Окаянный талант - Гладкий Виталий Дмитриевич

Затрещало разбитое стекло, на землю посыпались крупнее и мелкие осколки, загудела сирена сигнализации, и супермаркет превратился в новогоднюю елку от многочисленных мигающих ламп охранной системы.

Но этим хулиганским поступком кошкомордый не удовлетворился; засунув пальцы в рот, он так сильно засвистел, что возле близлежащих домов сработала сигнализация припаркованных на ночь машин.

Провожаемый шумным «концертом» охранно-сигнальных систем, бандит покинул освещенную зону и словно растворился в воздухе, хотя луна по-прежнему светила ярко и без помех в виде туч. Однако вдалеке слышались тихие раскаты грома, и западный ветер дохнул предгрозовой сыростью. Но она не была насыщена озоном, а несла в себе запахи болота, насыщенные сероводородными испарениями.

Спустя считанные минуты к магазину подъехала милицейская машина с «мигалками».

Глава 24

Первыми словами, которые услышал Олег, когда пришел в себя, были следующие:

– Ну ты даешь, паря! Это у тебя масть такая – попадать в ментовку после удара по кумполу?

С усилием повернув голову, Олег увидел улыбающуюся физиономию Щегла.

– Привет, – сказал он и сел.

– Здорово, Художник. Давно не виделись… гы-гы…

Прозвище Художник Щегол дал ему в «обезьяннике». Когда Олег назвал свою профессию, бомж стал с ним вежливым и предупредительным. Позже, покопавшись в словаре тюремного жаргона, он понял, за кого принял его Щегол.

Художником или писакой на блатном языке именовался вор-карманник высокой квалификации. А карманники всегда считались элитой воровского мира.

Олег не стал разубеждать Щегла, что к сообществу блатных не имеет никакого отношения. Да и времени у них тогда не было, чтобы поговорить более обстоятельно.

– И куда теперь нас запихнули? – спросил Олег.

– Не врубаешься?

– Я был в полном ауте. Случались временами какие-то проблески сознания… – Он пощупал голову и нашел там марлевую повязку. – Медсестру помню, в белом халате, кудрявая, помню, как она делала укол… Потом машина, два милиционера, куда-то меня везут… теперь понятно, куда. Но все как в тумане. Мы в тюрьме?

Художник уже успел разглядеть давно не беленые бетонные стены помещения и окрашенную половой краской дверь их темницы. Это точно был не «обезьянник».

– Угадал, – ответил Щегол. – Мы в городском СИЗО. Тут такие волки… Ты не очень кочевряжься. Иначе выйдешь отсюда с отбитыми внутренностями. Здешние вертухаи^[47] любят порядок, и терпеть не могут правдоискателей.

– Понял, учту. А ты как сюда попал? Или зиму хочешь в тепле пересидеть? Так ведь до холодов еще далековато.

– Несчастный случай на производстве… гы-гы… – Щегол ловким движением выудил откуда-то мятую пачку сигарет и спички. – Курить будешь?

– С превеликим удовольствием. В голове такой гул, будто меня в церковный колокол засунули, когда он звонит. Может, в мозгах наступит просветление.

Они закурили. Щегол взял многозначительную паузу, – на три затяжки – а затем рассказал свою криминальную историю:

– Тетке одной, шибко мохнатой^[48], подписался старую рухлядь разобрать и на помойку вынести. Она капитальный ремонт собралась сделать, и заодно мебеля поменять. Сделал все, как договаривались, чин-чинарем, она заплатила, – все честно, без обмана – и я ушел от нее. Но недалеко. Вскоре меня догнали менты и вывернули все карманы. А в них часики старинные, серебряные, с боем. Говорят, что дорогие. Раритет. Как они в карман мне прыгнули, до сих пор не пойму.

– Прискорбный случай…

– Ага, еще как прискорбный. Теперь мне светит минимум три года. Не пойму я богатых… У нее бабла полная сумка. Сам видел, когда она расплачивалась. Что ей эти часы? Они даже не золотые. А мне теперь сидеть. Дурью помаялся… Но кому виниться и кто мне поверит? Я ведь уже попадал на зону… по малолетке. Пацаны киоск брали, а я на шухере стоял. Потому что глупый был. Все равно по этапу погнали. Так что мне теперь светит рецидив. А это уже совсем другая статья. Теперь ты звони. Как тебя угораздило спикировать прямо в СИЗО?

– Помню все очень смутно. Знаю, что гулял ночью по городу…

– Гулял… гы-гы… Шутник ты, Художник. Знаем мы эти гулянки…

Олег не стал спорить со Щеглом и убеждать его в том, что по поводу ночных прогулок взгляды у них диаметрально противоположные. Он продолжил:

– Подошел к какому-то магазину… название не припоминаю. Там яркая, красиво оформленная витрина. Подошел, остановился. А тут сторож с ружьем. Мы с ним о чем-то говорили, может, спорили, а дальше… Дальше провал памяти. Вот и весь мой сказ. Полностью очнулся только здесь.