Стилист - Маринина Александра Борисовна

– В общем, да. Виктор Алексеевич…

– Вот именно, деточка. Мы должны были об этом сразу подумать. Редко что в нашей жизни случается вовремя. А уж когда два раза подряд – тогда это совсем нехорошо.

Это был уже пятый по счету вуз, куда пришла Настя Каменская со своим странным вопросом: когда в соответствии с учебным планом у них сдают криминологию. В четырех предыдущих учебных заведениях, где готовили юристов, этот предмет сдавали во время летней сессии, а если подозрения Насти по поводу странной шпаргалки, обнаруженной случайно в бумагах Соловьева, верны, то экзамен должен был состояться зимой.

Девушка в учебном отделе смотрела на Настю с нескрываемым любопытством.

– Что же это за преступление такое, что вы нашим учебным планом интересуетесь? – спросила она, доставая из несгораемого шкафа толстые папки.

– Да так, – неопределенно улыбнулась Настя. – Вы разве наизусть не знаете, какой предмет когда сдают?

– Что вы! – замахала руками инспектор учебного отдела. – У нас учебный план почти каждый год меняют. В этом году криминологию третьекурсники сдают летом, это я точно помню, потому что мы уже расписание экзаменов на летнюю сессию составили. А в позапрошлом году вполне могло быть, что и зимой. Если вводятся новые предметы или меняется количество часов, отводимых на дисциплину, то и расстановка экзаменов может измениться. И потом, у очников, вечерников и заочников расписание разное. Вас какой год интересует?

– Девяносто третий – девяносто четвертый.

– Сейчас посмотрю. Да, в том учебном году криминологию на вечернем отделении сдавали зимой. А очники и заочники – летом. Этого достаточно или что-нибудь еще нужно?

– Нужно. Мне нужен пофамильный список всего курса, который сдавал криминологию в ту зимнюю сессию.

– Ничего себе! – охнула инспектор. – Их же триста человек.

– Что поделать, – вздохнула Настя. – Вы говорите, это был третий курс?

– Да. Сейчас они на пятом, через неделю у них госэкзамены начинаются. Вы можете подождать минут десять? У меня все списки в компьютере, я распечатаю. Вам алфавитный список курса или с разбивкой по группам?

– Нет, по группам не надо.

Девушка принялась усердно щелкать клавишами. Настя терпеливо ждала, примостившись в уголке на колченогом стуле, который каждую секунду грозил развалиться под ней при малейшем неосторожном движении. Внезапно ее осенило.

– Скажите, а экзаменационные билеты у вас сохранились?

– Конечно. Мы обязательно по одному экземпляру оставляем. Достать?

– Если не трудно.

Это, разумеется, была простая вежливость. Даже если бы оказалось, что достать эти старые билеты трудно, Настя все равно настояла бы на своем. Это был хоть и микроскопический, но шанс, позволяющий избежать нудной проверки всех трехсот человек.

Пока принтер натужно скрипел, распечатывая триста фамилий, инспектор достала папку с подшитыми в нее копиями экзаменационных билетов.

– Вам любые билеты по криминологии или именно с той сессии?

– Именно с той.

Экземпляр был совсем «слепой», наверное, четвертый или пятый, сделанный на машинке под копирку. Настя быстро пробежала глазами вопросы и на второй странице нашла то, что искала. Билет номер 17. Первый вопрос: «Основные приемы анализа уголовной статистики». Второй вопрос: «Предмет криминологии как науки». Искомый студент был человеком предусмотрительным, готовил шпаргалки не на отдельные вопросы, а на билет целиком. Потому два крошечных листочка и оказались сколоты скрепкой, чтобы лежали вместе.

– Вот, пожалуйста. – Инспектор протянула Насте длинную бумажную ленту распечатки. – Это все?

– Вы меня простите, – покаянно сказала Настя, – но я, кажется, поторопилась. Это далеко не все. Теперь мне еще нужны экзаменационные ведомости.

– Господи! – всплеснула руками инспектор. – А это-то зачем? Вы что, подозреваете, что кто-то из наших преподавателей берет взятки за хорошие оценки на экзаменах?

– Ну что вы, – успокоила ее Настя. – Ни в коем случае. Мне нужно найти всех студентов того курса, которые вытащили на экзамене семнадцатый билет. Только и всего.

– А что это за билет? – живо заинтересовалась девушка. – Какой-то особенный?

– Пока не знаю. Может, и особенный. Если мне повезет. Так как насчет ведомостей?

Девушка снова полезла в огромный несгораемый шкаф и через некоторое время извлекла на свет божий очередную папку. Свободного стола в комнате не было, и Насте пришлось выписывать фамилии, положив то и дело норовящую закрыться толстую папку-скоросшиватель к себе на колени. Всего на курсе было десять групп. Десять человек, по одному из каждой учебной группы, вытащили на экзамене семнадцатый билет с вопросами по статистике и предмету криминологии. Что ж, десять – это не триста. Намного легче. Но легче только в том случае, если Настина догадка верна. Если же она в очередной раз ошиблась, то симпатичная десятка снова превращалась в огромные неуправляемые три сотни. Не хотелось бы…

Догадка же ее была проста, но, по большому счету, не очень-то правдоподобна и убедительна. Вытащив билет, студент садится за стол готовиться и ухитряется достать из кармана или из портфеля нужную шпаргалку. Подготовив ответ и написав его на отдельных листах, как и положено, он шпаргалку прячет. Маловероятно, что он старательно засовывает ее туда же, откуда вытащил. Обычно просто кладет куда-нибудь поближе, но так, чтобы не привлекать внимания преподавателя-экзаменатора. Например, в нагрудный карман пиджака, сделав вид, что достает носовой платок или прячет авторучку. Либо засовывает листочки в принесенную из библиотеки программу курса – программами на экзамене пользоваться разрешают. Иными словами, отработанная, использованная шпаргалка в девяти случаях из десяти оказывается лежащей отдельно от всех остальных шпаргалок, заготовленных к экзамену. Это и был тот шанс, на который так надеялась Настя. Если же случайно потерянная шпаргалка не лежала отдельно, то вся затея теряла смысл. Тогда придется проверять весь курс.

Выписав из экзаменационных ведомостей десять фамилий, она внимательно перечитала получившийся список. Нет, похоже, идея-то оказалась плодотворной. Одна фамилия была знакомой. Совсем недавно она фигурировала в отчете Селуянова.

Случай с Вадимом Устиновым был тем классическим случаем, когда оперативники точно знают, кто убийца, а доказать ничего не могут. Подобраться к Устинову оказалось практически невозможно. Что можно ему предъявить? Только то, что его автомобиль какое-то время находился рядом с машиной Марины Собликовой на дороге неподалеку от коттеджного городка «Мечта». Это что, основание для обвинения в убийстве? Да ничуть. На найденном в лесу оружии отпечатков пальцев Устинова не было.

И никаким способом «привязать» этот пистолет к сотруднику налоговой полиции было невозможно. Приезжал он в «Мечту»? Ну, допустим, приезжал. Зачем? Узнал, что «Шерхан» затеял какую-то возню вокруг дома ведущего переводчика издательства. А почему бы ему и не приехать? Имеет право. Он ведет оперативную разработку издательства «Шерхан», вступил в доверительные отношения с человеком, приближенным к руководству издательства, – с любовницей генерального директора. Она периодически давала ему информацию. Нормально? Вполне. Почему не признался оперативникам с Петровки, что работает по издательству? Опять же имеет право. На то она и оперативная работа, чтобы не трубить о ней направо и налево. Почему ночью приехал? А кто сказал, что ночью? Вечером приезжал, хотел зайти к переводчику Соловьеву, познакомиться, но передумал, решил не торопиться. Отложил визит до следующего раза. Что еще вы имеете мне сказать, господа?

В замечательных книгах Рекса Стаута про гениального сыщика Ниро Вульфа все было бы куда как проще. Вульф собрал бы в своем кабинете всех участников, вовлеченных в дело, сел в свое знаменитое красное кожаное кресло и в деталях рассказал бы, как, по его представлениям, все происходило. И истинный виновник обязательно выдал бы себя неосторожным жестом или словом, а приглашенный для участия в торжествах полицейский немедленно арестовал бы его на глазах у изумленной публики.

Показания манекенщицы Оксаны Бойко, искренние и подробные, не могли ни в чем уличить Устинова. И даже ее рассказ о том, как и когда он планировал прибрать издательство к рукам, оставался пустым сотрясением воздуха, потому что Устинов этого не подтверждал. Да, он говорил об этом Оксане, но говорил только для того, чтобы заинтересовать ее будущими деньгами и заставить сотрудничать. На самом деле он вовсе не собирался этого делать, это была хитрая легенда. И поди-ка докажи, что это не так.

Доказывать было нечем. Нужно было, чтобы Устинов признался в убийстве, но делать этого он, разумеется, не станет, он же не идиот. На худой конец сгодился бы и свидетель, который видел его стреляющим в Собликову и Коренева. Но свидетеля такого не было.