Александр II. Жизнь и смерть - Радзинский Эдвард

Но все это произойдет потом. А сейчас мы вновь вернемся в квартиру Достоевского — к его интереснейшему разговору с Сувориным.

Итак, Достоевский не пойдет сообщать о взрыве во дворце, потому что «либералы измучили бы». Но почему ретроград Суворин не пойдет спасать царя? Он ведь не боится, что его измучают либералы! Он сам этих либералов мучает!

Оказывается, его тоже измучают... но консерваторы!

В 1880 году в Москву из Петербурга посылались интереснейшие пись­ма.

Письма эти получала бывшая фрейлина императрицы Екатерина Федоровна Тютчева (родная сестра знакомой нам и к этому времени тоже бывшей фрейлины Анны Тютчевой).

Вот что писал Екатерине Тютчевой в этих письмах их автор: «Судьбы Божии послали нам его на беду России. Даже здра­вые инстинкты самосохранения иссякли в нем: остались инстин­кты тупого властолюбия и чувственности»... «Жалкий и несчастный человек!...»

«Мне больно и стыдно, мне претит смотреть на него...» «Явно, что воля в нем исчезла: он не хочет слышать, не хочет видеть, не хочет действовать. Он хочет жить только бессмысленною волею чрева»... Кто этот он, которого поносят в письмах такими словами? Это — Александр II, Император Всероссийский! Но кто его так проклинает?

Его клеймит не революционер и не либерал! Это антилиберал и ан­тиреволюционер. Все эти антицарские цитаты написал один из самых влиятельных русских сановников — Константин Победоносцев. Вос­питатель наследника престола, который вскоре станет главой Святей­шего синода. И который нынче являлся истинным главой ретроградной партии.

ЧЕЛОВЕК-МОРОЗ

В кабинете Победоносцева стоит чрезвычайных размеров стол с брон­зовыми львами. Стол, всегда заваленный горами бумаг, окружен ог­ромными шкафами с книгами. И над столом на фоне книг возвышает­ся его длинное узкое лицо, так напоминающее иссушенное молитвами и постами лицо Великого инквизитора. Высоченный лоб заканчивается голым черепом, оттопыренные уши, нос — клюв. И постоянный, беспощадно насмешливый взгляд, который так озадачивал его собе­седников.

Здесь, в этом кабинете, рождались идеи и страхи, которыми кор­мились все ретрограды в России — тогда и до сих пор.

Сначала о страхах.

Есть народная легенда о духе разбойника Степана Разина, который зак­лючен в скале. Только самодержавие и суровые законы сдерживают в скале бунтарский дух русского народа. Хотите реформы? Конституцию? И тотчас раскроется скала и «дикий человек» выйдет с кистенем в бес­крайнее русское поле. В свободе наш не ведавший доселе свободы ди­кий человек — страшен... он весь мир вокруг себя разрушит... и потом сам себя погубит... У европейца все на лице, европеец — прост... Нена­видит — видишь, любит — тоже. А наш мужик поприветствует, а по­том... с тем же добрым лицом за горло ухватит и задушит, после чего не забудет перекреститься!

И Победоносцев мечтает заморозить Россию, чтобы ее спасти. Но для этого нужен вождь. И он его находит — будущего спасителя России.

Когда государь после смерти Никса назначил его воспитателем но­вого наследника Александра, Победоносцев сказал: «Я приведу его к другому полюсу». И привел.

НАСЛЕДНИК

Наследник живет в Аничковом дворце. Здесь ничего не менялось со времен прабабушки Екатерины Великой. Зимний сад во дворце осве­щен холодным зимним низким солнцем... Мрамор античных статуй, итальянский фонтанчик со струями воды, вечнозеленые деревья на фоне снега за окном.. Здесь жили дед и отец Саши, когда они были наслед­никами. Дворец этот должен был занимать его брат Никс. Но Никс занимает сейчас могилу в Петропавловском соборе, и воды Невы на­верняка уже проникли в гроб... А вместо красавца Никса теперь в Аничковом живет он — Его Императорское Высочество цесаревичАлександр Александрович...

Ему 36 — совсем приблизился к возрасту, когда отец его сел на трон.

После взрыва в Зимнем дворце к нему в Аничков дворец почти ежед­невно является Победоносцев. И министр Д. Милютин насмешливо называет теперь Победоносцева «нимфой Эгерией Аничкова дворца» (нимфой-вдохновительницей, руководительницей).

Победоносцев и наследник... Необычайно худой Победоносцев  — высокий скелет с голым черепом. И рядом толстый гигант наследник — огромный живот закрывает от него собственные сапоги.

Интеллектуальный портрет будущего правителя России оставил его будущий министр — граф Витте: «Совершенно обыденного ума, пожалуй, можно сказать, ниже сред­него ума, ниже средних способностей и ниже среднего образования». Так что пронзительно умному Победоносцеву не составило большого труда «привести к другому полюсу» наследника — создать из цесаре­вича этакого колосса незыблемого самодержавия.

И наследник, как никто, годился для этой роли. Этот прямой пото­мок урожденного голштинского принца (императора Петра III) и ангальт-цербской принцессы (Екатерины Великой), в котором, благодаря трудам немецких принцесс в постелях русских царей, было 99 процен­тов немецкой крови, имел удивительно русский облик. «По наружнос­ти походил на большого русского мужика... к нему больше всего по­дошел бы полушубок, поддевка и лапти; по манерам был, скорее, более или менее медвежатый» (похож на медведя). (Граф Витте).

Цесаревич знал это и обожал все русское. И все его привычки — привычки средней руки русского помещика. Он любит выпить и умеет выпить, он — убежденный антисемит, как многие русские помещи­ки. Будучи посредственностью, он трезво относится к своим способ­ностям и уважает умных людей — беспрекословно слушает Победо­носцева. Но истинный его товарищ — генерал-адъютант Петр Черевин, занимавший тогда место товарища министра внутренних дел. Этот невысокий, без шеи генерал был в душе генерал-слуга, генерал-денщик. Он обожает Александра, будущего истинного царя. И хотя карьерой был обязан его отцу, считал Александра II царем неистинным, царем западным. Да и вообще весь мир для Черевина был раз­делен на две части: на одной — наследник и служивший ему Черевин, на другой — «прочая сволочь».

И Черевин с восторгом делит с наследником нехитрые забавы рус­ского помещика — рыбную ловлю, охоту и выпивку. Последнее раз­влечение цесаревна весьма не одобряла и не уставала с ним бороться. И Черевин придумал — пошил им обоим сапоги с очень широкими голенищами. В эти восхитительные сапоги входила плоская фляжка коньяка, вместимостью с бутылку.

Черевин вспоминал впоследствии (когда цесаревич уже стал госуда­рем Александром III): «Мария Александровна — подле нас, и мы сидим смирнехонько, этакие паиньки. Отошла она подальше, — мы переглянемся, — раз, два, три! — вытащим фляжки, пососем, и опять, как ни в чем не бывало. И называлось это у нас «голь на выдумки хитра».

В семейной обстановке цесаревич мил и прост, добр и «уютен». Он очень нравственен и религиозен. У него «прекрасное сердце, благо­душие, справедливость» (граф Витте). Будучи отличным семьянином и однолюбом, он ненавидит распутство и с ним страстно борется, подчас ребячливо. Он не упускает случая дернуть за фалды полумуж­ского костюма, который любит носить его тетка Маша, княгиня Лейхтенбергская, живущая в тайном браке со Строгановым. И радостно, как ни в чем не бывало, извиняется.

История отца с княгиней Долгорукой была для него нестерпима.

ВОЖДЬ РЕТРОГРАДОВ

Самой опасной чертой наследника была привязчивость. Сначала он обо­жал брата Никса и был под его влиянием, потом под влиянием жены. Теперь он был под влиянием Победоносцева. И цесаревна поддерживала эту привязанность. Присутствие в Зимнем дворце фаворитки, ее не­законные дети, умирающая императрица, опасность брака царя с Долго­рукой после смерти императрицы — все это нависло над наследником и цесаревной. И цесаревна была счастлива, когда Победоносцев начал соби­рать вокруг наследника ту самую партию, которую великий князь Кон­стантин называл «ретроградной».

Вот цитаты из произведений Победоносцева, которые он внушал на­следнику и которые исповедовала эта оппозиция. И они же востребо­ваны у нас до сих пор:

«Конституция и парламент — великая ложь нашего времени». «Ве­ликая правда — самодержавие царей».

«Старые учреждения, старые предания, старые обычаи — великое дело... народ дорожит ими, как Ковчегом завета предков».

«Выборы — всего лишь дело искусства, имеющего свою стратегию и тактику подобно военному искусству. Толпа слушает того, кто гром­че кричит и искуснее подделывается пошлостью и лестью под ходячие в массе понятия и наклонности. Выбранный, как правило, — излюбленник хорошо организованного меньшинства. В то время как боль­шинство бессильно перед кружком или партией... По теории избира­тель отдает свой голос за кандидата, потому что знает его и доверяет ему. На практике... он его совсем не знает, но избирателю натвержено о нем речами и криками заинтересованной партии...»