Гротеск - Кирино Нацуо

Кадзуэ притащила откуда-то стул с розовой подушкой на сиденье. Такие обычно продают в комплекте с ученической партой. Не иначе, реквизировала у младшей сестры. Она усадила меня на стул, и мы, устроившись за столом, стали громко всасывать в себя лапшу.

Дверь вдруг распахнулась, и послышался возмущенный голос:

— Ты зачем стул взяла?

Заметив меня, сестра Кадзуэ вздрогнула будто от испуга и опустила глаза. Затем покосилась на расставленную на столе собу и скорчила недовольную физиономию, мол, «а на мою долю не купили?» Сестра была меньше Кадзуэ, с длинными волосами, спадавшими на спину.

— Ко мне подруга пришла, мы и взяли. Сейчас поедим и вернем.

— А уроки я как делать буду?

— Ты что, немного подождать не можешь?

— А ты могла бы и стоя поесть.

Сестры продолжали пререкаться, не обращая на меня внимания. Когда младшая удалилась, я спросила:

— Ты сестру любишь?

— Да так. — Кадзуэ неловко пыталась подцепить палочками скользкую собу. — Она завидует, что у нее голова не так варит, как у меня. Я сдавала экзамены, а она как пить дать мечтала, чтоб я провалилась. И если контрольную плохо напишет, обязательно свалит на меня. Что я стул у нее взяла. Вот такая у меня сестра!

Кадзуэ первой доела собу, даже весь соус выпила. Мне же почему-то совершенно расхотелось есть, и я сидела, играя палочками: вынимала из бумажного конвертика и засовывала обратно — туда-сюда, туда-сюда. Я вдруг ясно представила, какое это жалкое зрелище — поедание собы в том бардаке, который царил в комнате Кадзуэ. Конечно, непорядочно так думать о доме, где тебя угощали. Но тогда я ничего не могла с собой поделать. Видно было, что комнату давно не убирали, — кругом лежала пыль, а пахло как в звериной норе. Эта ассоциация напомнила мне об утреннем звонке Юрико, рассказавшей, как в последнее время жила наша мать.

Сидела, не включая свет, в темноте, с открытыми глазами. Неужели ее тонкое нервное устройство мне передалось? Впрочем, я с удовольствием уступила бы это наследство Юрико, хотя она по сравнению со мной примитив и зациклена на своих желаниях. Нет, это я в мать пошла, уныло размышляла я.

— А у тебя есть кто-нибудь?

— Сестра. Младшая, — скорчив кислую мину от мысли о Юрико, ответила я.

Кадзуэ сглотнула. Она хотела еще что-то спросить, но я ее опередила:

— Послушай! Вы же не собирались сегодня собу заказывать. Что бы у вас было на ужин, если б я не пришла?

— Э? — Кадзуэ наклонила голову, как бы говоря: «Что за странный вопрос?»

— Да это я так. Просто любопытно.

Мне действительно было интересно, что готовит ее мать. Слепленные из грязи пирожки с мелко нарезанными листьями гортензии, стебли одуванчика, варенные в соевом соусе? Мамаша из тех, кто любит играть в дочки-матери. Оторвавшись от реального мира, занимается домашними делами, витает в облаках.

— Соба только нам и отцу. Мать сказала, что они с сестрой как-нибудь обойдутся. Мы редко в кафе заказываем. Вот соба. Триста иен, а есть нечего. Это же глупо! Но в этот раз специально для тебя заказали.

Комнату постепенно заполняли сумерки; я посмотрела на висевший посередине обитого желтой фанерой потолка светильник. Довольно убогий — такие развешивают в офисах — и с лампой дневного света. Она зажглась с тихим шуршанием, напоминающим трепет крылышек насекомого. Неживой свет обрамил лицо Кадзуэ темными тенями.

Не унимаясь, я спросила:

— А почему соба только нам и отцу?

Маленькие глазки Кадзуэ сверкнули.

— У нас в доме заведен порядок. Есть такой тест для собак: все члены семьи становятся в ряд и смотрят, к кому первому подойдет собака. Кош она выбрала — тот главный. Никаких слов не нужно, все происходит само собой, и все этому порядку подчиняются. Так решается, у кого право первому принимать ванну, есть самую вкусную еду. Первый у нас, конечно, отец. Я вторая. Раньше второй была мать, но в средней школе, когда я получила на тестах высокие баллы, это место перешло ко мне. Отец, потом я, за нами мать и сестра. Если так дальше пойдет, мать может на последнее место откатиться.

— То есть у вас место определяется по школьным тестам?

— Я бы сказала, по затраченным усилиям.

— Но это нечестно — ведь мать уже никаких экзаменов не сдает.

Вот так номер! Дочки конкурируют с матерью. Бред! Однако Кадзуэ продолжала на полном серьезе:

— Ничего не поделаешь. Мать уступала отцу с самого начала. Я понимала, что в нашей семье его не может превзойти никто, и поэтому всегда старалась учиться изо всех сил. С самого детства Отметки — это мое хобби. Я все время хотела перещеголять мать. Знаешь, она говорит, что никогда не думала о карьере, хотя в молодости у нее вроде была мечта стать врачом. Но ей отец — мой дед — не разрешил, и, потом, у нее не те способности, чтоб учиться в медицинском. Она все время об этом жалеет. Страшное дело — быть женщиной! Мать до сих пор истерики закатывает. И в самом деле, разве это справедливо? Все сваливает на то, что она родилась женщиной. Хотя я считаю, что женщина тоже может добиться многого. Только надо постараться.