Ученик - Герритсен Тесс

— Опиши их. Что ты видишь, что чувствуешь.

— Я вижу ее. Она другая, не такая, как все остальные.

— Почему?

— Она ненавидит меня.

— А другие не испытывали ненависти?

— Другие были голые и испуганные. Покоренные. А эта до сих пор борется со мной. Я это чувствую, когда касаюсь ее. Ее кожа наэлектризована яростью, хотя она и знает, что я победил. — Он подался вперед, как будто собирался поделиться самыми сокровенными мыслями. Его взгляд теперь был сосредоточен не на О'Доннелл, он был устремлен прямо в объектив камеры, словно Хойт видел перед собой Риццоли. — Я чувствую ее злость, — продолжал он. — Я впитываю ее ярость, когда просто касаюсь ее кожи. Она доводит меня до белого каления. В этот момент я чувствую себя сгустком энергии, сокрушительной и опасной. Я вновь хочу испытать это чувство.

— Это тебя возбуждает?

— Да. Я думаю о ее шее, очень изящной. У нее прекрасная белая шея.

— О чем еще ты думаешь?

— Я думаю о том, как сорву с нее одежду. Какими тугими окажутся ее груди. И живот. Красивый плоский живот...

— Итак, твои фантазии о докторе Корделл можно назвать сексуальными?

Он сделал паузу. Моргнул, как будто его вывели из состояния транса.

— Доктор Корделл?

— Мы ведь о ней говорим, не так ли? О жертве, которую тебе так и не удалось убить, о Кэтрин Корделл.

— О! Да, я и о ней тоже думаю. Но сейчас я имел в виду не ее.

— Так о ком же ты говорил?

— О другой. — Хойт так пристально уставился в объектив, что Риццоли словно обожгло его взглядом. — Эта женщина служит в полиции.

— Ты имеешь в виду ту, которая тебя нашла? Об этой женщине твои фантазии?

— Да. Ее зовут Джейн Риццоли.

Дин встал и нажал на кнопку СТОП. Экран погас. Последние слова Уоррена Хойта эхом повисли в тишине. В своих фантазиях он срывал с нее одежды, топтал ее достоинство, превращал ее тело в обнаженные куски плоти: шею, груди, живот. Ей вдруг стало интересно, не отпечатались ли фантазии Хойта в сознании Дина, не смотрит ли он теперь на нее глазами чудовища.

В этот момент он как раз обернулся. Ей всегда было сложно читать по его лицу, но сейчас его глаза полыхали гневом, и ошибиться в этом было невозможно.

— Вы все поняли, не так ли? — сказал он. — Эта пленка предназначалась для вас. Он проложил тропинку, по которой вы должны были следовать. Конверт с обратным адресом привел к О'Доннелл, к его письмам, к этой пленке. Он знал, что рано или поздно вы все это увидите.

Риццоли сидела, уставившись на экран телевизора.

— Да. Он говорил со мной.

— Вот именно. О'Доннелл он использует как проводника. Он дает ей интервью, но на самом деле обращается к вам. Рассказывает вам о своих фантазиях. Пытается запугать вас, унизить. Послушайте только, что он говорит.

Дин вновь запустил пленку. И опять на экране возникло лицо Хойта.

— Да, он заставляет меня просыпаться по ночам. Я думаю о том, что могло бы произойти. Думаю об удовольствии, которого оказался лишен. Всю свою жизнь я педантично относился к любому начатому делу. И сейчас меня это очень беспокоит. Я все время думаю об этом...

Дин остановил кассету и посмотрел на нее.

— Ну, и каково вам после этого? Знать, что вы постоянно у него на уме?

— Вы прекрасно знаете, каково мне.

— И он тоже. Вот почему он хотел, чтобы вы это услышали. — Дин нажал на кнопку быстрой перемотки, а потом снова включил воспроизведение записи.

Взгляд Хойта был устремлен на несуществующего зрителя.

— Я думаю о том, как сорву с нее одежду. Какими тугими окажутся ее груди. И живот. Красивый плоский живот...

Дин опять остановил запись. Его взгляд смутил ее, и она вспыхнула румянцем.

— Только не спрашивайте, — сказала она. — Вы ведь хотите знать, какие чувства это вызывает.

— Вы чувствуете себя раздетой?

— Да.

— Незащищенной?

— Да.

— Изнасилованной?

Она сглотнула слюну и отвернулась. Потом тихо произнесла:

— Да.

— Именно то, чего он и добивается. Вы мне сами говорили, что его влечет к женщинам с покалеченной психикой. Женщинам, которые подверглись насилию. И сейчас он добивается, чтобы и вы стали такой. С помощью записанных на пленку слов вы тоже становитесь его жертвой.

Риццоли твердо посмотрела ему в глаза.

— Нет, — сказала она. — Я не жертва. Хотите знать, что я чувствую сейчас?

— Что же?

— Я готова разорвать этого мерзавца на куски. — Ее ответ был сущей бравадой. Но Дин опешил и, нахмурившись, какое-то время изучал ее. Неужели он догадался, чего ей стоит казаться храброй? Неужели расслышал фальшивые нотки в ее голосе? А она продолжала, распаляясь все больше, не давая ему шанса вникнуть в ее блеф. — Вы говорите, он уже тогда знал , что я увижу это, что эта пленка предназначалась мне?

— А вам разве так не показалось?

— Нет, мне показалось, что это очередной бред психопата.

— Мы имеем дело не с простым психопатом. И не с обыкновенной жертвой. Он говорит о вас, Джейн. О том, что он хотел бы проделать с вами.

Она почувствовала, как натянулись нервы. Дин вновь переводил разговор на личное. Может, ему доставляло удовольствие видеть, как она страдает? Или он преследовал иные цели, желая не просто усилить ее страхи?

— В то время, когда было записано интервью, он уже имел план побега, — заявил Дин. — Помните, это он был инициатором переписки с О'Доннелл. Он знал, что она ухватится за идею интервью, не сможет устоять. Она для него стала открытым микрофоном, рупором, в который он мог сказать все, что хотел донести людям. Вам в частности. А потом он просто выстроил логическую цепочку, и вы увидели эту запись.

— Не слишком ли гениальный план?

— А разве Хойту такое не под силу? — Это была еще одна стрела, выпущенная с целью прорвать ее оборону, заставить признать очевидное. — Он провел за решеткой целый год. И все это время жил фантазиями, — сказал Дин. — Фантазиями о вас.

— Нет, он всегда хотел Кэтрин Корделл. Ему нужна была Корделл...

— О'Доннелл он сказал совсем другое.

— Значит, он лжет.

— Зачем?

— Чтобы достать меня. Разозлить...

— Выходит, вы все-таки согласны с тем, что эта пленка предназначалась вам. Это послание, адресованное именно вам.

Риццоли уставилась на пустой экран телевизора. Ей казалось, будто призрак Хойта все еще смотрит на нее. Все, что он делал, было направлено на то, чтобы разрушить ее мир, подорвать ее психику. То же самое он проделал с Корделл, прежде чем приступил к убийству. Он запугивал свои жертвы, доводил их до крайнего морального истощения и наносил удар, когда они уже были истерзаны страхом. И отрицать это было глупо.

Дин сел к столу и посмотрел на нее.

— Я считаю, что вам нужно отойти от этого расследования, — тихо произнес он.

— Отойти? — опешив, прошептала она.

— Оно приобретает оттенок личного.

— Между мной и преступником всегда присутствует личное. Сведение счетов.

— Но не до такой степени. Он хочет, чтобы вы вели расследование, ему нравится играть в эти игры. Нравится быть в курсе всего, что происходит в вашей жизни. Как детектив, возглавляющий следствие, вы всегда на виду и уязвимы. Вы находитесь в самой гуще событий. А теперь он начинает выстраивать сцены преступления с вашим участием. Начинает общаться с вами.

— И это лишний раз доказывает, что мне нужно остаться.

— Нет. Как раз наоборот — что вам нужно отойти в сторону, дистанцироваться от Хойта.

— Я никогда и ни от чего не отступаюсь, агент Дин, — выпалила она в ответ.

После паузы он сухо произнес:

— Не сомневаюсь.

Теперь настала ее очередь перейти в наступление. Перегнувшись через стол, Риццоли бросила:

— В чем вы видите проблему со мной? Вы с самого начала были настроены против меня. Шептались с Маркеттом за моей спиной. Высказывали сомнения насчет меня...

— Я никогда не ставил под сомнение ваш профессионализм.

— Тогда в чем проблема?

На ее гневную тираду он ответил спокойно и рассудительно:

— Подумайте, с кем мы имеем дело. С человеком, которого вы однажды загнали в угол. Который считает вас виновной в том, что его поймали. И он до сих пор мечтает о расправе. А вы, в свою очередь, весь этот год пытались забыть, что он сделал с вами. Он жаждет сыграть второй акт, Джейн. Закладывает фундамент, направляет вас туда, куда ему нужно. Это опасная игра.

— Вас в самом деле беспокоит исключительно моя безопасность?

— Вы намекаете на то, что есть другие соображения? — спросил Дин.

— Не знаю. Я еще не вычислила.

Он встал и подошел к видеомагнитофону. Вытащил кассету и убрал ее обратно в конверт. Он явно тянул время, пытаясь придумать правдоподобный ответ. Потом вернулся к столу и сел.

— По правде говоря, — сказал он, — я вас тоже еще до конца не вычислил.

Она рассмеялась.

— Меня? Да я вся на виду.

— Вы позволяете видеть в себе лишь полицейского. А как насчет Джейн Риццоли, женщины?

— Это одно и то же.