Священный мусор (сборник) - Улицкая Людмила Евгеньевна

У большинства самцов любовь заканчивается с концом брачного сезона, у самок она переносится на потомство, и кошка самозабвенно вылизывает котят, а пожилая дама, кошкина хозяйка, умиляется этому образцу любви. Одна такая старушка, любуясь этой картиной, воскликнула: «Вы посмотрите, ну просто Мадонна с младенцем!»

«Святая простота!» — сказал про подобную старушку с вязанкой хвороста Ян Гус, стоящий на костре.

Животные-младенцы вырастают, матери забывают своих детей. Про отцов вообще не будем говорить. Разве что о рыбке-корюшке, обитающей в холодной Балтике. Самец строит дом для будущего потомства, загоняет туда икряную самку, оплодотворяет драгоценную икру, а когда опроставшаяся самка покидает супружеское гнездо, благородный отец еще несколько недель машет плавниками над своим будущим потомством, вентилируя воду. Его родительская любовь заканчивается в день, когда из икринок появляются мальки.

Любовь в животном мире, как показывают факты, — явление временное и даже сезонное. Ходят легенды о моногамных пеликанах и лебедях. Но обычно любовь заканчивается с периодом репродукции. Но достойна ли эта процедура называться любовью? И как быть с любовью человеческой? Она больше и сложней, богаче и трагичней, во имя любви человек может убить себя — животное никогда до такой глупости не дойдет! Но что останется в остатке, если из огромной, сложной и парадоксальной человеческой любви вычесть эту примитивную животную? Чтобы это понять, нужно усилие разума, этого изумительного аппарата, который сам себя контролирует, сам себя развивает и предоставлен к нашим услугам совершенно безвозмездно. Он, кстати, еще и совершенствуется в процессе эволюции. А любовь? Делается ли она совершеннее? Менее инстинктивной и более «духовной»? Она эволюционирует? Или эволюционируют лишь наши представления о ней?

Рассмотрим две основные гипотезы о происхождении любви. Первая — о ее Божественном происхождении. Напишем ее с заглавной буквы, потому что речь здесь идет о той Любви, которая есть Бог.

Моему сердцу очень дорога эта идея. Дивная красота предстоит мысленному взору — звездное небо над нами: милый своими знакомыми очертаниями накрененный ковш Большой Медведицы, пролитое молоко большого Небесного Пути, пара Рыб, скрывающих инициалы Христа, Телец, Дракон, распущенные волосы красавицы… Вся эта небесная колесница движется благодаря великому механизму Любви, одноименному Богу, и был он заведен, запущен и раскручен для того, чтобы на малой планете Земля возникла робкая жизнь, чтобы водоросли льнули друг к другу, а чтобы не было им скучно, туда же были запущены рыбы, а потом и птицы, и всякой твари по паре, по миллиону пар, и в конце концов Любовь, изнемогающая от безответности, создала себе Человека Разумного, чтобы он мог ответить любовью на любовь, и понять всё величие замысла, и оценить его, и слить свою ограниченную малую любовь с Великой Космической… (Критические замечания о некоторой дефектности этого проекта здесь не принимаются, хотя они хорошо всем известны. Главное возражение: почему при таком гениальном замысле всё так паршиво получается?)

Рассмотрим вторую гипотезу — любовь как порождение человеческого разума, как плод его деятельности. То есть она есть отвлеченное понятие, в мире ее не существует, а имеет место идея любви (смотри Платона), а также множество разнообразных явлений, которые описываются как любовь. При анализе этого круга явлений человеческое сознание с древнейших времен проявило большое проворство. Там, где русский язык произвел одно-единственное понятие, древние греки усматривали множество разновидностей: упомянутый уже эрос — любовь чувственная, агапэ — любовь жертвенная, духовная, филиа — возвышенная любовь-дружба и, наконец, сторгэ — любовь-нежность, любовь-привязанность. Но есть еще и любовь-мания, болезненная одержимость, любовь-прагма, подконтрольная разуму, ничего общего со страстью не имеющая, наконец, любовь-лудус — взаимная игра, приносящая участникам мимолетное наслаждение.

Мир древних греков, густо населенный богами и духами, был пронизан и разнообразными любовными токами, рассмотренными внимательно еще Сократом, о чем нам сообщает сам греческий язык с тонкими различиями сортов любви.

Всякий язык по-своему интересен, даже если он не велик и не могуч. Он отражает сознание своих носителей, выбрасывает из себя лишнее, оставляет необходимое. В русском языке есть одно-единственное слово «любовь» — все прочие приходится одалживать у греков. Признаться, так оно и есть: с любовью у нас в отечестве плоховато. И в Европе не лучше. И в Америке не так уж блестяще. Про миры, сваренные из других ингредиентов, — арабский, африканский, китайский — судить не берусь. Но издали тоже ничего хорошего не наблюдается.

Речь здесь идет не о той любви, которая украшает мир потомством, а о той, ради которой это потомство производится.

В христианском мире изначально рассматривается два постулата, два основных направления действия любви — к Господу и к ближнему. В сущности, это две составляющих — вертикальная и горизонтальная… Вертикаль восставлена из человеческого сердца ввысь, к Творцу, от сердцевины души, то есть от совести, к звездному небу, синонимами которого выступает Абсолют, Господь Бог, Высший Разум. Это заявлял Кант, великий немецкий философ, а вовсе не какой-нибудь профессиональный богослов, с сирийской страстью, иудейской одержимостью или латинской логикой. Второй вид любви работает в горизонтальной плоскости — он направлен на ближних. Он труднейший. К тому же оба эти вида любви связаны неразрывно, ибо образуют некоторую систему координат.

Если можно представить себе любовь к ближнему, совершенно не связанную с любовью Божественной, то мы говорим о любви животной, располагающейся в области «дети — родители», «родня близкая — родня дальняя», — ничего плохого в этом нет. Но эта животная любовь уравнивает человека с его кошкой, которая испытывает, кроме страсти, и, судя по ее ночным воплям, весьма сильной, также и любовь к потомству — попробуйте вытащить из-под ее живота присосавшегося котенка.

Еще одна координата, которую мы вынуждены учитывать — время: время в понятии историческом и время в понятии человеческом, ограниченном одной-единственной жизнью. Любовь — подвижная модель, она изменяется во времени. Наши предки понимали под любовью не то, что понимаем мы, и даже наши современники имеют об этом предмете разные представления. Что еще более поразительно — даже в пределах одной жизни содержание этого понятия меняется. Любовь к маме, к кошке, к игрушке, к существу противоположного пола, к еде, к деньгам, к одежде, к спорту, к родине, к справедливости прорастают поочередно, сменяют одна другую, одна затухает, другая расцветает… Бог мой, и всё это любовь? И где-то среди этого салата — любовь к ближнему…