Крючок для пираньи - Бушков Александр

Похоже, Кацуба собирался действовать в полном соответствии с собственными указаниями — невозмутимо поблескивая очками, оглядел аборигенов и пропел сквозь зубы с самым вызывающим видом:

Ой, напрасно, тетя,

дяде член вы трете,

дядя — полный импотент…

В сочетании с его хлипко-очкастым обликом сие выглядело предельным хамством, к тому же самый низкорослый из пятерки был выше Кацубы на голову. Они, конечно же, мгновенно и слаженно ощетинились, и тот, что с ножом, многозначительно прошипел:

— Бороду давно не выщипывали, интеллигент?

Скрипнул отодвинутый стул — это очаровательная женщина Фаина выпрямилась во весь рост, так что высокая грудь натянула тонкую белую блузку, и, испепелив глазами нахалов, ледяным голосом распорядилась:

— А ну-ка, улетучились дальше, чем я вижу!

«Ах, какая женщина! — невольно восхитился Мазур. — Веришь, что все правда — и насчет коня на скаку, и насчет горящей избы…»

Он был готов к бою, но, к некоторому его удивлению, пятерка моментально увяла, сникла и поскучнела, словно выпустили воздух из туго надутых шариков. Без единого слова они, принужденно улыбаясь, начали отступать, один протянул примирительно:

— Фая, да мы ж балуемся…

— Я тебе побалуюсь! — цыкнула Фаина. — Чтоб я вас тут неделю не видела! И в кабаке тоже!

Проводила взглядом уныло потянувшуюся к выходу пятерку, гордо — и совершенно без нужды — одернула блузку, садясь, улыбнулась Мазуру:

— Шляются тут, сопляки…

— Решительная вы женщина, — сказал он, отметив, кстати, отсутствие обручального кольца.

— Будешь тут… Не беспокойтесь, не тронут. Головы мигом пооткручиваю, если что, скажите.

— Ну, да мы уж сами… — заявил Кацуба.

Фаина оглядела его с ног до головы, по глазам видно было, что всецело и полностью верит в неподдельность Кацубовой личины. Однако удержалась от реплик в адрес недотепы-интеллигента (показав тем наличие такта), улыбнулась Мазуру:

— Правда, не беспокойтесь. В ресторане отираются, сопляки, на иностранок глазеют, ну да мы их за шкирку держать умеем…

— Да уж, вы подержите…

— Испугались?

— А то, — сказал Мазур. — Всю жизнь решительных женщин боялся.

— Оно и видно, уж такой вы пугливый — спасу нет…

Все шло по накатанной — извечная игра по нехитрым правилам, освященным, пожалуй, веками. В другое время и при другом раскладе можно было предсказать все наперед, но теперь в свои права властно вступила закулисная реальность — Кацуба, подтолкнув его локтем в бок, сказал:

— Микушевич, ты бумажки-то заполняй, а то мы еще водки не пили…

Фаина покосилась на него вовсе уж неприязненно, раз и навсегда наклеив этикетку. Кокетливо-сожалеючи улыбнулась Мазуру и, собрав бланки, тоном радушной хозяйки сообщила:

— Ресторан у нас вон там, часов в шесть откроется. Буфет на вашем этаже, на втором. С кипятильниками не балуйтесь — везде старая проводка, еще пожар устроите…. Горничную попросите, чай вскипятит. Сейчас иностранец пошел косяком, так что мы обслуживание на высоте держать стараемся… По городу вечером не шатайтесь — народ злой, от безделья и безнадежности водкой лечится, поколотить могут, — покосилась на Кацубу. — И в постели не курите, мало ли…

Они подхватили пожитки и повлеклись на второй этаж, шагали по гулкому темноватому коридору, как привидения в готическом замке. Тишина стояла гробовая, благодаря толстенным стенам и толстенным дверям из натурального дерева, из номеров не доносилось ни звука, и гостиница казалась вымершей.

— Ну, всем полчаса на оправку и обустройство, — распорядился Кацуба, помахивая здоровенным старомодным ключом от номера. — Мы пока с Гошей потолкуем о предстоящих свершениях, а потом, по русскому обычаю, сходим на разведку в смысле насчет водки. Когда еще кораблик придет…

Мазур закрыл за собой дверь, но запирать ее не стал, помня инструкции — следовало ожидать скорого визита Светы. Поставил сумку и пошел обживаться.

Номер с высоченными потолками и полукруглыми в верхней части окнами оказался двухкомнатным — спальня и гостиная. Вся мебель была массивная, не менявшаяся, должно быть, со времен торжественного открытия отеля, но ничуть не разболтанная — в прежние годы умели работать на совесть. На боковой стенке высоченного серванта, больше похожего на средневековое надгробие какого-нибудь герцога, Мазур даже обнаружил серую овальную алюминиевую бирочку с глубоко выбитыми буквами: «НКВД СССР — ПОЛЯРСТРОЙ». Чуть подумав и не терзаясь угрызениями совести, достал швейцарский перочинный ножик, открыл отверточку и в два счета отделил бирочку — в подарок доктору Лымарю, обожавшему подобные сувениры и нахально воровавшему их, где только возможно. Огромная коллекция доктора была широко известна в узких кругах и давно обросла фольклором — взять хотя бы случай с чешским самолетом «ЛК». Когда они только что появились на пассажирских трассах, доктор чуть ли не на глазах у экипажа отломал красивую пластмассовую табличку «Не курить» — а той же ночью очередная докторская подруга разбудила его нечеловеческим визгом. Оказалось, с наступлением темноты табличка начинала светиться зеленым призрачным сиянием, и продравшая ночью глаза похмельная девица отчего-то решила, что имеет дело с нечистой силой…