Кроваво-красная текила - Риордан Рик

Меня удивило количество закрывшихся старых ресторанов. Однако зонтики «Юнион Джек»,[150] принадлежавшие «Кенгуру Корт», все еще стояли на своем месте. «Хэппи джаз-банд» Джима Каллума[151] продолжал наяривать в «Лэндинге», словно двадцатые годы так и не закончились. Зато почти все остальное изменилось. Мы выбрали столик поблизости от реки и заказали среднюю тарелку начо[152] в ресторанчике с простым именем «Басня». Мне следовало сообразить, что у нас проблемы, как только я увидел название. Я убедился в этом окончательно, когда попросил официанта принести нам «Эррадуру Аньехо», и он сообщил мне, что у них нет такого сорта пива. К счастью, наблюдать за людьми было настолько интересно, что еда особого значения не имела.

Группа женщин с голубыми волосами и в вечерних платьях с летними норками изо всех сил пыталась выглядеть гламурно, но пот струйками стекал по их шеям. Семья толстяков ненадолго остановилась, чтобы жадными глазами поглядеть на наше начо. Мимо, что-то громко выкрикивая по-немецки, пробежали две монахини в черных облачениях и рифленых шляпах, за ними проследовала группа пьяных и совершенно голых придурков, за которыми, в свою очередь, гнались патрульные полицейские. Толпа расступилась и вновь сомкнулась. Несколько человек засмеялись. Но уже в следующее мгновение все принялись заказывать новую выпивку — жизнь продолжалась.

— Здесь так каждый вечер? — спросила Майя, на которую все это произвело сильное впечатление.

— По субботам народу больше.

— Да, это логично.

Еще до наступления полной темноты мы направились обратно к белой башне «Хилтон Паласио-дель-Рио». Десять этажей с балконами выходили на воду, большинство заливал яркий свет — там устраивали вечеринки студенты. Главный бар возле реки работал с полной нагрузкой, несмотря на другие развлечения, трое неряшливых музыкантов засыпали у микрофонов, продолжая исполнять очень медленную интерпретацию «Amie».[153]

Когда мы подходили к вестибюлю отеля, я в любом случае собирался дать взятку портье. Однако мне повезло — за стойкой я обнаружил своего старого школьного приятеля. Микки Вильямс сразу меня узнал и, как и следовало ожидать, тепло приветствовал.

— Какого дьявола ты здесь делаешь? — поинтересовался он.

Микки невероятным образом походил на «пекаренка Пиллсбери».[154] Его кожа вообще не имела никакого цвета, а светло-желтые волосы казались почти белыми. Он был огромным, словно надутым, и, хотя выглядел мягким, многие парни, когда мы учились в Аламо-Хайтс, отскакивали от него, как от стенки, не причиняя ни малейшего вреда. У меня так и не хватило духу ткнуть его в живот, чтобы посмотреть, станет ли он смеяться. Я всегда опасался, что мне самому будет не до смеха.

Кроме того, Микки некоторое время встречался с Лилиан, когда мы с ней поругались в выпускном классе. Во всяком случае, до тех пор, пока мне не удалось вновь завоевать ее сердце. Точнее, пока я не украл пикап Микки. Краткий флирт Лилиан с народными танцами в целом и с Микки в частности сразу закончился, когда им пришлось идти пешком от Блю-Боннет-Пэлес[155] в Сельме.

— Микки, — с улыбкой повторил я.

Он с нескрываемым подозрением посмотрел на меня, и на его бледных щеках появился румянец.

— Какого дьявола ты здесь делаешь? — снова поинтересовался он.

— Пришел тебя повидать, старый друг.

Он оглянулся, наверное, искал скрытую камеру.

— Уходи, мне нравится моя работа, — заявил Микки.

— Брось, с тех пор прошло много времени, — сказал я.

— Я год не мог найти работу после того случая в «Мэгги».

Майя улыбнулась, хотя понятия не имела, о чем мы говорим. Я с невинным видом пожал плечами.

— Откуда я мог знать, что «Госпожа Пэкмен»[156] так сильно разгонится всего лишь за один пролет лестницы?

Микки обратился за помощью к Майе.

— Этот ублюдок испортил три кабинки и едва не прикончил генерального менеджера.

— Я не заставлял тебя ее толкать.

— «Ты только приподними чуть-чуть эту штуку, а я поищу свой четвертак», — процитировал он.

Я пожал плечами, вытащил два полтинника и положил на стойку перед Микки.

— Я уберусь, как только ты скажешь, в каком номере остановился мистер Карнау.

Микки уставился на меня, я улыбнулся и добавил еще пару полтинников. Микки бросил мимолетный взгляд на стойку.

— Тебе ключи нужны? — поинтересовался он.

— Карнау, — сказал Микки. — Номер 450. Снимает номер на каждые выходные, платит наличными. — Он вложил ключи в мою ладонь. — Трес, если ты меня подставишь…

Я улыбнулся:

— И что ты сделаешь?

— Дерьмо. — Микки покачал головой, словно уже потерял работу.

Мы наблюдали за дверью с табличкой 450 от служебного помещения в конце коридора. Дверь ни разу не открылась, коричневый ковер недавно пропылесосили, и на нем не осталось никаких следов.

Наконец, где-то за углом открылась и захлопнулась дверь. По коридору быстро прошел мужчина в джинсах и полосатой рубашке баджа с поднятым капюшоном и стал спускаться вниз по лестнице.

Мы с Майей переглянулись.

— Номер люкс, — сказала она.

— Четыреста пятьдесят первый, — добавил я.

И мы двинулись в другой конец коридора. Когда остановились возле двери, Майя достала пистолет. Я бросил ей ключи и помчался вниз по лестнице, сам не зная, кого преследую.

Судя по шагам, мужчина находился двумя этажами ниже и, похоже, очень спешил, но старался не привлекать к себе внимание. Одно могу сказать о моих поношенных парусиновых туфлях — они не производят шума. Мне удалось следовать за Полосатой Баджей и не дать ее владельцу повода перейти на бег. Когда он вышел на набережную, нас разделяло всего двадцать футов.

Я выскочил через служебную дверь, увернулся от толстого туриста в сомбреро и едва не выбил из рук официантки кувшин с «Маргаритой», когда вбежал в бар. Коматозное трио исполняло погребальную версию лучших хитов Кэта Стивенса.[157] Человек-Баджа так и не снял капюшон. Он быстро перемещался между столиками в сторону патио, чтобы поскорее смешаться с толпой.

Я оставался в двадцати футах у него за спиной, когда он, не оглядываясь, зашагал по набережной. Узкую Пасео заполнила такая плотная толпа, что я никак не мог улучить момент и разглядеть его лицо. Мы пересекли мост Маркет-стрит и двинулись дальше по Ла Виллита. На минуту я упустил его из вида за спинами музыкантов духового оркестра. Их зеленые баварские бриджи украшала вышивка: «Гордость Фредериксбурга» — такая же надпись красовалась на трубе. Однако они не спешили начинать представление. Обычно стоит послушать, как говорят по-немецки с техасским акцентом, но только не в тех случаях, когда ты кого-то преследуешь. Я не стал церемониться, и мне удалось прорваться сквозь их ряды. Парень с волосатыми белыми ногами и большим барабаном едва не свалился в реку.

— Проклятый дерьмовец! — прокричал он мне вслед.

Один из оркестрантов с вышивкой «Йохан» на шляпе с пером попытался обстрелять меня десертом. Судя по пронзительному визгу, он попал в девушку по вызову или в молоденькую дебютантку. Я продолжал мчаться вперед.

На смену польке пришла мариачи, которую духовой оркестр исполнял во всю свою мощь. Мы свернули за угол, перебрались еще по одному мосту и по переулку вышли к речному театру Арнесон, каким-то образом оказавшись среди исполнителей. Концерт был в самом разгаре, как бывает почти каждый вечер — прожектора включены, разноцветные пончо на музыкантах развеваются на ветру, тщательно отполированные инструменты ослепительно сияют. На каменных скамьях амфитеатра на противоположном берегу реки почти не осталось свободных мест. Баджа остановился, раздумывая, что делать дальше, но через пару мгновений быстро зашагал дальше, и я последовал за ним.

Тут у меня вышла ошибка — я встретился с еще одним старым другом. Точнее, врезался в нее. Кэролин Смит управляла мобильной камерой КСАТ,[158] собираясь заснять радостную реакцию толпы на обожаемую мной «Гуантанамеру», но в кадр попало мое плечо, когда я попытался протиснуться мимо. Само по себе это не привело бы к неприятностям, однако я не остановился, ей пришлось отступить на шаг, чтобы сохранить равновесие, и она сделала изящное па из арсенала тайцзи. Ее нога оказалась под моей, но я продолжал двигаться дальше.

Очень многое произошло в следующие пять секунд. Кэролин подняла глаза и узнала меня.

— Трес! — воскликнула она.

Наверное, Кэролин не собиралась кричать, но она увидела, как опрокидывается несколько сотен фунтов оборудования, сообразила, что ее нога запуталась в кабеле от камеры, и она падает вместе с ним. Я даже не успел помахать в другую камеру, когда мы с Кэролин и все ее оборудование дружно рухнули в воду.

Если учесть, что было первое августа, вода оказалась ужасно холодной. Я трижды падал на скользком от водорослей дне реки, прежде чем мне удалось подняться на ноги. К тому же довольно сильно мешала Кэролин, которая пыталась выбраться на берег через меня. Когда я встал в воде, доходившей мне до паха, толпа разразилась аплодисментами. Мариачи, вдохновленные таким приемом, начали мою другую любимую песню — «Ла Бамба». Я помахал им, чувствуя себя, как куча свежего гуано летучих мышей, да и пахло от меня, вероятно, так же.