдок отвез твою маму на какую-то вечеринку в музей МакНея[104] и исчез. Когда твоя мама и ее друзья, наконец, нашли его в лесу у старого рыбного пруда, он трахал очередную девчонку из юниорской лиги, игравшую под номером семь. Он просто улыбнулся, застегнул ширинку и вернулся на вечеринку, чтобы еще выпить.

Гарретт слабо рассмеялся и посмотрел вниз — туда, где должны были находиться его ноги.

— Пусть ублюдок спокойно спит, братишка. Только его смерть немного примирила меня с ним.

Майя съехала с автострады в центре Сан-Антонио. Мы проскочили мимо разрушающихся особняков района Кинг-Уильям и двинулись по Ист-Арсенал, где несет свои загрязненные туристами воды река Сан-Антонио. На ее берегах в этой южной части города было пусто, если не считать нескольких наркоманов.

Когда мы подъехали к парковке «Голубой звезды», она уже была забита множеством «БМВ» и «Феррари». Женщины в вечерних платьях нюхали кокаин, сидя в своих машинах; мужчины в черных костюмах потели от жары и пили шампанское возле старых грузовых платформ реставрированных складов. Перед входом в одну из галерей висела скромная афиша, приглашающая на открытие выставки Бо в галерее «Азул», расположенной наверху, возле узкой железной пожарной лестницы.

Внутри галереи из колонок лилась негромкая музыка «кантри». Рядом с книгой отзывов кто-то положил старое седло.

Двадцать или тридцать посетителей расхаживали по комнате, разглядывая не слишком удачные фотографии настоящих ковбоев. Один из гостей надел галстук Джерри Гарсия[105] со звездой и расходящимися от нее лучами. Галстук украшал мятый зеленый репортерский пропуск времен Уотергейта. Он подошел ко мне из-за бочонка с пивом и негромко рыгнул чесноком.

— Пиво бесплатное, — сказал Карлон Макэффри, — но маленькие бутерброды отвратительны.

В одной руке Карлон двумя пальцами держал блокнот на спирали и стопку канапе на ладони. Он протянул мне чашку с «Лоун Стар», чтобы иметь возможность пожать руку Майе.

— Карлон Макэффри, — сказал он. — А вы не Лилиан.

Майя улыбнулась.

— Вы тоже.

Карлон кивнул и даже надул щеки, чтобы не рыгнуть еще раз.

— Ты слышал про своего приятеля Шеффа? — спросил он. — Вчера кто-то превратил его офис в выездное отделение морга.

— Да, мне рассказывали.

Карлон ждал. Я изобразил, что мне это не интересно. Наконец, его голубые глаза оторвались от моего лица, и он оглядел посетителей выставки в поисках новой жертвы.

— Ладно, — проворчал Карлон. — Я видел ранчо, видел коров, видел члена городского совета Асанте, болтающего с кем-то. Но так и не заметил ничего, что может стоить хорошего заголовка.

Я заглянул за угол, где находилось еще одно небольшое помещение. Так и есть, возле стены, в окружении поклонников, стоял Фернандо Асанте, который небрежно поставил свое пиво на металлическую скульптуру. На открытие выставки Асанте оделся весьма неформально — черные джинсы, белая шелковая рубашка на огромном животе и хлопковый пиджак с вышитой блестками девой Марией на спине и лацканах. Две пухлые девицы в атласных платьях прикрывали фланги. Несколько бизнесменов смеялись шуткам. Белый телохранитель с вьющимися волосами, которого я видел в «Ми Тьерре», болтался рядом и единственный не выглядел очарованным обществом Асанте.

Какого дьявола? Я вернул Карлону его пиво.

— Будь настороже, Лоис Лейн,[106] — сказал я ему. — Мне нужно кое с кем поздороваться.

Я посмотрел на Майю, чтобы проверить, идет ли она за мной.

Майя смотрела на Фернандо Асанте — тот смеялся собственной шутке и поглаживал ягодицы ближайшего атласного херувима. Потом она взглянула на Карлона, пытавшегося есть канапе с ладони, и без возражений последовала за мной в соседнюю комнату.

Когда мы подошли, Асанте одарил меня своей лучшей белозубой улыбкой, оценивающе оглядел Майю и, казалось, решил, что она того стоит. Затем он кивнул своим поклонницам, они одновременно извинились и покинули заднюю комнату, остался только телохранитель.

— Джек, как я рад снова тебя видеть, мой мальчик, — сказал Асанте.

Он ослабил на шее серебряный бола[107] в форме Техаса и протянул мне ухоженную ладонь. Я не стал ее пожимать и поинтересовался.

— Слушайте, советник, у вас потрясающий костюм. Ваш пиджак льет слезы в религиозные праздники?

Он лишь улыбнулся и бросил похотливый взгляд на Майю.

— Я большой поклонник искусства, мадам, и восхищаюсь красивыми вещами.

Майя тепло ему улыбнулась.

— Должно быть, вы мистер Асанте.

Слова Майи доставили ему удовольствие. Ну, прямо Очаровательный Немолодой Политик.

— Вы правы, принцесса, — сказал он. — А вы?

— Меня просто заворожили истории из бульварных газет, которые мне читал Трес, — проворковала она. — Это правда, что вы и ваша секретарша были в одной паре трусиков?

Зрачки Асанте превратились в точки. Вероятно, с его гениталиями происходило нечто похожее. Тем не менее он умудрился продолжать улыбаться.