Окаянный талант - Гладкий Виталий Дмитриевич

– Хозяин-барин… Твои дела. А я пока отмечусь в туалете…

Кофе немного взбодрило Олега, и они допили бутылку. Андрюха повертел ее в руках и со вздохом сожаления отправил под стол.

– Не мешало бы продолжить, – сказал он с кислым видом. – Но у тебя, как я уже понял, в карманах голый вассэр, а моя куда-то бабки заныкала. Спрячет, а потом сама не может найти, где положила. Я однажды нашел целых пять тысяч. Погудел конкретно… Знаешь, где они лежали? Никогда не догадаешься. В старом утюге. В асбестовую ткань были завернуты – на всякий случай. У нее сейчас новый утюг, импортный. Мой подарок ей на день рождения. Чтобы не зудела: ой, у Машки то, у Машки сё, куда не кинь взглядом, везде новье, а у нас даже утюг пенсионного возраста… Бесконечная песня.

– А как ты вычислил, что деньги в утюге?

– Нечаянно. Хотел робу после стирки прогладить старым утюгом (до нового меня и на пушечный выстрел не подпускают), а он не фурычит, один проводок оборвался. Ну, я его и разобрал, чтобы отремонтировать.

– Твой случай еще раз подтверждает азбучную истину: нет ничего такого тайного, которое не стало бы явным.

– Мудрено, но не в бровь, а в глаз.

– И что потом тебе было? Не думаю, что твоя ненаглядная не сообразила, куда девалась ее заначка.

– Ха-ха… Я ж не совсем дурак, хоть и Горемыкин. Я взял старый утюг и выбросил его на помойку.

– И что, все обошлось тихо-мирно?

– Разве ты мою не знаешь? Вопила, как резаная. Я едва не оглох. Она всю помойку перерыла в поисках утюга, но нашла только пластмассовую ручку. Железо забрали бомжи, чтобы сдать на металлолом. После этого случая она не прятала от меня деньги месяца два. А потом снова принялась за старое. Ну скажи, разве от семьи сильно убудет, ежели я в выходные выпью бутылку-две? Или я мало зарабатываю?

– Она у тебя очень рачительная хозяйка, – утешал Олег соседа, как мог. – Нужно простить ей эту маленькую слабость.

– У нее таких слабостей знаешь сколько? А, что я тебе тут бакланю?! Вот женишься, тогда и узнаешь почем пуд лиха.

Андрюха решительно встал.

– Пойду, пошакалю деньжат у Ван Ваныча, – сказал он с некоторым сомнением в голосе. – Он вроде бы вчера пенсию получил. Правда, у него снега зимой не выпросишь, но попытаться стоит.

– Андрюха, без меня. Я устал как собака. Хочу полежать. За угощение спасибо. Разбогатею, в долгу не останусь.

– У нас можно разбогатеть только тогда, когда что-нибудь уворуешь, притом по-крупному. А мы с тобой честные люди. Точнее, невезучие – украсть нечего и негде. В этом вся проблема. Не переживай, сочтемся. Все, я потопал, бывай. Банку потом заберу…

Андрюха ушел. Олег прилег на диван, включил телевизор… и незаметно уснул. За окном потемнело, на город надвинулись серые тучи, и пошел обложной дождь, долгий и нудный.

Глава 11

Пробудился Олег мгновенно, будто и не спал. Кровь в жилах, еще совсем недавно вялая, почти старческая, теперь бурлила, будто в нее влили не стакан водки, а полведра адреналина.

Мурлыча под нос назойливый мотив типа «Ути-пути, миленький мой…», но со скабрезными вариациями, Олег принял контрастный душ, после чего и вовсе взбрыкнул, как молодой жеребчик.

«Может, к Милке завеяться? – подумал он, задумчиво рассматривая в зеркале свое отображение. – Неплохо бы и поужинать на халяву. На трамвай я наскребу… А бутылка у нее всегда имеется в наличии. Не говоря уже о еде. Только побриться не мешало бы…»

Милка (или Милена Шостак) была его однокурсницей по институту. В отличие от Олега, она оставила станковую живопись и занялась дизайном интерьеров. У нее даже была своя небольшая фирма. И нужно сказать, дела у Милки шли прекрасно. Она умела находить денежных клиентов, а еще лучше у нее получалось компостировать им мозги.

Когда-то (в студенческие годы) у Олега с Милкой был роман. Он длился ровно месяц, а потом ветреная девица заявила: «Прости, я не создана для моногамной любви. Нет, ты не наскучил мне, но вокруг столько соблазнов… А обманывать тебя не хочется. Неприлично…)

Они остались друзьями, хотя Олег первое время и дулся на Милену. Но у нее был такой легкий и доброжелательный характер, что вскоре все обиды забылись.

Побрившись, Олег натянул на себя походную куртку, – ту, в которой он путешествовал – не без оснований решив, что ночью никто не разглядит его не совсем чистую одежку. А деньги – немного мелочи – он добыл, распотрошив копилку.

Нет, Олег не занимался мелким накопительством. Просто на него иногда находил стих, и Олег бросал в копилку монеты, чтобы они не оттягивали карманы.