Остров проклятых - Лихэйн Деннис

— Вы хотите сказать, что в бюро федеральных приставов у вас есть свой человек, который каждое утро подмешивает мне в кофе эту дрянь? Погодите, или он работает в киоске, где я по дороге на службу покупаю стакан кофе? Еще лучше. Значит, в течение двух лет ваш человек в Бостоне пичкал меня лекарствами.

— Не в Бостоне, — тихо произнес Коули. — Здесь.

— Здесь?

Главврач кивнул.

— Здесь. Вот уже два года вы являетесь пациентом этой больницы.

До слуха Тедди донесся звук прибоя, в ярости разбивающегося о скалы. Он сцепил пальцы, чтобы как-то унять дрожь, стараясь не обращать внимания на пульсирующий глаз, а уколы становились все жарче и настойчивее.

— Я федеральный пристав, — сказал Тедди.

— Вы были федеральным приставом, — поправил его Коули.

— Был и есть. Федеральный пристав Соединенных Штатов. Я выехал из Бостона в понедельник утром 22 сентября 1954 года.

— Вот как? Может, вы мне скажете, как вы добрались до парома? — попросил Коули. — На машине? И где же вы припарковались?

— Я приехал на метро.

— Ветка метро не доходит до порта.

— Я пересел на автобус.

— Почему не на машине?

— Она в ремонте.

— Ах так. А что вы помните об этом дне? О воскресенье? Вы можете мне рассказать, чем вы занимались? Что с вами было перед тем, как вы очнулись в туалете на пароме?

Да, он мог рассказать. Точнее, мог бы, если бы не этот чертов прут, сверливший изнутри его глаз, откуда боль распространялась в гайморову полость.

Ладно. Напрягись. Скажи ему, что ты делал в воскресенье. Ты пришел домой с работы. В свою квартиру в Баттонвуде. Нет, нет. Квартира в Баттонвуде сгорела дотла, после того как ее поджег Лэддис. Тогда где ты живешь? Господи. Стоит перед глазами. Сейчас, сейчас. На… на… Каслмонт-авеню. Ну конечно. У воды.

О'кей, о'кей. Расслабься. Ты вернулся к себе на Каслмонт, поужинал, потом выпил молока и лег спать. Так? Так.

— А как насчет этого? — спросил Коули и пододвинул ему учетный листок Лэддиса. — Успели посмотреть?

— Нет.

— Нет? — Главврач присвистнул. — Вы же ради этого приехали. Если вы принесете сенатору Херли эту бумажку — доказательство отрицаемого нами существования шестьдесят седьмого пациента, — вы раскроете наши черные делишки.

— Это правда.

— Еще какая правда. И у вас за двадцать четыре часа не нашлось времени на нее взглянуть?

— Я же сказал, началась небольшая…

— Заварушка, понимаю. Что ж, взгляните сейчас.

Тедди прочел: имя, возраст, дата поступления. И комментарии:

Пациента отличает высокий интеллект и в высшей степени бредовые идеи. Склонность к насилию. Повышенная возбудимость. Не испытывает угрызений совести за совершенные преступления, поскольку отказывается их признавать. Пациент сочинил целую серию детально проработанных фантастических историй, которые мешают ему осознавать свои реальные действия.

Подпись:

— Вполне правдоподобно, — сказал Тедди.

— Вполне правдоподобно?

Тедди кивнул.

— В отношении кого?

— Лэддиса.

Коули встал. Он подошел к стене и сдернул одну из простыней.

Прямо на стене пятнадцатисантиметровыми заглавными буквами были написаны четыре имени:

Тедди ждал продолжения, как, впрочем, и Коули, так что целую минуту оба хранили молчание.

Наконец Тедди изрек:

— Свой резон в этом, наверно, есть.

— Вглядитесь в имена.

— Я вижу.

— Вы, пациент номер 67, пропавшая пациентка и ваша жена.

— Да. Я не слепой.

— Вот вам ваше «правило четырех», — сказал Коули.

— В смысле?

Тедди массировал висок в надежде каким-то образом выгнать изнутри этот огненный прут.

— Вы у нас гений по части шифров, вот вы мне и скажите.

— Что я должен сказать?

— Что общего между именами Эдвард Дэниелс и Эндрю Лэддис?

Он уставился на собственное имя в паре со вторым.

— В них по тринадцать букв.

— Верно, — сказал Коули. — Верно. А еще?

Тедди долго вглядывался.

— Не знаю.

— Ну же.

Коули снял рабочий халат и перекинул через спинку стула.

Он пытался сконцентрироваться, уже успев устать от этой салонной игры.

— Не спешите.

Очертания букв начали расплываться.

— Что-нибудь еще?

— Ничего не вижу. Только одно, тринадцать букв.

Коули хлопнул по именам тыльной стороной ладони.

— Ну же!

Тедди помотал головой, испытывая тошноту. Буквы прыгали перед глазами.

— Сосредоточьтесь.

— Я сосредоточился.

— Что общего между буквами? — давил Коули.

— Я не… Их тринадцать. Там и там.

— А еще?

Буквы начали сливаться.

— Ничего.

— Ничего?

— Ничего. Чего вы от меня ждете? Как я могу сказать вам то, чего не знаю? Я не…

— Одни и те же буквы! — выкрикнул Коули.

Тедди подался вперед, стараясь сфокусировать взгляд, чтобы буквы перестали плясать.

— Что?

— Одни и те же буквы.

— Нет.

— Это взаимосвязанные анаграммы.

— Нет, — упрямо повторил Тедди.

— Нет? — Коули нахмурился и провел пальцем по верхнему ряду. — Одни и те же буквы. Всмотритесь. Edward Daniels. Andrew Laeddis. Одни и те же. Вы по части шифров дока, даже подумывали стать шифровальщиком во время войны, не правда ли? И вы мне говорите, что не видите полного совпадения букв в этих именах?

— Нет!

Тедди тер запястьями глаза, тщетно пытаясь их прочистить или избавиться от лишнего света.

— «Нет» в том смысле, что это не одни и те же буквы? Или что вы не хотите, чтобы они оказались одними и теми же буквами?

— Это невозможно.

— Это так. Раскройте глаза. Смотрите внимательней.

Тедди, еще шире раскрыв глаза, продолжал мотать головой, и буквы подрагивали и прыгали из стороны в сторону.

Коули хлопнул ладонью по нижнему ряду букв.

— Тогда попробуйте это. Dolores Chanal и Rachel Solando. По тринадцать букв. Не хотите мне сказать, что между ними общего?

Тедди отдавал себе отчет в том, что видит, но он также понимал, что это невозможно.

— Нет? Это вам тоже не по зубам?

— Этого не может быть.

— И тем не менее, — сказал Коули. — Снова одни и те же буквы. Взаимосвязанные анаграммы. Вы приехали сюда ради правды? Вот она, ваша правда, Эндрю.

— Тедди, — сказал Тедди.

Главврач смотрел ему в глаза с уже знакомым фальшивым выражением участия.

— Ваше имя Эндрю Лэддис, — сказал Коули. — Шестьдесят седьмой пациент «Эшклифа» — это вы, Эндрю.

— Вранье!

Тедди выкрикнул это, и крик эхом отозвался в его голове.

— Ваше имя Эндрю Лэддис, — повторил Коули. — Вас поместили в эту клинику по решению суда год и десять месяцев тому назад.

Тедди досадливо махнул рукой:

— Это уже чересчур даже для вас, ребята.

— Факты, Эндрю, факты. Вы…

— Не называйте меня так.

— …поступили к нам почти два года назад, после того как совершили страшное преступление. Общество такое простить не может, в отличие от меня. Посмотрите мне в глаза, Эндрю.

Его взгляд двинулся вверх по протянутой руке, еще выше, по торсу, и наконец встретился с глазами главврача, светившимися этим фальшивым состраданием, этой имитацией участия.

— Меня зовут Эдвард Дэниелс.

— Нет. — Коули тряхнул головой с видом человека, теряющего последние силы. — Вас зовут Эндрю Лэддис. Вы сделали страшную вещь и не можете себе этого простить, поэтому разыгрываете спектакль. Вы придумали насыщенный событиями сложный сюжет, в котором вы являетесь героем, Эндрю. Вы убедили себя в том, что вы по-прежнему федеральный пристав и приехали сюда по заданию. А здесь вы раскрыли заговор, и, стало быть, что бы мы вам тут ни говорили, это только работает на вашу фантазию о заговорщиках. Наверно, можно было бы махнуть на это рукой, живите себе в своем мире фантазии. Я — за. Если бы вы были безобидны, я только за. Но вы склонны к насилию, это ваша стихия. К тому же, с учетом вашего военного опыта и подготовки в силовых структурах, вы здорово поднаторели. Вы самый опасный пациент в этой клинике. С вами не могут справиться. Вот почему было принято решение… посмотрите на меня.

Тедди поднял глаза. Коули потянулся к нему через стол с мольбой во взгляде.

— Было решено, что, если мы не сумеем вернуть вам здравый смысл — сейчас, прямо сейчас, — будут приняты радикальные меры, чтобы впредь вы уже никому не причинили зла. Я понятно выражаюсь?

На секунду — даже не на полную секунду, на десятую долю — Тедди ему почти поверил. Но затем он улыбнулся.

— У вас, док, хорошо получается. А плохого полицейского сыграет Шин? — Он оглянулся на дверь. — Не пора ли ему уже появиться?