Банкир дьявола - Райх Кристофер

— Добрый вечер, Рафи. Помнишь меня?

— Да, добрый вечер, капитан.

Бубилас сел на кожаный диван. Гийо встал у него за спиной, опустив руку на плечо ювелиру.

— Пришло время поговорить по душам, — произнес Леклерк, придвигаясь так, чтобы смотреть Бубиласу прямо в лицо. — Скажу откровенно, меня нисколько не беспокоят такие вещи, как суд и всякие там заявления и показания. Мне на них начхать. Я здесь не для того, чтобы искать справедливость, с меня хватит честных ответов. Я здесь для того, чтобы кое-что не случилось в другом месте. Это ясно? Кое-что нехорошее. Ты отвечаешь на вопросы, и я со своими друзьями ухожу. И все довольны. Но если вздумаешь строить из себя крутого парня, все пройдет не так гладко. Во-первых, вон там у тебя кокаин. Сколько тут? Граммов тридцать, наверное, будет? Я уж не говорю о той горке на столике. Что случилось: гости не заслужили хорошую дозу? А если я поищу, наверняка ведь найду и больше? — Бубилас промолчал, и Леклерк похлопал его по щеке. — Ладно, начнем с более простого. Что скажешь? Да? Нет?

И снова ответа не последовало.

Бубиласу было лет пятьдесят. Болезненный цвет лица. Несколько жидких длинных прядей собраны на затылке в хвост. От бедняги исходили волны страха, по лбу градом катился пот.

— Сколько денег ты вчера передал Талилу?

— Пять тысяч долларов, — ответил Бубилас.

— Да ну? — Поднявшись, Леклерк подошел к письменному столу и взял открытую бутылку шампанского «Тэтэнжэ». Сделав глоток и пробормотав «неплохо», он вернулся на прежнее место и встал перед Бубиласом. Он хотел дать тому несколько секунд здраво подумать над ответом. — Сегодня это твоя первая и последняя ложь, лады? Давай представим, что я твой старый друг. Никаких секретов. Поехали сначала. Так сколько?

— Пятьдесят тысяч.

Он опустил взгляд вниз и метнул его влево — мимолетное движение, словно моргнул, но Леклерка специально учили подмечать такое. Это была ложь.

Быстро и очень умело, одним толчком в лоб, он запрокинул голову Бубиласа на спинку дивана. Хорошенько взболтав шампанское и положив большой палец на рот, он приставил бутылку к задранному вверх носу, и струйка шампанского полилась прямо в носовую полость. Бубилас завопил, и Гийо тут же запихал ему в рот кляп из полотенца. Тело конвульсивно задергалось, когда жидкость попала в дыхательное горло и потекла в легкие. Леклерку дали понять, что захлебнуться шампанским не слишком приятно.

В гостиной все еще играла музыка. Леклерк прислушался к жизнерадостной мелодии самбы. На стене над фиолетовой кушеткой висела абстрактная картина. Сколько же стоит содержать такой дом, покупать наркотики, женщин, произведения искусства и почему все эти бешеные деньги не прибавили Бубиласу ни капельки здравого смысла?

— Вытащи кляп, — приказал Леклерк Гийо. Тот извлек полотенце. Леклерк отставил бутылку с шампанским. — Так сколько?

Бубилас судорожно хватал ртом воздух:

— Пятьсот тысяч.

Вскочив на ноги, Леклерк схватил Бубиласа за волосы и с силой дернул:

— Пятьсот тысяч чего? Евро? Долларов? Фунтов?

— Долларов.

— На кого работал Талил?

— Не знаю.

Леклерк взялся за бутылку:

— На кого работал Талил?

— Правда не знаю: это была обычная сделка между агентами — господином Бхатией и мной, — залепетал Бубилас с перекошенным от страха и мокрым от шампанского лицом. — Я не знаю его клиентов.

— Когда тебе поручают передать другому пятьсот тысяч долларов, надо спрашивать. — Леклерк потряс бутылкой. — Итак, на кого он работал?

Закрыв глаза, Бубилас покачал головой:

— Я не…

Леклерк снова с силой запрокинул ему голову и принялся лить в нос шампанское. Стоя над Бубиласом, он попеременно то встряхивал бутылку, то вливал шампанское, встряхивал и вливал, встряхивал и вливал, пока в бутылке ничего не осталось. Тогда он отбросил ее на пол.

— Пожалуйста, — еле выдавил Бубилас, хватая ртом воздух, — пожалуйста… не заставляйте меня… не надо… я не скажу…

Леклерк ударил его по лицу, и Бубилас замолчал.

— Никто не знает, что я здесь, — произнес Леклерк. — Советую тебе держать язык за зубами, пока твоя адвокатша не добилась освобождения. Ты у нас крепкий орешек. Можешь говорить все, что угодно. Но не смей говорить, что ты не скажешь. Если не скажешь мне, обещаю: ты никому и никогда ничего не скажешь. На кого работал Талил?