Змееед - Суворов Виктор

Тут я должен заметить, что если уж дело до того дошло, чтобы правду говорить, то правда состоит в том, что Васька-мусор в тот момент ничего про целование не говорил. Он произнес какое-то совсем другое слово, но за прошествием стольких лет я уж и не помню, какое именно.

В другой ситуации девочка наша трепетная смутилась бы, зарделась бы яблочком наливным. Но не тот был момент. Сейчас в ней кипела спокойная ледяная ярость. Смотрит она в землю, слабо своему чему-то улыбается.

— Так, как решили? Прощаете вы Ящера? Как ему передать?

Тут подняла она голову, раскрыла ресницы и хлестнула Ваську-мусора взглядом синих глаз. Попятился Васька. Рот его вдруг просушило так, как сушит ветер аральский голую степь. Понял Васька, что сейчас она его рубить будет той самой штукой. И было бы за что! Хочется ей на руки глянуть. И страшно взгляд оторвать от глаз ее. Никогда Васька столько злости в одних глазах не видел. Ему бы одним глазком на ее руки косяка метнуть. И страшно. Вроде в руках ее он ничего не видел, даже сумки. Но ведь и у фокусника циркового тоже в руках ничего вроде нет, а потом глядь — и пистолет. Жутко Ваське совсем. Что-то сделал не так. И не понять, что именно. Вроде бы ничем ее не обидел. Вроде подошел с приветом, с извинениями от Ящера. И на тебе. Отступил Васька еще на шаг, оступился и не то присел, не то на колени пал. Вдвоем они. Никого рядом. Но из всех аллей сотни пар глаз сейчас их сверлят. Очень даже настырно. Срамота. Но Ваське не до срамоты. Ваське шкуру спасать надо. Понимает: вчера шутила, сегодня убьет. И банда какая-то в округе объявилась: кто ее тронет — тому яйца дробят. А за что? За что, спрашивается? И озарило его. Понял вдруг, что не нужны ей извинения Ящеровы. Она Ящеру приказала извиняться только для того, чтоб ему, Ваське, намек был, мол, и тебе, дубина, извиняться следует, а не просто чужие извинения передавать. Понял намек. Понял, и полегчало сразу. Ну, просить так просить. Ничего, язык не отломится:

— Гражданочка, вы уж меня того. Вы уж простите, если что не так…

— Встань, Васька. Смотреть противно. Люди кругом.

Оглянулся Васька. Правда, люди кругом и молчание над парком. Все на него уставились. А чего смотреть? Он же не на коленях. Просто нога подломилась. Оступился.

— Ты, Васька, знаешь, ночами я одна люблю ходить.

— Знаю. Знаю. Как не знать?

— Так вот, для разнообразия будешь меня вечерами домой провожать. Вроде почетного караула.

— Понял. Как же, сопроводим.

— И передай вашим, что я не обижаюсь. Сегодня мои ребята никого в Конотопе бить не будут. Все. Пока свободен.

Отскочил Васька, а она пошла танцевать.

Это был ее прощальный вечер. Больше она никогда в жизни не танцевала. Зареклась.

4

Пассажирский поезд «Одесса — Москва». Зеленые вагоны. Паровоз — серии «ИС». Для непонятливых — Иосиф Сталин. Мощный такой паровозище. Для товарных поездов — черный «ФД», Феликс Дзержинский, для пассажирских — зеленый «ИС». Черкассы, Золотоноша, Пирятин, Прилуки, Бахмач, Конотоп. Стоянка поезда 10 минут. Пассажиров просят занять свои места, провожающих просят выйти из вагонов.

Обнял дед внучку. Махнула она ему из окошка синим платочком.

Вагон у нее красивый. Не такой, как все остальные. Она привыкла в красивых. В купе одна оказалась. Без соседей. А вот это странно. В другое время — ничего особенного. Но в последние дни августа забиты все поезда. Особенно те, что на Москву идут.

Только удивилась необычности такой, как пассажиров целая гурьба в вагон ввалилась. Здоровенные все мужики, горластые, с чемоданами тяжеленными. Загородили проход. Это места десятое, одиннадцатое и двенадцатое? Так нам сюда! И сразу теснота как на Центральном рынке. Вроде стадо слонов в третье купе ворвалось. И в соседние — тоже. Не протолкнутся. Взревел паровоз, дернуло поезд, хлопнула дверь купе, затворилась.

— Гражданка Стрелецкая? Анастасия Андреевна? Рождения 13 апреля 1920 года? Вы арестованы.

Ручки ей — клац — и застегнули.

Поезд только от вокзала отошел, тут же и тормозами заскрипел.

На руки ее кофточку серенькую набросили так, что браслетиков стальных американских и не видно. И под ручки ее из вагона вежливо выводят.

— Всем пассажирам освободить коридор! Кому, бля, сказано! Освободить! Дверь захлопни, лупатый! Нос прищемлю!

Рядом с пассажирским поездом другой паровоз пыхтит — тоже серии «ИС». И один вагон с ним. Без окон. Девочку Настю из одного поезда — в другой. И чемодан ее туда же. И ватага шумная — следом. Чемоданы их только казались тяжелыми, пока в вагон втаскивали. Это для понта. А выносили их легко, как пустые коробки картонные.