Стилист - Маринина Александра Борисовна

– Вот и славно. Постарайся вложить в голову своему Есипову, что из опроса нужно выжать все, что можно. В том числе нужно постараться получить информацию о том, где размещать рекламу, чтобы она наверняка дошла до основного круга ваших читателей. Вникла?

– Я поняла, Вадик. Я подумаю, как лучше это сделать.

– Подумай, дорогая, подумай. Нам с тобой нужно еще много работать, чтобы через три года мы с тобой стали достаточно богатыми.

– Как еще долго! – вздохнула Оксана.

– Тому, кто умеет ждать, достается все, – усмехнулся Вадим. – Вспомни, когда все начиналось, мы с тобой говорили о пяти годах. Два из них уже прошло, осталось только три. Не так уж много, если вдуматься. Зато через три года ты сможешь спокойно бросить работу манекенщицы и заняться собой. Завести мужа, рожать детей в любом количестве и есть сладкое, не думая о фигуре. Через три года у тебя будет столько денег, что никакая работа не будет нужна. Ты даже мужа сможешь выбрать по любви, а не по кошельку. Это и есть высшая свобода – свобода выбора. Ради такого и потерпеть можно.

– А ты? – вдруг спросила она.

– Что – я?

– Что ты будешь делать со своей свободой?

– Посмотрим, – усмехнулся Вадим. – Главное – я уйду со службы. С государственной службы, которая держит меня впроголодь и которая сожрала лучшие годы моей жизни. Я этой службе отдал без малого двадцать лет. Еще немножко отдам – и все, хватит. Потом я уже буду только брать. Я думаю, это будет справедливо.

Закрыв за ним дверь, Оксана приняла душ и с отвращением взялась за завтрак. Она любила вкусно поесть, и необходимость соблюдать диету постоянно раздражала. Овсяные хлопья и морковь – для кожи, укроп и петрушка – против отеков, помидоры и огурцы – потому что в них мало калорий. А ей хотелось жареного мяса с картошкой и квашеной капустой и знаменитого маминого украинского борща, наваристого и обжигающего, с перцем и плавающими на поверхности кусочками сала. И еще торт, бисквитно-кремовый. Кто-то когда-то сказал Оксане, что у нее плебейский вкус, мол, если и любить торты, то типа «Полета» – безе с орехами. Но она не любила безе, она хотела простой квадратный торт из своего обыкновенного советского детства, торт, в котором на толстом желтом бисквите лежали жирные разноцветные розочки из масляного крема. Может, конечно, это и плебейство, но Оксана любила вспоминать свое детство, которое было у нее очень счастливым и добрым, наполненным лаской и родительским теплом, и все, что было с этими годами связано, было ей дорого, даже если это и не очень аристократично. Ну и пусть. Прав Вадим, надо заработать побольше денег и жить так, как хочется, а не ломать себя каждый день и каждый час изнурительными диетами, каторжной работой и близостью с нелюбимым, хотя и симпатичным мужчиной.

«Не вздумай изменять своему Есипову, – неоднократно предупреждал ее Вадим. – Потерпи. Если он тебя поймает с другим мужиком, вся наша затея полетит псу под хвост. Я-то найду, кого ему подставить, если он тебя выгонит, а вот ты останешься без навара».

И Оксана терпела, потому что почти сразу же усвоила: Вадим всегда прав. Как клиент в магазине. Если что не так – она не получит денег. А со временем, когда идеи, подсказанные Вадимом и донесенные в той или иной форме до Кирилла, давали результат, она убеждалась в его правоте еще сильнее.

«А как ты будешь отбирать у них деньги?» – иногда спрашивала она.

Но ответ обычно бывал туманным и расплывчатым. И только один раз Вадим сказал хоть что-то определенное.

«Я хочу, чтобы они стали богатыми. Но за счет незаконной прибыли. И когда они станут крупнейшим и самым мощным издательством, когда доходы их станут поистине фантастическими, я потребую участия в прибылях. Они не смогут отказаться, потому что на каждый их незаконный рубль у меня есть документы. И с этими документами все руководители «Шерхана» пойдут по миру, если не захотят делиться».

«А вдруг они перестанут делать левые тиражи? Чем ты тогда будешь припирать их к стенке?»

«Во-первых, не перестанут. Вор не может остановиться. Это как болезнь. Деньги развращают, к ним привыкаешь, как к наркотику, и со временем требуется все больше и больше».

«А во-вторых?»

Вадим усмехнулся и тихонько щелкнул Оксану по носу.

«А про во-вторых тебе знать не обязательно. Спать плохо будешь».

Она тогда не «зависла» над этими словами, но запомнила.

От фамилий рябило в глазах. Это был один из тех моментов, когда Настя проклинала себя за неудачно выдвинутую версию, но уже не могла остановиться, не доведя дела до конца. Чем дольше она сидела, склонившись над огромной таблицей, тем больше убеждалась, что этот путь поиска вора-кинолюбителя бесперспективен. Но бросить начатое на полдороге было не в ее характере.

В кабинете уже не продохнуть от сигаретного дыма, а от бесчисленных чашек кофе на языке появился стойкий горьковатый привкус, но она все равно сидела, вперив усталые и воспаленные глаза в расстеленную на столе безразмерную таблицу, снова и снова вычитывая фамилии тех, кто брал кассеты в «дешевых» пунктах проката. Иногда ей казалось, что она увидела, даже скорее почувствовала, нечто неуловимое, какую-то закономерность, но, как только пыталась сосредоточиться на этом, ощущение исчезало. Ни одна фамилия не повторялась во всех четырнадцати столбцах. И даже не было такой фамилии, которая повторилась хотя бы десять раз. Если ее предположение все-таки верно и вор действительно до кражи брал все четырнадцать фильмов напрокат, то теперь совершенно очевидно, что свою настоящую фамилию он не называл. И если бы у Насти Каменской была твердая уверенность, что этот человек наверняка прячется за множеством вписанных в таблицу фамилий, она бы сделала невозможное, но вычислила его. Пусть на это ушло бы много времени, но она бы это сделала. Однако беда вся в том, что уверенности такой у Насти не было, и это расхолаживало, мешало работать и коварно нашептывало: «Брось, ты ошиблась, твоя версия неправильна. Выброси таблицу, порви ее на мелкие клочки и ищи другие пути».

Она встала, потирая руками затекшую от долгого сидения поясницу, распахнула настежь окно, чтобы проветрить комнату, и вышла в соседний кабинет, где обитали Юра Коротков и Коля Селуянов. Коротков висел на телефоне, а Николай сосредоточенно сочинял очередной отчет. Увидев Настю, он удивленно поднял голову.

– Ты еще здесь? Мы думали, ты давно домой ушла.

– Вместе думали или по отдельности?

Коля рассмеялся, довольный, что можно под благовидным предлогом оторваться от ненавистной бумажной работы.

– Вместе. Мы хотели у тебя кофейку стрельнуть, посмотрели на часы и решили, что уже поздно.

– А сделать два шага по коридору и проверить – это уже выше ваших сил, да?

– Ну Ася, – возмутился Селуянов, – мы с Коротковым сыщики или где? Если б мы каждое предположение ногами бегали проверять, мы бы вообще ничего не успевали. Это, между прочим, ты всегда на нас фыркала, что мы вместо того, чтобы сесть и подумать, бежим своими глазами смотреть. Твоя школа, так что нечего теперь претензии предъявлять.

– Ладно, – она махнула рукой, – вали все на меня. Я у вас всегда во всем виновата. Ты что сочиняешь? Очередную нетленку?

– Поэму о задержании гражданина Белова на улице Белова. Классно звучит, да?

– Как ты сказал? – нахмурилась Настя.

Сердце заколотилось быстро-быстро, словно она услышала что-то совершенно неожиданное.

– Так и сказал. Гражданина Белова Анатолия Петровича задерживали сегодня на улице Генерала Белова. Ну совпало так, понимаешь? Чего ты побледнела-то? Ты что, знаешь этого Белова? Твой клиент?

– Нет, я его не знаю. У тебя карта Москвы есть?

Впрочем, вопрос был чисто риторическим, все знали, что у Селуянова в столе лежит штук десять разных карт Москвы и области. Доскональное знание города было его хобби с самого детства.

– Да ты спрашивай, я тебе и без карты скажу.

– Нет, мне карта нужна.

Коля со вздохом открыл ящик стола и вытащил охапку карт, сильно истрепанных оттого, что ими постоянно пользовались, и испещренных множеством разноцветных пометок. При этом на его лице явственно читалась обида на Настю, которая не доверяет его познаниям.

– Я возьму, ладно? Завтра верну.

– Бери, – буркнул Селуянов. – Больно ты самостоятельная.

– Не ворчи. – Она ласково потрепала его по волосам. – Когда Коротков закончит трепаться по телефону, присылай его ко мне за кофе. Так и быть, отсыплю в пакетик в обмен на карту.

Она метнулась обратно в свой кабинет и разложила карту на свободном столе. Глянула в таблицу. Да, вот та строчка, при взгляде на которую у нее появлялось то неуловимое ощущение неожиданной находки, которое мгновенно исчезало. Пункт проката на улице Коновалова. И фамилия одного из клиентов, бравших там кассету, тоже Коновалов. Ну и что? Подумаешь. Фамилия распространенная, как Иванов или Кузнецов.