Ученик - Герритсен Тесс

В ярости, Риццоли едва не скомкала письмо. Ей захотелось найти эту дуреху и устроить ей хорошую взбучку. Ткнуть ее носом в фотографии изуродованных жертв Хойта, заставить прочитать отчеты патологоанатомов с описанием агонии, через которую пришлось пройти этим бедным женщинам, прежде чем они дождались страшного конца. Она с трудом заставила себя дочитать до конца письмо с его сахарными призывами к человечности и доброте, «которая живет в каждом из нас».

Она потянулась к следующему конверту. На нем не было никаких котят, это был обычный почтовый конверт с письмом на линованной бумаге. И опять от женщины, которая тоже приложила свою фотографию — явно передержанный снимок, с которого подмигивала крашеная блондинка.

Уважаемый мистер Хойт!

Нельзя ли получить ваш автограф? Я уже собрала много автографов у таких людей, как вы. У меня даже есть автограф Джеффри Дамера. Если вам захочется написать мне, это был бы здорово. Ваш друг Глория.

Риццоли уставилась на эти строчки, отказываясь верить в то, что их написал человек в здравом уме: «это было бы здорово», «ваш друг».

— Боже правый, — пробормотала она. — Да они сумасшедшие.

— Притягательная сила славы, — сказал Дин. — У них нет своей жизни. Они чувствуют себя никчемными, убогими. Поэтому и пытаются притереться к тому, чье имя на слуху. Хотят, чтобы и им перепало от этой известности.

— Известности? — Она посмотрела на Дина. — Вы так предпочитаете называть это?

— Вы понимаете, что я имею в виду.

— Нет, не понимаю. Я не понимаю, что заставляет женщин писать письма таким монстрам. Они что, ищут романтики? Или мечтают, чтобы кто-то их изнасиловал в извращенной форме? Может, это принесет наслаждение их возвышенным натурам? — Риццоли резко отодвинулась от стола и, поднявшись, прошла к стене с узкими прорезями окон. Сложив на груди руки, она уставилась на тонкую полоску солнечного света, кусочек голубого неба. Даже такой вид из окна доставлял большее удовольствие, нежели чтение писем поклонниц Уоррена Хойта. Она не сомневалась в том, что Хойту льстила такая популярность. Каждое полученное письмо было живым свидетельством того, что он до сих пор имел власть над женщинами, что, даже находясь за решеткой, мог по-прежнему манипулировать ими. Обращать в свою собственность. — Это пустая трата времени, — с горечью произнесла она, наблюдая за тем, как порхает птица среди зданий, где в клетках сидели люди, а железные решетки служили преградой чудовищам, а не птичьим песням. — Он не дурак. Наверняка уничтожил все следы, которые могут привести к Властелину. Он защитил своего нового друга. И вряд ли оставил нам хотя бы какую-то зацепку.

— Может, это и бесполезно, — произнес Дин, шурша бумагами. — Но в высшей степени увлекательно.

— О, да. Думаете, мне так интересно читать, что пишут ему эти безумные женщины? Да меня тошнит от этих откровений.

— Может, в этом все и дело?

Риццоли резко обернулась к Дину. Луч света падал ему на лицо так, что ярко блестел один голубой глаз. Она всегда находила его лицо привлекательным, но сейчас особенно.

— Что вы хотите этим сказать?

— Вам неприятно читать письма его поклонниц.

— Да меня от них воротит. Неужели не видно?

— Он это понимал. — Дин кивнул на пачку писем. — Он знал, что они вас расстроят.

— Вы думаете, он рассчитывал выбить меня из колеи? Этими письмами?

— Это психологическая игра, Джейн. Он специально оставил эти письма, для вас. Коллекция любовных посланий. Он знал, что вы обязательно приедете сюда после его побега и прочитаете эти признания, адресованные ему. Может быть, он хотел показать вам, что и у него есть воздыхатели. Что вы вот презираете его, а есть женщины, которые им восхищаются, тянутся к нему. Он ведет себя словно отвергнутый любовник: заставляет вас ревновать, пытается вывести вас из равновесия.

— Не морочьте мне голову.

— И его расчет оказался верным, не так ли? Посмотрите на себя. Он так вас возбудил, что вы даже не усидели на месте. Он знает, как манипулировать вами, как свести вас с ума.

— Вы его переоцениваете.

— Разве?

Она жестом указала на письма:

— Вы хотите сказать, что все это для меня? Я что, центр Вселенной для него?

— Так же, как и он для вас, — тихо произнес Дин.

Риццоли уставилась на него, не смея возразить, поскольку только сейчас поняла, насколько он прав. Уоррен Хойт действительно был для нее центром Вселенной. Он был ее мрачным повелителем — и когда являлся в ночных кошмарах, и когда мерещился повсюду днем. В том подвале она как будто получила клеймо его собственности, как бывает со всеми жертвами, и выжечь его было невозможно. Оно отпечаталось на ее ладонях, проросло в душе.

Она вернулась к столу и села, заставив себя продолжить прерванное занятие.

Следующий конверт был с отпечатанным на машинке обратным адресом: доктор Дж. П. О'Доннелл, 1634 Брэттл-стрит, Кембридж, МА 02138. Расположенная по соседству с Гарвардским университетом, Брэттл-стрит была оазисом фешенебельных домов, обителью научной элиты, где профессора университетов и промышленные магнаты на пенсии бегали по утрам по одним и тем же дорожкам и помахивали друг другу из-за аккуратно подстриженных изгородей. И уж никак нельзя было заподозрить, чтобы в таком районе проживал сообщник маньяка-убийцы.

Она развернула письмо, находившееся в конверте. На нем стояла дата шестинедельной давности.

Дорогой Уоррен!

Спасибо за твое последнее письмо и подпись на двух документах. Сведения, которые ты сообщил, очень помогут мне в понимании тех трудностей, с которыми тебе пришлось столкнуться. У меня к тебе еще много вопросов, и очень хорошо, что ты по-прежнему готов встретиться со мной, как мы и планировали. Если ты не возражаешь, мне бы хотелось записать интервью на видеопленку. Ты конечно же понимаешь, что твоя помощь неоценима в моем проекте.

С искренними пожеланиями, доктор О'Доннелл.

— Кто такой этот Дж П. О'Доннелл? — спросила Риццоли.

Дин удивленно взглянул на нее:

— Джойс О'Доннелл?

— На конверте просто значится: доктор Дж. П. О'Доннелл. Кембридж, Массачусетс. По всей видимости, она брала у него интервью.

Он нахмурился, уставившись на конверт.

— Я не знал, что она переехала в Бостон.

— Вы с ней знакомы?

— Она нейропсихиатр. Скажем так, мы с ней встречались по разные стороны баррикад, в зале суда. Адвокаты защиты просто обожают ее.

— Можете не объяснять. Эксперт-свидетель, горой стоит за отъявленных негодяев.

Он кивнул.

— Независимо от того, что натворил ее подопечный, скольких людей отправил на тот свет, О'Доннелл с радостью свидетельствует в его пользу, подводя научную базу.

— Интересно, зачем она пишет Хойту. — Риццоли перечитала письмо. Оно было проникнуто явным уважением, благодарностью за сотрудничество. Она уже заочно невзлюбила доктора О'Доннелл.

Следующий конверт тоже был от О'Доннелл, но письма в нем не было. Вместо этого там были три поляроидных снимка, явно любительских. Два из них были сделаны на улице днем, третий — в помещении. Какое-то мгновение она просто смотрела на них, чувствуя, как поднимаются волосы на затылке, пока взгляд фиксирует то, что отказывается воспринимать мозг. Потом резко отпрянула, и фотографии выскользнули из ее рук, словно раскаленные угли.

— Джейн? В чем дело?

— Это я, — прошептала она.

— Что?

— Она следила за мной, фотографировала меня и посылала снимки ему.

Дин поднялся со стула и подошел к ней, заглянув через плечо.

— Я не вижу вас здесь...

— Смотрите, смотрите. — Она ткнула пальцем в темно-зеленую «Хонду», припаркованную на улице. — Это моя машина.

— Но вы же не видите номеров.

— Я могу узнать свою машину!

Дин взял в руки снимок. На обороте кто-то нарисовал лицо с идиотской улыбкой и приписал синими чернилами: «Моя машина».

Страх уже сковал ее грудь.

— Посмотрите следующий, — сказала она.

Он взял второй снимок. Тот тоже был сделан на улице, при дневном свете, и на нем был запечатлен фасад здания. Ему не надо было объяснять, что это за здание; вчера ночью он был в нем. Он перевернул фото и прочел на обороте: «Мой дом». Под этими словами улыбалось еще одно лицо.

Дин взял третий снимок, который был сделан в зале ресторана.

На первый взгляд, фотография являла собой неудачную композицию, в которой фигурировали почтенные посетители за столиками и официантка с подносом в руках. Риццоли хватило нескольких секунд, чтобы заметить сидящую слева от центра темноволосую женщину, снятую в профиль. Она подождала, пока Дин разглядит ее.

Он тихо спросил:

— Вы узнаете место?

— Кафе «Старфиш».

— Когда сделан снимок?

— Не знаю...

— Вы часто там бываете?

— По воскресеньям. Завтракаю. Это единственный день недели, когда я... — У нее дрогнул голос. Она смотрела на собственный профиль, расслабленную позу, чуть наклоненную вперед голову, уткнувшуюся в раскрытую газету. Должно быть, воскресную. По воскресеньям она баловала себя завтраками в «Старфиш». Брала утренний французский тост с беконом.