Окаянный талант - Гладкий Виталий Дмитриевич

Хотя… В принципе, где-то понятно. Наверное, только у него есть желание без особой выгоды мотаться на станцию, чтобы отвезти очередного кандидата в анахореты^[26] туда, где его не будут тревожить мирские страсти и где он освободится от грехов.

Получается, что Беляй – местный Харон^[27], невольно улыбнулся Олег. Затеряться в этой глухомани – все равно, что умереть. Как старый прохиндей узнает, что прибыл его очередной «пассажир»? Чего проще – всеведущая Ожега подсказывает.

Теперь Олег совершенно не сомневался в ее выдающихся экстрасенсорных способностях…

Начиная со следующей станции, вагоны электрички начали постепенно заполняться. Народ был самый разный: и дядьки с мешками, и студенты, и бабульки с кошелками, и даже люди более состоятельные, имеющие свой личный транспорт, но не рискнувшие бить его по бездорожью.

Они держались особняком, поглядывая на остальных со странной смесью отстраненности, напыщенности, брезгливости и полного отсутствия желания слиться с общей массой.

«Наш средний класс», – с горечью подумал Олег. Люди, которые покинули один берег реки и никак не доберутся до другого. Так и болтаются неприкаянно между двух берегов, как щепка в проруби, раздираемые противоречивыми чувствами: жаждой богатства и вседозволенности новоявленных нуворишей и тягой к патриархальным ценностям и простому, но хорошо обеспеченному быту.

Неожиданно Олега будто шилом укололи в заднее место. Он даже привстал с сидения, дабы убедиться, что его глаза не врут.

Мимо вагона с независимым видом продефилировал молодец с очень знакомой кошачьей физиономией, обладатель жиденьких усов. Это был тот самый «доброхот», который помог Олегу сесть в электричку, когда художник отправлялся в свое путешествие на пленэр.

«Сволочь!» – с ненавистью прошипел Олег, сжимая кулаки. Он уже хотел выскочить на перрон, чтобы разобраться с этим сукиным сыном по полной программе, но тут двери вагона закрылись, и электричка начала набирать ход.

Художник теперь был уверен на все сто процентов, что пропажа его портмоне с деньгами – дело рук именно этого негодяя. Но что подвигло вора-карманника столь высокой квалификации забраться в такую глушь? Вряд ли его могут прельстить кошельки крестьян, похожие на тощее вымя выдоенной козы.

Олег бился над разгадкой этой головоломки до самого города. В принципе, шустрый вор его мало интересовал – что было, то прошло, портмоне назад не вернешь, не говоря уже о деньгах. Художник всего лишь хотел до поры до времени выбросить из головы черные мысли, навеянные сеансом весьма необычного гадания в избе Ожеги.

Город встретил Олега обычной суетой. Все куда-то спешили, толкаясь и переругиваясь. Ему тоже досталось – кто-то так наподдал ему в спину локтем, что художник едва удержался на ногах.

Когда он восстановил равновесие, ему вдруг пришла в голову мысль, что это опять действуют воры. Он схватился за карман, но тут же, смеясь, опустил руки: красть у него было абсолютно нечего. Оставшиеся от покупки билета деньги (ему пришлось долго уговаривать билетера, чтобы тот принял доллары вместо рублей) он вернул на прежнее место – в загашник, который находился в этюднике.

Что касается паспорта, то он ушел вместе с портмоне, и теперь нужно было терять время, чтобы получить дубликат.

Повздыхав немного на предмет своей невезучести, Олег сел в трамвай, и старое дребезжащее чудище потащило его по отполированным до блеска рельсам мимо высоких тополей, образовавших аллею. Солнце уже скрылось за домами, и тихий вечер окунулся в густой и вязкий смог, висевший над городом.

«Пойду в кабак, – решил Олег. – И напьюсь вдрызг. А завтра…». Тут на его лице появилась такая мрачная и зловещая улыбка, больше похожая на звериный оскал, что сидевшая рядом с ним девушка, до этого строившая ему глазки, испугалась и резко отодвинулась к окну.

Олег не заметил ее реакции. Он погрузился в мрачные мысли и воспоминания, которых избегал, пока ехал в электричке. Со стороны могло показаться, что он спит с открытыми глазами.

Глава 9

В их семье всегда присутствовала какая-то тайна. Когда Олег был маленьким, он это чувствовал, а когда вырос – уже знал.

Средоточием тайны был дед. Он вел странную жизнь. Время от времени дед надолго исчезал (иногда на целых полгода), а когда возвращался домой, то закрывался в своей мастерской и работал сутками, как одержимый, нередко забывая про еду.