Полет аистов - Гранже Жан-Кристоф

— И что у вас за оборудование?

— В основном приборы для анализов и исследований, рентгеновские установки.

— Для каких исследований?

Сестра Паскаль горько усмехнулась. По ее серому лицу будто скользнуло острое лезвие. Она тихо проговорила:

— Я и сама этого не знаю, Луи. Я всего лишь беру кровь и делаю биопсию.

— Но кто обрабатывает полученный материал?

Миссионерка помолчала, потом вздохнула и опустила глаза:

— Он.

И показала на компьютер.

— Я помещаю пробы в сканер, а он делает различные тесты. Результаты автоматически заносятся в компьютер, который заполняет карточку пациента.

— Кому вы здесь делали анализы?

— Всем. Вы понимаете, это для их же блага.

Я устало кивнул и задал очередной вопрос:

— Куда поступали данные о результатах исследований?

— В центр организации, в Женеву. С помощью модема и сотового телефона они просматривают компьютерную картотеку и составляют статистический отчет о состоянии здоровья пигмеев в Зоко. Таким образом, они следят за тем, нет ли угрозы эпидемии, не растет ли число паразитов, и тому подобное. Прежде всего, это профилактические меры. В экстренных случаях они могут немедленно доставить нам все нужные лекарства.

Я пришел в ужас от того, с каким коварством была разработана система. Сестра Паскаль брала пробы крови и тканей и пребывала в полном неведении. Потом компьютер производил заданные программой исследования. В числе прочих параметров выяснялась группа HLA каждого пигмея. Потом результаты изучались в женевском центре. Жители селения Зоко представляли собой замечательный склад человеческого материала, аккуратно рассортированного по показателям тканевой совместимости. Должно быть, под таким же контролем находились и «пациенты» из Сливена и Балатакампа. По той же схеме, видимо, работали и все остальные подразделения «Единого мира», надзиравшего за этим жутким садком для разведения человеческих органов.

— Вы поддерживаете личные контакты с кем-нибудь из «Единого мира»?

— Никогда. Заказы на медикаменты я делаю при помощи компьютера. Таким же образом отсылаю в центр и отчеты о вакцинации и лечении больных. И связываюсь с техником, который через модем осуществляет обслуживание оборудования.

— Вы никогда не общаетесь с ответственными лицами «Единого мира»?

— Нет, никогда.

Миссионерка несколько секунд помолчала, потом снова заговорила:

— Вы думаете, между этими анализами и гибелью Гомун есть какая-то связь?

Я сомневался, следует ли ей еще что-нибудь объяснять.

— Сестра, я ни в чем не уверен. Возможно, система, какой я себе ее представляю, и существует, хотя это кажется невероятным… У вас есть карточка Гомун?

Сестра Паскаль порылась в железном ящике, стоящем на столе. Несколько секунд спустя она протянула мне маленький кусочек картона. При свете фонаря я прочел то, что в нем значилось. Имя, возраст, место рождения, рост и вес маленькой Гомун. Дальше — колонки букв и цифр. Слева — даты. Справа — как и от каких болезней лечили ребенка. У меня сжалось сердце от того, какие незначительные события заполняли жизнь обычной девочки из леса. То, что я искал, было напечатано мелким шрифтом, в самом низу. Группа HLA малышки Гомун: Aw 19,3 — В 37,5. У меня по коже побежали мурашки. Именно эти цифры стоили жизни юной ака.

— Луи, ответьте мне, эти анализы сыграли какую-то роль в убийстве девочки?

— Слишком рано делать выводы, сестра. Слишком рано…

Сестра Паскаль не мигая смотрела на меня блестящими, как булавочные головки, глазами. По выражению ее лица я понял, что до нее дошло, по какому принципу работала эта жестокая система. Ее губы нервно задрожали.

— Это невозможно… невозможно…

— Успокойтесь, сестра. Пока ничего нельзя утверждать, и я…

— Нет, замолчите… это невозможно…

Я попятился к выходу, выскочил под дождь и помчался в селение. Мои спутники как раз ужинали, расположившись у костра. Под навесом пахло маниокой. Меня пригласили поесть вместе со всеми. Я приказал собираться и сказал, что мы уходим. Немедленно. Мое распоряжение звучало кощунственно. «Большие черные» до смерти боятся темноты. Между тем мой голос и выражение лица свидетельствовали о том, что я не потерплю никаких возражений. Бекес и остальные нехотя согласились. Проводник проворчал:

— Ну и куда… куда мы идем, хозяин?

— К Киферу. На прииск ЦАГПО. Мне нужно застать чеха еще до рассвета.

Мы шли всю ночь. В четыре часа утра мы уже были вблизи шахты Отто Кифера. Я решил подождать рассвета. Все мы страшно устали и промокли до костей. Мы уселись по краям тропинки, даже не пытаясь спрятаться от дождя. Так и уснули, втянув головы в плечи и скорчившись. Сон навалился на меня так быстро, как никогда в жизни. Темная вспышка ослепила меня, я почувствовал сильный толчок, куда-то провалился, и меня накрыло серой пеленой.

В пять часов я проснулся. Остальные по-прежнему спали. Я тут же в полном одиночестве отправился к прииску. Найти его не составило труда: я шел по старой тропинке, протоптанной шахтерами. Деревья, лианы, кустарники штурмовали узкую дорожку, переплетая над ней тонкие яркие нити, лиственные кружева, узоры из воздушных корней. Наконец тропинка вывела меня на открытое пространство. Я вытащил из кобуры «Глок», проверил, заряжен ли он, и сунул пистолет за пояс.

Горстка людей, сидя в болоте, голыми руками разгребала грунт, потом просеивала его через большое решето. Эта работа в вонючей жиже требовала изрядного терпения. Старатели, устало глядя перед собой и еле шевеля руками, работали с самого рассвета. В их темных глазах читалось только отвращение к жизни и полное отупение. Некоторые кашляли и плевали в черную воду. Другие дрожали и то и дело хлюпали носом. Вокруг вздымались к небу стены величественного зеленого храма, наполненного криками птиц и хлопками крыльев. Над лесом, насколько хватало глаз, поднималось и ширилось золотое сияние, воспламеняя кончики листьев, плотную массу ветвей и лиан.

У истока ручья стояло несколько бараков. Из железных труб поднимался густой дым. Я повернул к логову Отто Кифера.

Это была другая поляна, покрытая красной грязью, окруженная лачугами и брезентовыми палатками. В центре над деревянным настилом была укреплена длинная широкая доска, вокруг которой сидело человек тридцать рабочих, пили кофе и ели маниоку. Кое-кто из них, не обращая внимания на гул генераторов и склонившись над приемниками, пытался слушать «Международное французское радио» или «Радио Банги». Над их головами роилась мошкара.

У входов в палатки горели костры. На них жарились обезьяны, их шерсть трещала и издавала невыносимый запах падали. Гревшиеся у огня люди тряслись от лихорадки. Некоторые натянули на себя кучу рваной и мятой одежды: куртки, свитеры, дождевики. На ногах у них были непарные сандалии, сапоги, мокасины, разорванные спереди и напоминавшие открытую пасть крокодила. Многие рабочие, наоборот, сидели почти голые. Я заметил тощего человека в просторном бирюзовом одеянии, на голове которого красовалась коническая прическа с косичкой, на китайский манер. Он только что рассек шею муравьеда и аккуратно сливал в миску кровь животного.

Жизнь здесь состояла из противоречий: рядом существовали надежда и отчаяние, нетерпение и беззаботность, усталость и возбуждение. Всеми этими людьми владела одна и та же несбыточная мечта. Не в силах расстаться со своими желаниями, они положили всю жизнь на то, чтобы изо дня в день ковыряться в красной грязи. Я в последний раз окинул взглядом лагерь. Никаких следов хоть какого-нибудь транспортного средства. Все эти люди были заложниками леса.

Я подошел к столу. Несколько человек медленно подняли головы и посмотрели на меня. Один из них спросил:

— Тебе чего, хозяин?

— Мне нужен Отто Кифер.

Человек взглядом указал на лачугу из листового железа. Над ней висела табличка: «Правление». Дверь была приоткрыта. Я постучал и зашел внутрь. Я был совершенно спокоен: рука сжимала рукоятку «Глока».

Мне открылась мирная картина. Высокий, мертвенно бледный человек пытался починить видеомагнитофон, стоявший на древнем телевизоре в корпусе из дерева и металла. На вид мужчине было лет шестьдесят. Он носил такую же, как у меня, шляпу из плотной ткани цвета хаки — с дырочками, отделанными металлом, — и грязноватую майку. На поясе у него висела пустая кобура. У него было длинное, костистое, рябое лицо, прямой острый нос, тонкие губы. Он поднял на меня тускло-голубые, выцветшие, невыразительные глаза:

— Привет. Чего надо?

— Вы Отто Кифер?

— Клеман я. Вы в видеомагнитофонах понимаете?

— В общем, нет. А где Отто Кифер?

Мужчина не ответил. Он снова склонился к своему аппарату и пробормотал: «Отвертку, что ли, взять?» Я повторил: